Родился 23 мая 1916 года в селе Сетуха, ныне Залегощенского района Орловской области, в семье крестьянина. Окончил среднюю школу. В 1936 году окончил Херсонскую авиационную школу пилотов Осоавиахима, а затем Высшую парашютную школу. Работал лётчиком-инструктором в аэроклубах Днепропетровска, Чебоксар и Грозного. С 1941 года в рядах Красной Армии.

С 25 января 1942 года в действующей армии. Воевал на Западном, Северо-Кавказском, Ленинградском и 3-м Белорусском фронтах. Был командиром звена, эскадрильи, штурманом, а затем командиром авиаполка. В 1943 году окончил курсы усовершенствования офицерского состава.

К марту 1944 года командир эскадрильи 943-го штурмового авиационного полка (277-я штурмовая авиационная дивизия, 13-я Воздушная армия, Ленинградский фронт)  капитан Г. М. Паршин совершил 138 боевых вылетов на штурмовку скоплений живой силы и техники противника. 19 августа 1944 года за мужество и отвагу, проявленные в боях с врагами, удостоен звания Героя Советского Союза.

К февралю 1945 года совершил ещё 96 боевых вылетов на штурмовку вражеских позиций. 19 апреля 1945 года командир 943-го штурмового авиационного полка майор Г. М. Паршин был награждён второй медалью «Золотая Звезда».

С 1946 года майор Г. М. Паршин — в запасе. Работал в Гражданском Воздушном Флоте, затем лётчиком-испытателем. Погиб 13 марта 1956 года при исполнении служебных обязанностей. Похоронен в Москве, где его именем названа улица.

Награждён орденами: Ленина (дважды), Красного Знамени (четырежды), Суворова 3-й степени, Александра Невского, Отечественной войны 1-й степени; медалями и иностранным орденом. Бронзовый бюст установлен в посёлке Залегощь Орловской области.

*     *     *

Сохранился редкий снимок, сделанный лётчиком Георшем Паршиным 1 марта 1944 года. Снимок этот — блестящее свидетельство меткости Паршина. На фотографии — объятый огнём немецкий танк. Метким ударом Паршин поджёг его, а затем, как он говорил, «для отчета», щёлкнул на пленку.

Трудно сказать, удалось ли Георгию Михайловичу сделать снимки всех уничтоженных им танков, но точно известно, что кроме того, который сгорел 1 марта 1944 года, он сжёг ещё 10.

Георгий Паршин очень быстро стал одним из лучших лётчиков-штурмовиков в наших ВВС. Так, если обычно штурмовики находились над полем боя около 20-25 минут и совершали лишь по 2-3 атаки, более опытные лётчики, такие как Г. М. Паршин, Г. М. Мыльников, В. А. Алексенко и другие, производили по 5-6 атак и над полем боя «висели» до 35 минут.

Когда, представляя лётчика к званию Героя Советского Союза, командир полка подвёл итоги его штурмовок, цифры получились солидные. Кроме 11 танков Паршин уничтожил более 80 вагонов и 6 паровозов, взорвал несколько вражеских складов с боеприпасами, подавил огонь более 50 батарей, разбил на дорогах свыше 100 немецких автомашин.

9 июня 1944 года Георгий Паршин совершил первый вылет на новой машине — штурмовике, на борту которого было написано: «Месть Бариновых». Этот самолёт был построен на средства матери и дочери — Прасковьи Васильевны и Евгении Петровны Бариновых и вручён капитану Паршину, как лучшему лётчику дивизии.

Мать и дочь Бариновы, работавшие во время войны в 27-й поликлинике Октябрьского района Ленинграда, внесли в фонд обороны доставшиеся им по наследству ценности и попросили построить самолёт, который назвался бы «Месть Бариновых».

«Пусть лётчик нашего самолёта не забудет о мучениях, перенесённых нами, ленинградцами, — писали Прасковья Васильевна и Евгения Петровна Бариновы, — Пусть не даёт он врагу покоя ни в воздухе, ни на земле!  Пусть совобождает от фашистских орд родную землю!»

Им, ленинградкам, перенесшим все ужасы блокады, было за что мстить. Война принесла им безмерное горе: в сентябре 1941 года погиб их сын и брат Виктор, ушедший на фронт добровольцем. В период блокады скончался глава семьи Пётр Иванович Баринов. Женщины остались одни. Не они не пали духом: мужественно перенесли смерть самых близких людей, бомбёжки, артобстрелы, голод и холод. Еле держась на ногах от истощения и физической усталости, возвращали в строй раненых. Потом сделали ещё один вклад в победу над ненавистным врагом: отдали на постройку боевого самолёта все свои сбережения. Примечательно и другое: в 1919 году так же поступал и дед, Иван Михайлович Баринов. Он передал тогда в фонд Красной Армии всё, что скопил за долгие годы.

Свой подарок патриотки вручили известному лётчику Ленинградского фронта Георгию Паршину и он с честью оправдал оказанное ему доверие.

Мстил Георгий не только за ленинградцев. У него были и свои личные счёты с врагом. Его семью тоже не миновала беда. На Орловщине немцы сожгли его родную деревню Сетуху, расстреляли отца. Так личное горе отдельных советских людей переплелось со страданиями и гневом всего народа. И это вызывало лютую ненависть к фашизму. Георгий Михайлович Паршин сражался на этой машине за себя, за Бариновых, за свой народ… На снимке: Прасковья Васильевна Баринова передаёт Паршину именной штурмовик Ил-2. В центре — её дочь Евгения.

Капитан Паршин учил своих подчинённых наносить исключительно точные удары по вражеским целям. Сбив к концу войны в воздушных боях лично 10 самолётов противника, он стал одним из лучших асов среди лётчиков штурмовой авиации.

Однажды шестёрке немецких истребителей удалось сбить его самолёт. Лётчик, очутившись на территории, занятой врагом, продолжал сражаться. Раненный, он не стал отсиживаться в лесу. Вместе с воздушным стрелком Паршин вышел к дороге. Здесь они убили немецкого офицера, ехавшего на мотоцикле. Затем незаметно подобрались к трём вражеским сапёрам, рывшим окоп, обезоружили их и захватили в плен. С тремя «языками» Паршин и стрелок перешли линию фронта.

Принимая самолёт от ленинградских патриоток, Паршин сказал, что постарается на нём закончить войну и добить врага в его логове. И лётчик сдержал своё слово! После Выборгской операции он громил врагов в Прибалтике, сражался в небе над Восточной Пруссией, штурмовал Кёнигсберг. Только на Ленинградском фронте Г. М. Паршин, сопровождая танки и пехоту громя фашистские штабы и коммуникации, уничтожил 10 самолётов, столько же паровозов, более 60 вагонов, 11 танков, подавил 56 батарей, разбил около 120 автомашин противника.

19 августа 1944 года за бои на Карельском перешейке Паршину присвоили звание Героя Советского Союза. А ровно через 8 месяцев — 19 апреля 1945 года — он был награждён второй Золотой Звездой.

После войны Георгий Михайлович работал в гражданской авиации, затем стал лётчиком-испытателем.

*     *     *

Молнии под крылом

Слава храброго и неутомимого лётчика-штурмовика пришла к Георгию Паршину с первыми же его полётами на Ленинградском фронте. На вид несколько старше своих лет, невысокий, стремительный, с размашистыми движениями, с золотым чубом, упрямо спадающим на лоб, казалось, он не мог существовать вне боя.

— У меня свои счёты с гитлеровцами, — сказал как-то Паршин своим боевым друзьям. — Они сожгли мою деревню Сетуху под Орлом, спалили мой дом, выследили моего отца-партизана и расстреляли его…

Но особенно острой болью и негодованием наполнялось сердце Георгия Паршина при мысли о том, что переносил осаждённый Ленинград. Он, воин, близко видевший смерть на фронте, всё же не мог без содрогания думать о тех пытках голода и холода, каким подвергались жители героического города, о ежедневных обстрелах Ленинграда вражескими миномётными и артиллерийскими батареями.

— Мы должны обнаружить и подавить огневые точки врага, — говорил Паршин лётчикам своей эскадрильи, отправляясь на боевое задание в один из январских дней 1944 года.

Как всегда в минуты большого душевного волнения, он произносил слова быстро и отрывисто. Паршин подошёл к своему штурмовику. На этой машине, уже, будучи командиром эскадрильи, воевал он на Северном Кавказе. На ней вот уже более полугода летал на Ленинградском фронте. Он полюбил свой самолёт за маневренность и прекрасное вооружение.

Взметая густые облака снежной пыли, штурмовики с рёвом оторвались от земли. Паршин летел во главе эскадрильи. Всё отчётливей очертания Ленинграда. И, всматриваясь в них, Паршин с особенной ясностью понимал, что, защищая Ленинград, он защищает всё, что дала ему, крестьянскому парнишке, страна. Вот и Ленинград — белый, озарённый вспышками взрывов вражеских снарядов, но всё такой же величественный, непобедимо прекрасный. Отчётливо выделялись на горизонте пулковские высоты. Паршин вёл эскадрилью на Пушкин, откуда, по данным службы наблюдения, били дальнобойные батареи гитлеровцев. Скоро около самых крыльев самолётов замелькали огненные шары. Линия фронта!

Самолёты набрали высоту. Лёгкие слоистые облака скрыли от лётчиков землю. Паршин вывел эскадрилью из облаков над районом, где были расположены бившие по Ленинграду орудия. Ложбины, бугры — всё покрыто снегом. Ничего не различить внизу. Но вдруг под самыми крыльями вспыхнула короткая молния. Орудие!..

Штурмовики начали атаку. Сквозь стекло кабины лётчик видел надвигавшуюся на самолёт белую, заснеженную землю. Его зоркий глаз ясно различил какой-то чуть темневший на снегу квадрат. Быстрый нажим пальцев на маленькие светящиеся кнопки, и от самолёта отделились снаряды и бомбы. Почти у самой земли Паршин вывел машину из пике и снова набрал высоту. Он повёл эскадрилью в новую атаку, и только когда внизу, на месте тёмного квадрата, заходили волны огня и дыма и бившая по Ленинграду фашистская «точка» замолкла, он подал команду возвращаться домой.

…Началось наступление на Ленинградском фронте. Паршин вёл свою эскадрилью курсом Красное Село — Ропша. Густые снеговые облака прижимали самолёты к земле. Мокрый снег залеплял стёкла машин. Но и сквозь белесую мглу острый взгляд лётчика различил цель — танки врага, обстреливавшие наши танки. Он поймал в перекрестье прицела башню головного танка и, спикировав, сбросил на него первые бомбы. Паршин сфотографировал самый большой костёр, возникший на месте головного танка, и, вернувшись на свой аэродром, доложил командиру полка, что цель уничтожена.

Когда командир ответил ему: «Передохни», — Георгий воскликнул: «Да какая же может быть передышка, когда такие дела творятся?!»

Паршин снова вылетел со своей эскадрильей на штурмовку немецких танков во второй, в третий, потом в четвертый и уже на рассвете нового дня — в пятый раз. Так летал он в первый день, так летал во все последующие дни наступления…

— Наконец-то! — обрадованно воскликнул он, получив задание уничтожить последние бьющие по Ленинграду батареи. Он первым ввёл в пике свой штурмовик и сбросил бомбы на вражеские батареи. Снаряды гитлеровцев рвались около наших самолётов. Но Паршин, искусно лавируя между огненными шарами разрывов, повёл своих штурмовиков на повторный заход. Затем — ещё… Когда последние вражеские орудия превратились в груды металла, он вздохнул облегчённо. В Красное Село входили советские танки.

А вечером в одной из загородных дач, где жили лётчики, Георгий делился со своим другом Андреем Кизимой впечатлениями боевого дня.

— Вот мы и наступаем, — говорил он. — Скоро я найду на Орловщине свою мать, а ты у себя на Украине — брата.

— Непременно разыщем, — улыбался Андрей.

Нет на свете дружбы крепче и беззаветней, чем дружба людей, вместе смотревших в лицо смертельной опасности. Такая беззаветная фронтовая дружба связывала Георгия Паршина с Андреем. Часто, когда тяжёлые снеговые облака заметали небо, и нельзя было даже представить себе, как можно вести в такую погоду самолёт, Паршин и Кизима вместе вылетали на разведку. В одной из разведок, когда лётчики уже закончили фотографирование вражеских укреплений под Кингисеппом, разорвавшийся зенитный снаряд пробил плоскость и хвост самолёта Кизимы.

— Держись ко мне ближе, Андрей, — крикнул ему по радио Паршин. — До линии фронта недалеко. Дотянем!

И два штурмовика, один невредимый, другой с перебитым крылом и повреждённым хвостовым оперением, прижавшись друг к другу, словно связанные какими-то невидимыми нитями, летели через линию фронта… И там, где на их пути начинали рваться огненные шары вражеских снарядов, самолёт Паршина прикрывал своим крылом раненую машину друга.

И вот новое утро, и оба командира повели эскадрильи на штурмовку большой группы немецких танков. При выходе из атаки на них из-за облака выскочили 6 тупорылых немецких истребителей «Фокке-Вульф-190».

— Отбивай «Фоккеров»! — крикнул Паршин своему стрелку Бондаренко. И как бы в ответ на его команду в воздухе перевернулся и окутанный дымом пошёл к земле вражеский истребитель. Всё дальнейшее произошло молниеносно: на штурмовик Паршина ринулся другой истребитель, но в тот же миг на него обрушилась длинная пулемётная очередь штурмовика Кизимы. Второй «Фокке-Вульф», разламываясь на части, полетел к земле.

Паршин снова ударил по танкам. Самолёт его сильно тряхнуло, и пулемёт стрелка замолчал. Было ясно, что его штурмовик подбит, а стрелок ранен. Другой снаряд ударил по рулям управления. Острая боль обожгла лицо и правую руку Паршина. Он с трудом перевёл штурмовик в горизонтальный полёт. Только бы дотянуть до линии фронта! Всего 10 километров, не больше. Но фашистские истребители упорно преследовали его. Рули управления уже не подчинялись лётчику. Едкий дым окутал кабину, со страшной скоростью приближалась земля. Внизу чернел лес…

Паршин не вернулся из полёта. Но сама мысль о том, что он мог погибнуть, казалась в полку неправдоподобной, и ни командир, ни лётчики не уходили до поздней ночи с лётного поля, дожидаясь, что вот-вот Георгий прилетит. Уже стемнело, техники замаскировали на ночь машины, а Паршина и его стрелка Бондаренко не было.

В этот день полк получил несколько новых самолётов. Одна из них особенно привлекла внимание лётчиков. На правой стороне её фюзеляжа крупными красными буквами была выведена надпись: «Месть Бариновых», на левой — «За Ленинград». Как сообщало командование, эта машина была построена на средства двух ленинградок Бариновых — Прасковьи Васильевны и её дочери Евгении Петровны — служащих одной из ленинградских поликлиник. Они внесли в Госбанк на постройку штурмовика имевшиеся у них сбережения. В письме в полк патриотки просили вручить этот штурмовик самому храброму лётчику. И мысли лётчиков вновь и вновь обращались к Паршину. Вот если бы он вернулся, сделали бы ему подарок!..

Усталые, с окровавленными повязками на лицах, в ссадинах и ожогах вошли Паршин и Бондаренко в землянку КП.

— Георгий! — воскликнул Кизима, бросившись к другу.

— Спасибо тебе за сбитого «Фоккера», а то, кто знает, может, и не вернулся бы… — сказал Паршин. И тотчас же зазвучал в землянке его отрывистый голос, рапортовавший командиру:

— Наш подожжённый немецкими истребителями штурмовик упал на лес. Деревья амортизировали удар. Мы успели выскочить! Самолёт взорвался… Встретили в лесу разведчиков. Пошли с ними за «языком». Они нам помогли.

И, закончив рапорт, спросил командира:

— На какой же машине я полечу завтра, товарищ майор?

Обсуждая вопрос, кому вручить штурмовик «Месть Бариновых», командование части остановило свой выбор на Георгии Михайловиче Паршине.

Лётчик заканчивал осмотр новой машины, когда по аэродрому пронеслась весть:

— Приехали Бариновы! Приехали хозяйки самолета!

Вместе с командиром полка подошли они к самолёту.

— Товарищ майор, разрешите мне пролететь с ними над Ленинградом, — неожиданно для себя обратился Паршин к командиру.

Получив разрешение, Георгий усадил Бариновых в кабину стрелка и так бережно, как только мог, оторвал штурмовик от земли. Он пролетел со своими пассажирками над серебристой излучиной Невы, над проспектами города. Потом развернул машину в сторону аэродрома и осторожно повёл её на посадку.

Бариновы провели весь день в дружной семье лётчиков. Никогда ни одна машина не была так дорога Паршину, как эта. Она была для него символом неразрывной связи и единства народа со своей армией. Он попросил полкового художника нарисовать на левой стороне фюзеляжа, рядом с надписью «За Ленинград», контур Петропавловской крепости и стрелу. На правой стороне, рядом с надписью «Месть Бариновых», — четыре красные звезды — счёт сбитых им самолётов.

И хотя, как говорил Георгий, не всегда выпадает такой праздник штурмовику, чтоб вражеский самолёт сбить, однако в первый же свой вылет на новом самолёте, совершая «прогулку» на разведку вражеского аэродрома, он увидел выскочивший из-под его крыла длинный самолёт с синей свастикой на фюзеляже. Финский разведчик! Нажим на гашетки пулемётов и пушек, и самолёт противника пошёл к земле. В этот день на самолёте «Месть Бариновых» появилась пятая красная звезда.

Линия фронта отходила всё дальше от Ленинграда. Эскадрилья Паршина вела непрерывные бои. Георгий отыскивал вражеские машины, танки, самоходные орудия и, пикируя на цель, уничтожал её. Он наносил удары по вражеским аэродромам именно тогда, когда там было больше всего самолётов. Не давая им взлетать, сбрасывал он свой разящий груз на лётное поле врага до тех пор, пока оно не превращалось в бушующее море огня.

Паршин всегда появлялся там, где больше всего нужна была его помощь. На имя командира полка стали приходить телеграммы и письма от пехотинцев, артиллеристов, танкистов. Все они благодарили лётчика за помощь в бою. «Мы узнаём его самолёт с земли», — писали они. А в августе 1944 года, незадолго до Дня авиации, в жизни Паршина произошло огромное событие. Указом Президиума Верховного Совета СССР ему было присвоено звание Героя Советского Союза.

Командир полка дал ему сутки на отдых. Паршин решил слетать в Ленинград. Внимательно вглядываясь в черты города-героя, он шёл по чисто прибранным улицам, по Театральной площади, мимо повреждённого фашистской бомбой и уже стоящего в лесах здания Театра оперы и балета имени С. М. Кирова. Затем свернул на проспект Маклина, нашел нужный ему дом, постучал в квартиру Бариновых. Те встретили его, словно родного. Долго беседовали они в тот вечер.

— У меня есть две мечты, — говорил им Паршин. — Первая — долететь на вашем самолёте до самого Берлина и рассчитаться с фашистами за всё, что перенесли ленинградцы. А вторая — вернуться живым в Ленинград…

Наступление войск Ленинградского фронта становилось всё стремительней. Теперь эскадрилья Георгия Паршина летала над городами, деревнями и хуторами Советской Эстонии. С наслаждением раскуривая после ужина крепкую папиросу, Паршин стоял на крыльце бревенчатого домика, в котором жили командиры эскадрилий. Подставив разгорячённое лицо свежему влажному ветру, смотрел он на белевшие неподалёку чуть освещённые луной избы эстонских крестьян. Заново жить начинают. Хозяйство своё налаживают.

Внезапно со стороны аэродрома раздались сильные залпы.

— Таллинн взят! Взят Таллинн! — донёсся до его слуха чей-то возбуждённый голос. И одновременно кто-то сунул ему в руку письмо в большом самодельном конверте. Он прочёл его тут же при свете карманного фонарика.

«Мне построили новый дом вместо спалённого гитлеровцами. Когда же ты приедешь, сынок? Хотя бы на денёк на родину вырвался», — писала Георгию мать. И в ночи, озарённой вспышками праздничных ракет, он ясно увидел её — сгорбленную, поседевшую, думающую о нём день и ночь, день и ночь… Видел свою деревню Сетуху такой, какой она была раньше, — с яблоневыми и грушевыми садами, бревенчатыми избами, обнесёнными свежевыкрашенными заборами, золотистые волны хлебов на колхозных полях… Он пошёл в свою комнату и на листке блокнота написал размашистым почерком:

«Погоди ещё немного, мама. Сегодня мы взяли Таллинн!   Остались считанные часы, и освободим всю Эстонию. Скоро я буду воевать в Германии. А там и домой».

На последний отбитый у гитлеровцев аэродром штурмовики сели прежде, чем команды обслуживания успели туда доставить горючее и боеприпасы.

— Вот что, орлы! — подошёл Паршин к своим лётчикам. — Получен срочный приказ прикрыть наш десант при высадке на остров Даго!

— На чём полетим? Нам даже машины заправить нечем! — заволновались лётчики.

— Ничего, — сказал уверенно Паршин, — Я уже договорился с командиром. Одну шестёрку поведёт Кизима, другую — я. Мы перельём остатки горючего из баков всех машин в наши самолёты. Заберём все оставшиеся снаряды. Не страшно, что неполный комплект!..

Советские катера были уже в море, когда над ними появились две группы штурмовиков. И тотчас же с темневшего впереди острова Даго по катерам открыли огонь вражеские орудия. Около самых бортов, высоко вздыбив воду, разорвалось несколько снарядов. Паршин и Кизима метнулись к острову и резко спикировали на две бившие по катерам батареи. Батареи смолкли. Но Паршин знал, что, как только катера подойдут к острову, батареи вновь откроют по ним огонь. Чтобы обеспечить успех десанта, надо перехитрить врага.

— Ставь свою шестёрку в оборонительный круг. Я свою тоже поставлю, — сказал он по радио Кизиме. — Будем атаковать вхолостую. Снаряды беречь на крайний случай!

И две группы штурмовиков во главе со своими командирами закружились над позициями противника. Всё круче пикируя на батареи, они совершали заход за заходом, парализуя волю врага стремительностью своих атак. Лишь когда все десантники высадились на остров, на батареи врага обрушились последние снаряды советских штурмовиков.

В дни боёв за освобождение Советской Эстонии майор Георгий Михайлович Паршин был назначен командиром полка. Паршин знал, какая огромная ответственность ложилась на его плечи. И он отдавал делу победы весь свой опыт, все свои силы.

Вместе с другими авиационными частями Ленинградского фронта штурмовики перелетели к границам Восточной Пруссии. Бои шли в направлении Кёнигсберга. Паршин прорывался со своими лётчиками сквозь заслоны гитлеровцев и, теряя счёт атакам, штурмовал самые упорные цели, уничтожал орудия, эшелоны, поджигал танки, пытавшиеся остановить движение советских войск.

В один из самых напряжённых дней наступления он собрал командиров эскадрилий на командном пункте.

— Крупная немецкая группировка юго-западнее Кёнигсберга прижата к морю нашими войсками, — разъяснял он лётчикам новую задачу. — Мы должны помешать группировке перебраться в порт Пиллау. Вместе с артиллерией ударим по всем плавучим средствам. Предупреждаю, будем сбрасывать бомбы замедленного действия, чтобы не задело самолёты взрывной волной, летать будем низко.

Штурмовики подлетели к порту Розенберг, когда десятки барж, катеров, самодельных плотов и лодок отплыли из порта, стараясь добраться до косы в заливе Фриш-Гаф.

— Атакуем головное судно, — приказал Паршин своим штурмовикам, — Бьём бронебойными.

Выводя самолёт из пике, видел, как бомбы проломили палубу. Значит, как только штурмовики повторят удар и наберут высоту, в трюмах произойдут взрывы.

— Теперь на баржу! Бьём осколочными!

Новая серия бомб. Новый набор высоты. Новая цель — катер! Долго отражалось в воде зарево от горящих катеров и барж…

В один из боевых вылетов в район Гольдапа был тяжело ранен Андрей Кизима. На маленьком учебном самолёте Паршин увёз своего друга в госпиталь в Каунас. После лечения в госпитале по приказу командования Кизима должен был отправиться в санаторий. Война для него кончалась. В госпитале, сидя около койки раненого друга, Паршин старался не выдавать своего волнения и без того огорчённому Кизиме.

— Да что ты расстраиваешься, Андрей, — утешал он друга. — Ведь ты войну не где-нибудь, а в Восточной Пруссии, в логове зверя, заканчиваешь.

Начинался штурм Кёнигсберга — оплота эсэсовцев — доживавшего свои последние часы. Гитлеровцы, окружённые со всех сторон советскими войсками, уже отрезанные от порта Пиллау, превратили в опорный пункт каждый дом. Они били из множества орудий по аэродромам, на которых теперь базировались советские лётчики, по наступавшей советской пехоте и танкам. Искусно лавируя между трассами зенитного огня, Паршин пикировал на бившие по советским войскам орудия.

Он разрабатывал с командирами эскадрилий план выполнения очередного задания, когда его позвали к телефону и сообщили о присвоении второй раз звания Героя Советского Союза! Радость Георгия Паршина была особенно полной, так как в этот же день, 19 апреля 1945 года, было присвоено звание Героя Советского Союза его другу Андрею Кизиме.

Наступил великий день победы над фашистской Германией.

— Украсьте все самолёты живыми цветами, — приказал лётчикам Паршин, — сегодня, в День Победы, мы совершим двухтысячный по счёту вылет нашего полка.

Над городами Германии навстречу солнцу большим пеленгом летели штурмовики за своим командиром. По команде «огонь» лётчики нажимали кнопки бомбосбрасывателей, и с весеннего неба на улицы немецких городов падал многоцветный дождь листовок, в которых советское командование возвещало о полной капитуляции гитлеровской Германии.

Маленький связной самолёт доставил на аэродром почту и газеты. Развернув первомайский номер армейской газеты, Паршин увидел опубликованное там письмо Бариновых к нему.

«Дорогой Георгий Михайлович! Поздравляем Вас с большой наградой. Вы теперь дважды Герой Советского Союза. Мы гордимся этим. Очень приятно, что, воюя на самолёте «Месть Бариновых», Вы стали таким известным человеком. У нас в Ленинграде весна. Небо чистое, ни облачка, и солнце начинает припекать. Радостно смотреть, как расцветает наш Ленинград. На улицах уже не увидишь заколоченных досками и засыпанных песком витрин. Сегодня объявили, что отменяется светомаскировка и разрешается круглосуточное движение по городу в майские дни. Как засияет наш Ленинград, отражая в Неве столько огней!»

В тот вечер Паршин писал в Ленинград:

«Добрый день, дорогие хозяева моей любимой машины, на которой я закончил битву с фашистской Германией. Я получил через «Боевую тревогу» ваше письмо. Очень вам благодарен. За время войны я сделал 253 вылета на штурмовку, из них более 100 вылетов на подаренной вами машине, штурмовал крепости врага, жёг танки, топил баржи, в воздушных боях сбивал самолёты противника.

Поздравляю вас с победой. Скоро я надеюсь прилететь к вам на своём крылатом, на котором написано «Месть Бариновых» и нарисовано десять звёзд. Это означает, что всего мною за Отечественную войну сбито в воздушных боях десять фашистских пиратов. Даю слово большевика-лётчика, что отдам все свои силы и способности для дальнейшего укрепления нашей авиации, а если придётся снова столкнуться в бою с врагами нашей Родины, то буду так же стойко драться за счастье великого советского народа, за дело партии Ленина».

…Плавно пробежав по взлётной дорожке, легко оторвался от лётного поля штурмовик «Месть Бариновых». Дважды Герой Советского Союза майор Георгий Паршин взял курс с одного из аэродромов Германии на Ленинград. Рука лётчика спокойно лежала на штурвале. Под крыльями его самолёта плыла земля, своя, советская, родная, освобождённая от чужеземного нашествия и уже набирающая силы для нового своего расцвета. Земля, на которой утверждалось счастье человека. И он призван был оберегать это счастье.

Людмила Попова

(Из материалов сборника — «Люди бессмертного подвига». Том 2.  Москва 1975 год.)