Имя Петра Бринько стоит в одном ряду с именами прославленных асов Второй Мировой войны. К 14 сентября 1941 года на его боевом счету было 15 сбитых самолётов противника, причём 2 из них — тараном. И это всего лишь за 2,5 месяца с начала войны.
Пётр Бринько родился 17 сентября 1915 года в посёлке Мандрыкино, ныне в черте города Донецка, в семье рабочего. Окончил 10 классов и аэроклуб в Запорожье. В 1933 году получил специальность подземного электрослесаря, окончив школу ФЗУ (ныне СПТУ № 108 города Донецка). С 1935 года служил в Военно-Морском Флоте. По окончании Ейской школы военных морских лётчиков, был направлен на Тихоокеанский флот.
Участник боёв с японскими захватчиками у озера Хасан в 1938 году и реке Халхин-Гол летом 1939 года. С началом Советско-Финляндской войны 1939-1940 годов, переведён в 13-й истребительный авиационный полк (10-я смешанная авиационная бригада, ВВС Балтийского флота). Летал на разведку, сопровождение бомбардировщиков, штурмовку войск противника, за что был награждён орденом Красного Знамени.
С первых дней Великой Отечественной войны на фронте. Заместитель командира 2-й авиационной эскадрильи 13-го истребительного авиационного полка (61-я истребительная авиационная бригада, ВВС Краснознамённого Балтийского флота) лейтенант П. А. Бринько участвовал в обороне Ленинграда, Таллина, защищал полуостров Ханко. Тогда-то и расскрылся в полной мере его боевой характер.
3 июля 1941 года 2 вражеских истребителя неожиданно напали на аэродром. Бринько сумел под огнём поднять свою машину в воздух и набрать высоту. Тут же, над аэродромом, он сбил один из вражеских самолётов. Через день он уничтожил «Юнкерс-88». Вражеские бомбардировщики приблизились в этот раз к аэродрому, используя низкую облачность. Считанные секунды — и самолёт Бринько взмыл в воздух. Он дерзко атаковал противника, и вскоре один из самолётов упал на землю.
8 июля, возвращаясь на аэродром после штурмовки вражеских войск, Бринько встретил и атаковал вражеский бомбардировщик незнакомой конструкции. Моторные гондолы придавали ему вид Ju-88, а двухкилевой хвост — Ме-110. Пётр Бринько со второй атаки сбил этот воздушный гибрид, и тот плюхнулся в воду. Лётчики погибли. Затонувший самолёт был извлечён из воды и установлен на центральной площади Ханко. Как потом выяснилось, это был разведчик Ju-86.
24 июля 1941 года в воздушном бою на дальних подступах к Ленинграду (в районе посёлка Лагсберг) на самолёте И-16 тип 29, исчерпав боеприпасы, таранным ударом сбил вражеский самолёт Ме-110. Сам же произвёл посадку на повреждённом самолёте. Товарищи восхищались храбростью и боевым умением Петра, учились у него лётному мастерству. Таким же отважным и умелым пилотом был и его боевой товарищ — ведущий пары Алексей Антоненко, с которым Бринько летал с первых дней войны. 14 июля 1941 года, за мужество и отвагу, проявленные в боях с врагами, им обоим было присвоено звание Героя Советского Союза.
А через 2 дня это памятное событие было отмечено новыми победами отважных лётчиков. На рассвете 16 июля в землянку, где спали Антоненко и Бринько, вбежал дежурный и сообщил, что 2 финских «Фиата» приближаются к аэродрому. Через несколько минут друзья были уже в воздухе. А ещё через 10 минут оба «Фиата» догорали на земле…
А вскоре случилось непредвиденное. В одном из вылетов Пётр Бринько, возвращаясь на свой аэродром атаковал истребитель И-153, приняв его за вражеский. Очередь оказалось точной — «Чайка» пошла круто вверх, завертелась в штопоре и упала в воду рядом с берегом. Лишь тогда Бринько заметил на её крыльях красные звёзды… Отважный лётчик тяжело переживал случившиеся, теперь он стремился в бой, как никогда — ему нужно было смыть свою вину кровью врагов. И он достиг своего, уничтожив ещё несколько самолётов противника.
Все свои победы Балтийский ас одержал на истребителе И-16. Самолёты этого типа вынесли на себе самый тяжёлый — начальный — период войны. Тогда они уже не были самыми современными, так как обладали скоростью не более 465 км/час. Однако довольно высокая маневренность и хорошее вооружение давали им возможность успешно противостоять новейшим вражеским истребителям.
23 июля Антоненко и Бринько вылетели на разведку. Выполнив задание, они решили заглянуть на базу вражеских гидросамолётов. Сделав несколько стремительных заходов, друзья подожгли 4 гидроплана, а, вернувшись домой, доложили своему начальству о результатах разведки. Вечером, в сопровождении двух «Чаек», они повторили налёт на морскую базу противника. В этот же день, в воздушных боях, Бринько сбил ещё 2 вражеских самолёта.
2 августа Пётр Бринько одержал свою очередную победу — сбил финский истребитель Fokker D-XXI, а 7 августа, в районе аэродрома Даго, уничтожил бомбардировщик Ju-88.
Утром 5 сентября 1941 года Бринько, в паре со своим ведомым лейтенантом Мальцевым, вылетел по тревоге на отражение налёта вражеской авиации на аэродром Низино (Ленинградская область). Набрав высоту, они обнаружили 18 Ме-110. Бринько с ходу пошёл в атаку на ведущего группы. На помощь своему командиру бросились сразу 4 «Мессершмитта». Мальцев меткой очередью сбил одного из них. В это время успели взлететь ещё несколько наших истребителей. Завязался ожесточённый бой.
Вскоре у Бринько кончились патроны и он решил таранить идущего в лобовую атаку врага. Ме-110 перестал стрелять, резко отвернул, и тогда Бринько, сделав разворот, прочно сел ему на хвост. Расстояние между самолётами резко сокращалось. Бринько убрал газ, немного потянул ручку на себя и нанёс удар винтом по «Мессершмитту». Потом выключил мотор и произвёл посадку на своём аэродроме. Это была его 12 победа, за которую он был награждён орденом Красного Знамени.
Пётр Бринько погиб 14 сентября 1941 года, получив многочисленные ранения осколками зенитных снарядов. При попытке совершить посадку подбитый самолёт задел крылом опору ЛЭП и упал… К тому времени он совершил более 100 успешных боевых вылетов, имел на своём боевом счету 15 воздушных побед, сжёг 1 аэростат-корректировщик. Похоронен в братской могиле лётчиков, погибших при защите Ленинграда.
Награждён орденами: Ленина, Красного Знамени, Красной Звезды; медалями. В посёлке Жилгородок, неподалеку от деревни Низино Ломоносовского района Ленинградской области, установлен памятник — обелиск, на котором первой высечена его фамилия. Именем Героя названа одна из улиц в Донецке и Ленинграде. На шахте № 29 установлена мемориальная доска.
Герой Советского Союза Дудаков Александр Васильевич
Родился 7 марта 1919 года в селе Согласовка, ныне Бековского района Пензенской области, в семье рабочего. В 1927 году семья Дудаковых переехала в город Ртищево Саратовской области, где Александр окончил среднюю школу №26. С 1936 года в рядах Красной Армии. По комсомольскому набору поступил в Энгельсскую военную авиационную школу лётчиков. По окончании школы в декабре 1938 года, был оставлен в ней в должности лётчика-инструктора. Готовил курсантов на самолётах У-2, Р-5 и СБ. После многочисленных рапортов получил направление в действующую армию.
В 1942 году в числе других опытных специалистов командирован в Монино под Москвой, где формировалась 22-я авиационная дивизия авиации дальнего действия. С июня 1942 года на фронтах Великой Отечественной войны.
К маю 1945 года командир эскадрильи 15-го Гвардейского бомбардировочного авиационного полка (14-я Гвардейская бомбардировочная авиационная дивизия, 4-й Гвардейский бомбардировочный авиационный корпус, 18-я Воздушная армия) гвардии майор А. В. Дудаков совершил 225 боевых вылетов на бомбардировку объектов в Берлине, Будапеште, Варшаве, Кёнигсберге.
За образцовое выполнение боевых заданий командования, мужество, отвагу и геройство, проявленные в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками, Указом Президиума Верховного Совета СССР от 23 февраля 1948 года удостоен звания Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда».
После войны до 1974 года служил на командных должностях в ВВС. Окончил Военно-Воздушную академию в 1952 году и Военную Академию Генерального штаба в 1960 году. Командовал авиационным соединением (22-й авиационной дивизией дальней авиации в Бобруйске). После списания с лётной работы преподавал в Военно-Воздушной академим. С 1974 года генерал-майор авиации А. В. Дудаков — в запасе. Жил в Монино (Московская область). Работал инженером в Центральном конструкторском бюро в Москве. Скончался 20 апреля 2012 года. Похоронен в Монино на мемориальном кладбище.
Награждён орденами: Ленина, Красного Знамени (дважды), Отечественной войны 1-й степени (дважды), Красной Звезды (дважды); медалями.
* * *
«Родился я в 1919 году в селе Согласовка Берковского района Пензенской области. Там детство провел. Моя мать — из крестьян, отец — из рабочих, старый солдат, провоевал 3 войны: Первую Мировую, Гражданскую и эту… В этой войне он уже не с винтовкой воевал, а с топором, как плотник, восстанавливал железнодорожные станции. Как раз перед моим поступлением в школу семья переехала в город Ртищев Саратовской области. Кстати, у меня звание «Почётный гражданин города Ртищева».
Во Ртищеве я окончил 9 классов, и, по комсомольскому набору, поступил в Энгельское военное авиационное училище лётчиков.
В 9-м классе вызвали в райком и направили на медицинскую комиссию. Из Ртищева многих тогда вызвали, почти всех. Но отобрали в лётчики только 6 человек. Окончив 9 классов, я уехал в Согласовку. Но тут же получил письмо от отца: «Приезжай, тебя вызывают в райком». Вернулся, и нас, 6 человек, отправили в Саратов. Вновь была медицинская комиссия, но более строгая. Была и мандатная комиссия. Я толком не понимал, что такое лётчик, а что техник. На мандатной комиссии на вопрос:
— Вы куда хотите: в лётчики или в техники?
Я ответил:
— В техники.
— Ну, чего Вы в техники? У Вас же одни пятерки? Идите в лётчики !
Я согласился — мне было всё равно…
Поехали мы из Саратова в Энгельс. Опять нас и медицина посмотрела, и мандатная комиссия. Потом стали нас экзаменовать. По русскому языку диктант и письменно по математике. На экзамен нам давали 2-3 часа. Я за час сделал. Проверили и оценили на «пять».
Я попал в самый сильный класс на 111-е отделение. В него попало 30 человек. В штурманы никого не агитировали, а всех в лётчики взяли. Начиналась так называемая «терка». Нам сказали:
— В наряд ходить вы не будете, будете заниматься: 8 часов с преподавателем и 6 часов — самоподготовка.
Нагрузка колоссальная. Как сейчас помню, самой сложной была «аэродинамика» или «теория полётов», так это называли. Преподаватель по аэродинамике, капитан Крашевич, представился, с каждым познакомился. И начали. В общем, за зиму мы закончили почти всю «терку». Весной начались полёты.
Вместе с теорией мы изучали самолёт У-2 — для первоначального обучения очень хороший, простой по технике пилотирования. Изучили его и начали летать. Программа полётов называлась — «вывозная». Первый полёт с инструктором, но пилотируем вместе. Первый, второй полёт… Теперь уже пилотирует курсант, а инструктор где надо поправляет.
Вообще-то срок обучения был 3,5 года, но я обучался порядка 2-х лет. Наше звено было такое особое. И нас всех, 21 человек, оставили работать инструкторами, поскольку мы и теоретически были самые сильные и летали лучше всех. Чуть позже Сашку Максимова, хоть и летал хорошо, «по глазам» списали с лётной работы, но дали ему лейтенанта и оставили работать преподавателем по физкультуре. Он был сильный физкультурник. Хороший паренёк был.
Я во время войны попал в АДД (авиация дальнего действия). На самолётах В-25 «Митчелл» мне пришлось летать в течение 6 лет — с июня 1942 года и до поступления на учёбу в Военно-Воздушную академию в 1948 году. Это были машины разных серий: B-25S, B-25D, B-25G, которые, в основном, отличались друг от друга расположением оборонительного вооружения и его количеством, а также запасом топлива.
Самолёты начали поступать на аэродром «Монино», где формировалась 222-я АД ДД в составе 3-х полков. Первыми мы получили B-25S. Они имели 2 электрофицированные башни: одну — в верхней части фюзеляжа, другую — в нижней. На каждой было по 2 крупнокалиберных пулемёта 12,7-мм калибра. Ещё один пулемёт стоял у штурмана в самом носу самолёта.
При боевых действиях в ночных условиях нижняя башня оказывалась, по существу, «слепой». Это давало возможность ночным немецким истребителям Ме-110 незаметно подстраиваться снизу к самолёту и следовать за ним до аэродрома посадки, где бдительность экипажа пропадала. Как правило, после 4-го разворота при заходе на посадку наших безнаказанно сбивали. Так погибло несколько самолётов Ил-4 и B-25S.
Наше командование отреагировало быстро: попросили нижнюю башню убрать, поставить один пулемёт со стрелком в корму и по одному пулемёту с боков фюзеляжа — их должен был обслуживать другой стрелок. Таким образом, экипаж увеличивался на одного стрелка и состоял из 6 человек. Кроме этого, в бомбовый люк поставили дополнительный бензобак на 215 галлонов, что позволило увеличить продолжительность полета до 7 часов. Такая реконструкция стала возможной благодаря большим размерах бомбового люка, в котором свободно размещались для подвески 4 бомбы ФАБ 250 и 2 — ФАБ 500. Так родился самолёт B-25D. Впоследствии в корму стали помещать 2 спаренных пулемёта, и эта серия называлась уже B-25G.
Надо отдать должное американскому командованию и их промышленности. Они немедленно выполняли все наши заявки по повышению боевых возможностей самолёта В-25. Кстати, название «Митчелл» у нас как-то не привилось, и мы всегда называли самолёт просто — «В-25».
Первое впечатление о машине у лётчиков было неважное. Сразу прозвали её «каракатицей». Хвост — киль трубой кверху и трехколёсное шасси казались очень неповоротливыми. Но полетав на ней, мы своё отношение изменили. Самолёт был очень прост при рулении, с отличным обзором вперед. Пилотирование как на взлёте, так и в воздухе и на посадке осуществлялось настолько просто, что позволяло быстро вводить в боевой строй молодых лётчиков. Из всех типов самолетов, на которых мне пришлось летать, В-25 является самым доступным по технике пилотирования. Два киля с рулями поворота в сфере действия струи от винтов и трёхколесное шасси давали возможность производить взлёт и посадку при любом боковом ветре. Не случайно впоследствии вся авиация перешла на трёхколесное шасси.
В-25 был оснащён замечательными по тем временам пилотажно — навигационными приборами. Он имел 2 авиагоризонта — у левого и правого лётчиков, хороший автопилот, который оказывал огромную помощь лётчикам при длительных и «слепых» полётах, и главное — незаменимый в ночных полётах радиокомпас.
Особо следует отметить противообледенительную систему самолёта, позволявшую летать в любую погоду. На ребрах атаки обеих плоскостей находился механический антиобледенитель фирмы «Гудрич». Резиновые «мешки» периодически надувались, скалывая лёд, а винты омывались спиртом.
Необходимо сказать о надёжной работе моторов, имевших общий ресурс 500 часов. И моторы «Райт-Циклон» его вырабатывали. Конечно, отказы были — в авиации не без этого. У моего лётчика, старшего лейтенанта Николая Сидуна прямым попаданием снаряда МЗА в небе над Будапештом был выведен из строя один из моторов. Он сумел на втором «перетянуть» через Карпаты, прийти на свой аэродром Умань и благополучно совершить посадку. Полёт на одном моторе продолжался в течение 3 часов!
Переучивание личного состава на эту технику не обошлось без казусов. Английского никто не знал — в школе все изучали немецкий. Но языковой барьер быстро преодолели. Сразу усвоили: «ON» — включено, «OFF» — выключено. А что за прибор — его и так видно, куда крутить, чтобы включить — показывала стрелка. Так что от наклеек с надписями быстро отказались. Однако имели место и неприятные ситуации, особенно при эксплуатации винтомоторной группы. Был случай, когда лётчик пролетел чуть больше 2-х часов и упал без горючего. На этом самолёте с тем же запасом топлива мы летали около 5 часов. Авария произошла от неправильного сочетания оборотов мотора и наддува (подачи сектора газа).
Теперь о боевой работе. На левое сиденье командира экипажа сажали опытных лётчиков, на правое — молодёжь. Днем переучились быстро. Послали на боевое задание в разведку несколько экипажей. И здесь сразу же выяснилось, что днём на В-25 с противником справиться трудно — малы скорость и потолок, от «Мессера» не уйдёшь. Правда, немцы не сумели сбить у нас ни одного самолёта — лётчикам удалось скрыться в облаках, но пробоины получили все. Наше командование опять быстро сориентировалось в обстановке, и полки срочно переучились для боевых действий в ночных условиях. Занимались на аэродроме «Кряж» под Самарой. После этого боевая работа ночью пошла успешно и полным ходом. Немцы объявили на весь мир, что у русских уже нет авиации. А я 15 августа 1942 года сделал первый боевой вылет с аэродрома «Монино» на железнодорожный узел Курск. Нам ещё предстояло доказать, что советская авиация жива и способна наносить удары по глубоким тылам врага.
В основном длительность полёта была 5-6 часов. Потом когда нам стали ставить дополнительный бак в люк, тогда могли летать более 7 часов. Обычно летали на скорости 200-220 миль. Миля — 1,6 километра. Когда баки стали ставить, тогда подвеску внешнюю делали, 4х250 кг. Но она у нас не привилась. И вешали вовнутрь 4х250 кг или 2х500 кг вместе с этим баком. И летали по 7 с лишним часов.
Самолёты 222-й АД ДД бомбили города Восточной Пруссии: Кёнигсберг, Тильзит, Онстенбург. Этого немцы не ожидали. У них даже не было светомаскировки. А наш налёт на Кёнигсберг они приняли за удар англо-американской авиации.
Много пришлось летать моему экипажу на выброску разведчиков над территорией всей Европы, в том числе в район Берлина. В этом случае в бомбовый люк подвешивалась цистерна емкостью 518 галлонов, и тогда можно было находиться в воздухе 15 часов без посадки. Разведчики выпрыгивали на высоте 300-400 метров через люк в кабине навигатора. Всего за годы Великой Отечественной войны я выполнил около 225 боевых вылетов.
Нельзя не сказать о варианте В-25 с пушкой. Она устанавливалась в лазе, через который штурман проходил в переднюю кабину, имела калибр 75-мм и боевой запас в 24 снаряда. Один экземпляр такой машины попал в нашу дивизию. Мне поручили её испытать днем и ночью на полигоне, и ночью — на боевое применение. Затем дать заключение о возможности использования этого самолёта.
На полигоне поставили вертикально консоль крыла и зажгли у концов и в центре неё плашки. Я набирал высоту 3000-4000 футов, переводил самолёт в крутое планирование и открывал огонь нажатием на гашетку. Днём испытания прошли нормально, а ночью произошло непредвиденное, как часто бывает при изучении новой техники. Ночной полёт проходился в той же последовательности, что и дневной. Но когда я нажал на гашетку, от пушечного выстрела вылетело яркое пламя длиной около 10 метров, которое меня ослепило. Я лишился способности следить за показаниями приборов, понимал только, что нужно брать штурвал на себя, чтобы не врезаться в землю. На сколько брать — определить не мог, однако дал полный газ ввиду опасности потерять скорость. Когда стал немного видеть, я включил фары, которые осветили верхушки деревьев: ещё одна-две секунды — и дело могло окончиться трагически. При последующем заходе и стрельбе я одновременно с нажатием на гашетку закрывал глаза и после выстрела их открывал: приятно было наблюдать, как трассирующий снаряд летел в заданную цель.
После полигонных испытаний я выполнил на В-25 с пушкой 4 боевых вылета. Объектами для удара стали железнодорожные поезда на перегонах вдоль дороги, которая проходила западнее Днепра — от Киева до Днепропетровска. Движение поездов было частое, на каждом перегоне находилось по эшелону. Один из них мне удалось взорвать огнём из пушки — видимо, попал в боеприпасы или горючее.
По результатам испытаний написал Акт и вывод сделал следующий: «Самолёт Б-25П (пушечный вариант) целесообразно использовать в ВМФ для удара по кораблям противника». За проведенные испытания мне дали отпуск продолжительностью 10 дней. Это была большая награда в действующей армии.
Следует отметить удары нашей авиации по вражеской тогда столице Хельсинки, по ВМБ и ВПО городов Турку и Котка. В результате была выведена из войны Финляндия, а значит, тысячи и тысячи жизней солдат и офицеров оказались спасены. Позднее мы наносили удары по Варшаве, Будапешту, Берлину, городам Констанцы, Дьер, Сату-Маре, Даниинг, Котовице и многим другим объектам противника. Ввиду успешных боевых действий наш полк 125-й БАП АДД преобразовали в 15-й Гвардейский БАП АДД, получивший наименование «Севастопольский».
Американский самолёт В-25 широко использовался нашей авиацией благодаря ещё одному своему важному достоинству. На нём было 2 лётчика, и на командира экипажа мы готовили только лётчиков, сидевших на этой машине в правом кресле, потому что они приобретали хороший боевой опыт и отлично владели пилотированием по приборам.
Признаюсь: у меня за всю лётную работу было 2 любимых самолёта — это В-25 и Ту-16. Но «Митчелл» что-то ближе к сердцу. Видно оттого, что однажды на войне он спас мне жизнь.
Бомбили мы однажды Курск. Мой штурман был Саша Попов. Нам заранее, перед вылетом, задали с какой высоты бомбить. 3000-4000 высоту давали, я точно не помню. Летим, штурман говорит:
— Командир, ты знаешь, — говорит, — высота будет ниже заданной метров на 500.
— Ну, пускай будет ниже заданной!
Я возьми и прибавь обороты. Звук увеличился, и меня взяли прожектора. Как начала зенитка крестить. Снаряды рвутся кругом, в кабине порохом пахнет. Представляете? У меня первый раз в жизни волосы поднялись дыбом. Я дал полностью газы, скорость увеличивается, и делаю небольшие отвороты, а стрелки докладывают:
Я скорость увеличиваю, и, слава Богу, вышел. Вышел, мотор работает нормально. С Курска курс прямо в Чкаловское. Прилетаю, все говорят:
— Как тебя не сбили?
Счастье, что не сбили. И какая разница высоты была? Размер цели длинной около 3-х километров. Ширина — метров 500. Вышел на цель, открывай люки и бросай. Страшно было.
И ещё второй был очень страшный вылет. Мы все боевые вылеты делали ночью. А тут днём, конец войны, уже полное господство в воздухе. Командир полка вообще никогда не летал, такой лопух был. Не могу спокойно вспоминать о нём. Из-за него я Героя получил только после войны. Приказывает:
— Веди полк.
И я повёл… Бомбили Вроцлав в Польше. Это перед Жешувом. Высота была 3000 метров. При подходе зенитка малокалиберная как врежет! И один снаряд малокалиберный попал мне в левый мотор и взорвался. Стрелки как закричали:
— Командир, левый мотор и бензин!!!
Вот тут счастье. Бензиновая трубка пробита, но она на стороне противоположной выхлопному патрубку, и бензин бьёт в другую сторону. И ещё и масло, и тормозная жидкость били. Я быстро другому мотору полные обороты, а поврежденный выключил. С 2000 кг бомб самолёт идёт со снижением. А зенитка хлещет. Я говорю штурману:
— Не сбрось бомбы на своих! А то расстреляют.
Штурман кричит:
— Командир, ещё несколько секунд.
И вдруг, как по команде, зенитка огонь прекратила. Видно с земли увидели, что на одном моторе иду, и спасибо наземным, подавили всю зенитную артиллерию. Уже высота 1000 метров. А минимальная высота сброса — 500 метров, как раз подходит, смотрю, открываются люки, и лампочка загорелась. Ну, слава Богу! Сбросил бомбы. Развернулся «блином» — и на свою территорию. Около часа шёл на одном моторе и сел в Ченстохово. Мои ведомые, Лёшка Фадеев и Петя Бобров попросили разрешения и тоже сели. Я смотрю: давление в гидросистеме есть, выпустил шасси, сел. Думаю, надо сойти с полосы, нажал на правый тормоз, мне давление позволяло, и сошёл с полосы. Это же надо же какое счастье… И самолёт цел, и люди целы! Никого не сбили, и я, слава Богу, прилетел!
Выключил моторы, оставляю «правака» — правого лётчика — и стрелка охранять самолёт, сам со штурманом сел к Фадееву и лечу в базу, докладываю. На второй или третий день я свой самолёт перегнал.
Я бомбил не только Берлин, Варшаву, Кёнигсберг, города вокруг Берлина. Порт Хель, в конце войны, тоже бомбил. В 1943 году я Берлин не бомбил. Тогда чаще свои города бомбили: Киев 3 раза бомбил, Минск бомбил… Гитлер прилетал в Минск, и нам приказали прямо по центру. Я, как правило, осветителем ходил. Вот когда Киев бомбили, одна бомба попала на вокзал, как раз где ресторан, вот там ухлопали много немецких офицеров и солдат. Ну и наши тоже погибли. Вы сами понимаете: много мы бомбили свои железнодорожные узлы. Брянск можно считать мы разбили сами, Оршу, Орёл…
Особо дальние полёты были на выполнение специальных заданий. Что это такое? Это выброска агентов. Раньше нам об этом запрещалось даже рот открывать, а сейчас болтают везде, даже в газетах писали.
Тогда дополнительный бак ставили, и я мог летать без посадки порядка 14 часов. Агентуру я с аэродрома Раменское возил. Под Варшаву, от города Минск — Мозавецкий 12 километров восточнее сбросил старика вот с таким брюхом и девушку красавицу лет 16-17. Приказали сбросить только при наличии условных знаков — 3-х зажжённых костров. Я взял это задание себе. Полетели, сбросил точно — девушка попала прямо на эти костры.
Потом по всей Польше бросали, по всей Германии, в Прибалтике бросали. Сбрасывал с высоты 300-400 метров, чтобы не отнесло далеко. Когда стали бросать агентов в чужой глубокий тыл, в том числе и к союзникам, то задание и точку сброса получали от генерала Главного разведывательного управления Генштаба. И вот однажды он говорит:
— Есть очень важный агент — майор войск СС, тот, который охранял Паулюса и в войну, и когда они в Суздале были в плену.
Я говорю:
— Давайте мне!
Вынимает этот генерал карту крупного масштаба — Берлин:
— Надо сбросить западнее Берлина, 80 километров. Вот в этот лесок, тут полянка небольшая.
Я говорю:
— Давайте.
Штурмана спрашиваю:
— Как, найдём?
— Командир, ночь лунная, лишь бы не было низких облаков. А так, я найду, конечно.
Прилетаем, Берлин освещён, трамваи ходят. Делаем один круг, второй, с третьего круга его сбрасываем. Как сбрасывали — в B-25 было 2 люка, внешний и внутренний. Когда надо агента сбрасывать, внешний оставляли на земле. Открывали люк, он садился с парашютом, а правый лётчик вылезал, пристегивал его парашют и его выталкивал. Он падал, парашют раскрывался. И все. Так и его выбросил. Передаю по дальней связи:
— Задание выполнено.
А мне уже с земли отвечают:
— Он уже вышел на связь с Москвой.
Представляете: ведь нужно парашют убрать, вытащить передатчик: вот как быстро вышел на связь. Недаром в СС служил…
Когда его сбросил и вернулся, меня встречал генерал. Благодарил.
Представляете, сколько сделали забросов? Пускай по 12 вылетов минимум сделали. Сколько мы агентов сбрасывали, представляете? Очень много я таких заданий выполнял. И подобрал самые сильные экипажи. Людей же бросали, живых людей. И не дай Бог сбросить не туда, куда надо.
Нас благодарили за этого майора СС, и за этих «поляков», встречали и благодарили. Мадьярку — красавицу вот с такими глазами сбросил восточнее города Брно, знаете в Чехословакии. Это задание я тоже взял себе. Я говорю:
— Ну, до свидания, дорогая!
— До свидания. — И даёт мне руки — После войны встретимся.
— Где же?
— У мавзолея Ленина.
Фото А. В. Дудакова, сделанное 12 июня 2011 года в Музее ВВС Монино. Первое на фоне В-25 и второе на фоне Р-5. На обоих самолётах Дудаков летал
Четыре года пока я учился в академии несколько раз приезжал и подходил к мавзолею Ленина. Два года учился в академии Генштаба в Москве. Чуть ли не каждый выходной подходил к мавзолею. Так и не встретил. И тут лет 10 или 15 назад звонит мне главный штурман дальней авиации, мой друг, генерал Силовой:
— Саша, нас словаки приглашают в гости. Сбор в 10 часов у метро.
Собрались, идем в посольство, нас встречает посол и девушки. Да, ещё вместе с нами человек 10-12 гражданских, среди них 3 женщины. Встречают нас на подносе рюмки коньяка, белого, бокалы шампанского, закуска, всё такое. Я беру 100 грамм, выпил, закусил. Первый раз в жизни меня «господином» назвали. Посол представил меня:
— Господин генерал Дудаков!
Выступления начались. И главный штурман Фёдор Степанович Силовой мне предоставляет слово. Я говорю:
— Кроме того, что сказал господин посол и наш главный штурман, добавлю. — И начал рассказывать, как мне пришлось лично забрасывать девушек и ребят. А одна женщина посмотрит и отворачивается, посмотрит и отворачивается. А словацкий офицер, капитан, что рядом стоял, говорит мне.
— Может быть она здесь?
Я говорю:
— Может быть и здесь, но ведь 50 лет прошло, я её не узнаю.
Когда уже стали расходиться, я хотел к ней подойти. Но меня посол остановил, я с ним разговаривал. Поворачиваюсь, её уже нет. Мне так хотелось с ней поговорить, наверняка, она одна из тех, которых я забрасывал. Не выдержала она, заплакала, ушла… И я ушёл. Представляете… Вот так вот.
Хочется рассказать, как я сбивал немцев. Был такой случай. Наш 125-й авиаполк (в марте 1943 года он стал 15-м Гвардейским, потом стал именоваться 15-й Гвардейский Севастопольский Краснознамённый) перебросили в Чкаловское. Если мы с севера возвращались, то выходили на Клин, Загорск, и кто в Чкаловское, кто в Монино. Если возвращались с юга, то выходили на Серпухов, шли по Оке и опять на свой аэродром. Не помню, то ли Вязьму, то ли Смоленск бомбили. Превышение над уровнем моря до 400 метров. Ну и идём домой, прошли Клин. Стрелок — радист говорит: «Командир, сзади-ниже всё время идёт самолёт».
Я говорю:
— Смотри, батя, не зевай!
Вася был старше меня на 7 лет, я его «батя» звал. Включаю радиовысотомер. 450, 425 метров, ниже я не могу спускаться. Спрашиваю:
— Что у нас?
— Идёт на нашей высоте и приближается.
Я говорю:
— Не зевай. Сейчас сыграю «Сулико».
Беру и выпускаю закрылки. У меня минимальная скорость, на которой я могу держаться в воздухе, меньше, чем у истребителя. И он, чтобы не проскочить меня, делает отворот вправо, и луна осветила фашистские кресты! «Батя» не выдержал, как дал длинную очередь! Я его спрашиваю:
— Ты не в своего стрелял?
— Нет, командир. «Мессер», я видел свастику. Вон, горит на земле!
Я говорю штурману:
— Пометь это место…
Истребитель близко подошёл, и длинная очередь, возможно, убила лётчика, он на ручку навалился, а земля-то рядом была, ударился и загорелся.
Прилетаем, докладываем. Командир полка взял штурмана, стрелка, и они слетали на Ли-2 в Клин. На «газике» на место добрались. При возвращении сообщают: «Сбит Ме-110».
Стрелку — орден, мне — благодарность. Вот так.
Потом мы сбили ещё одного, это я сам видел. Говорят, что я и третьего сбил, но я не видел и не хочу прихвастывать. Двух — сам видел…»
(Из воспоминаний Героя Советского Союза Дудакова Александра Васильевича)
Родился 9 Июля 1917 года в селе Аушигер, ныне Советского района Кабардино-Балкарии, в семье крестьянина. Окончив педучилище в Нальчике в 1935 году, работал учителем в селе Урвань, заведовал школой в селе Аушигер, был инспектором народного образования Кабардино-Балкарской АССР. Окончил аэроклуб. С 1939 года в Красной Армии. В 1940 году окончил Качинскую военную авиационную школу лётчиков.
С Июня 1941 года Лейтенант К. Л. Карданов в действующей армии. Служил в составе 88-го ИАП (159-го Гвардейского ИАП).
К Июню 1943 года заместитель командира эскадрильи 88-го истребительного авиационного полка (229-я истребительная авиационная дивизия, 4-я Воздушная армия, Северо — Кавказский фронт) Капитан К. Л. Карданов совершил 550 боевых вылетов, уничтожил и вывел из строя 2 танка, 127 автомобилей, 7 орудий, 13 зенитных точек, сотни солдат противника. В 90 воздушных боях сбил лично 7 и в группе 12 самолётов.
За образцовое выполнение боевых заданий командования, мужество, отвагу и геройство, проявленные в борьбе с немецко — фашистскими захватчиками, Указом Президиума Верховного Совета СССР от 24 Августа 1943 года удостоен звания Героя Советского Союза.
Всего совершил около 700 боевых вылетов. В воздушных боях сбил 17 самолётов лично и 12 — в группе с товарищами (некоторые источники указывают на 27 побед).
После войны продолжал службу в ВВС. В 1952 году окончил Военно-Воздушную академию, в 1961 году — Военную академию Генерального штаба. С 1975 года Генерал — майор авиации К. Л. Карданов — в отставке. Жил в Москве. Работал старшим инженером во Всесоюзном научно-исследовательском институте стандартизации.
Награждён орденами: Ленина (трижды), Красного Знамени (трижды), Отечественной войны 1-й степени (дважды ), Красной Звезды (дважды), медалями. Автор воспоминаний: «Полёт к победе».
* * *
Мой позывной — «Кабарда»
На командном пункте было тихо. У карты во всю стену обдумывал что-то генерал со звёздочкой Героя на кителе. Он прибыл для проверки боевой учёбы лётчиков.
Орлиный нос, резко очерченные скулы, чуть выдвинутый вперёд подбородок. Взгляд озабочен: ожидалось нападение «противника», была объявлена готовность № 1. Генерал знал: там, на аэродроме, лётчики, похожие на космонавтов в своих высотных костюмах, уже заняли места в кабинах боевых машин. Он представлял себе их и улыбнулся: хорошие, надёжные ребята!
Молчал командир части, молчали офицеры; все напряжённо смотрели на солдата — планшетиста — через него они были связаны с миром, который, кажется, существовал отрешённо от этой комнаты.
«Противник» был обнаружен. Меняя высоты, он двигался к «границе». Мгновенно оценив обстановку, командир части отдал команду. Мысли его снова были на аэродроме: двигатели перехватчиков уже запущены… Взлёт… Страшной силы струи, вырываясь из турбин, бросили машины вперёд. Они начали разгон, «оседлали» высоту, пошли по курсу…
Поступило донесение о первом «сбитом» самолёте «противника». Генерал, словно он только этого и ожидал, лишь слегка наклонил голову: он удовлетворён, однако сейчас не время для эмоций — «бой» разворачивался. Из последних обозначений следовало, что все самолёты «противника» были разобраны перехватчиками, которых наводили на цель с земли.
— «Кабарда»! Я — «225-й». Цель вижу! — докладывал один из лётчиков.
— Атакуй! — приказал командир части.
— Есть атаковать.
Генерал словно воочию видел, как лётчик выжимает боевую кнопку. Вспыхнул яркий сноп огня, отбрасывая в кабину неестественно сухой, лунный свет. Огонь помчался вперёд — это пошла ракета…
И на КП сообщили ещё об одном «сбитом» в заданном квадрате «нарушителе».
После учений, отмечая общий успех части, Генерал выделил лётчиков Михаила Родина и Александра Шапошникова, — они поразили самолёты «противника». И ещё два офицера заслужили особую похвалу: техники Иван Шубин и Аркадий Вахрушев, которые за одну ночь вместо трёх суток сменили двигатели на боевых машинах.
— Вот так и надо служить, — говорил генерал, твёрдо произнося слова, отчего его речь звучала несколько торжественно. — Каждое учение считать последним и делать всё, что можно, и даже сверх того…
Он оглядел знакомые молодые лица. И, подчиняясь какому-то внутреннему тёплому чувству, вдруг добавил совсем по-домашнему, будто просто вспоминал в кругу друзей:
— Знаете, в 1941 году мы тоже летали на учения, не ведая, что война уже у порога…
* * *
В 1941-м Кубати Карданов служил в 88-м истребительном авиационном полку. Ранним утром того Июньского воскресенья, которое сразу разграничило жизнь на «до» и «после», полк был поднят по боевой тревоге: пришла война. Лётчики собрались на командном пункте.
— У меня на столе лежат папиросы, — сказал адъютанту командир полка Андрей Маркелов. — Принеси, пожалуйста… И когда тот вернулся с пачками папирос «Триумфальные», Маркелов раскрыл их, а одну вернул обратно:
— Перевяжи и спрячь. Будем победу праздновать — раскурим… Ну, а вот эту сейчас выкурим, тоже все вместе.
От этих слов сама собой спала общая напряжённость, лётчики весело потянулись к пачке.
— Бери, бери, Карданов, — дружески подмигнул командир. — А то ещё не достанется…
Они приехали разом — команда выпускников Качинского училища. И старший по команде, невысокий худощавый юноша, в котором легко угадывалось кавказское происхождение, доложил командиру с чуть заметным акцентом:
— 35 лётчиков прибыли в ваше распоряжение для прохождения дальнейшей службы. Докладывает лейтенант Карданов.
И вот теперь, не успев ещё по-настоящему стать лётчиками и набраться военной премудрости, они начинали войну — главное испытание своей жизни.
Через 2 часа полк поднялся в воздух — поступил приказ перебазироваться ближе к фронту, уже гремевшему где-то там, на переправах через Прут. А здесь прозрачно-голубой купол неба с лёгкими пушистыми облачками был удивительно спокойным, мирным. И от этого спокойствия, разлитого вокруг, от привычной стремительности и красоты группового полёта — крыло к крылу, звено к звену, от всегда бодрящего чувства высоты Карданов ощутил прилив какой-то буйной удали. Так весной, глотнув напоенного солнцем воздуха, человек вдруг обретает звонкую силу.
Впереди, чуть в стороне по курсу, показалась тёмная точка. Она тут же превратилась в чёрточку, словно по голубому полю провели жирным карандашом; чёрточка приближалась, росла, и вот уже можно было различить непривычные очертания самолёта… «Хеншель-126» !
Чёткий строй, в котором летел полк, стал быстро распадаться. Забытыми оказались наставления и тренажи, — он распадался без всякого порядка, без управления. Просто каждый, впервые увидев перед собой врага, ринулся к нему. Жёстко, торопливо стучали пулеметы, с разных сторон пересекались огненные трассы. Карданов тоже держал «Хейншель» в своём прицеле, тоже стрелял, а немецкий разведчик всё не падал, только выбросил тонкий дымный след, потянувшийся за ним, будто приклеенный. Но вот, наконец, клюнув носом, он беспорядочно заскользил к земле. Сверху хорошо было видно, как на месте взрыва полыхнуло чёрно-багровое пламя…
Прилетев в Черновцы, лётчики возбужденно обсуждали у себя в эскадрилье подробности боя.
— Самое дорогое — первая победа. И не кто-нибудь один, всем полком сбили!
— Здорово на него навалились!
— Это ещё как сказать, — умерил восторги молодёжи командир. — Полком один самолёт сбить не хитро. «Навалились!» Верно, навалились, будто галок стая. В народе-то про нас другое — «орлы» да «соколы» — говорят… Воевать мы пока не умеем, вот что!
Полк летал на штурмовки. К самолётам подвешивали реактивные снаряды — «эрэсы». С их чёрными головками под плоскостями машины выглядели грозно, однако в боевых условиях оказалось совсем не просто поражать цель реактивным оружием. Летали и на прикрытие своих войск, сопровождали бомбардировщиков. Первые же встречи с «Мессерами» показали, что наши истребители заметно уступают немецким в скорости, и даже признанным в полку мастерам пилотажа нелегко удавалось выйти на ударную позицию в воздушном бою. А летать приходилось всё больше, всё чаще: фронт, отмеченный на картах-планшетах густой синей линией, угрожающе прогибался…
Когда на исходе 1-й недели войны полк перебазировался на восток, в нём осталась едва половина самолётов, которые могли немедленно подняться в бой: наука войны давалась дорогой ценой. Но эта неделя стоила иных академий, она многому обучила.
В последний день июня Карданов получил приказ уточнить данные о передвижении противника западнее Шепетовки. В разведывательном полёте можно рассчитывать только на свои силы, поэтому командир предупредил: напрасно не рисковать, от зенитного огня уходить, в воздушный бой по возможности не ввязываться.
…С высоты узкие полоски дорог кажутся живыми; то тут, то там вспухают на них серые комочки пыли, — это проходят автомашины. А вот и то, что он ищет: слева комочки слились в сплошное густое облако; Карданов разворачивает самолёт, снижается. Несмотря на пыль, теперь хорошо видны тёмные тушки танков. Пожалуй, можно даже различить кресты на броне, — или это просто подсказывают обострённые чувства? «Идут, гады, по нашей земле, как на параде; эх, ударить бы по ним, огнём, грудью, жизнью своей остановить!» Но, погасив в себе жгучее желание спикировать, он продолжает размеренно считать: 10… 12… 15… Через несколько минут на другой дороге Карданов вёл такой же счёт танков новой немецкой колонны, и вдруг заметил: в стороне, почти у самого горизонта, садится самолёт. Аэродром?.. Это надо обязательно проверить.
Он набрал высоту и, приближаясь к пожухлому, грязно-жёлтому полю, убедился, что решение идти сюда было правильным: над машиной один за другим появились дымки разрывов — всё гуще, всё ближе, словно кто-то большой пригоршней рассыпал их на пути. Ну, а раз такой плотный огонь зениток, значит, действительно есть на что поглядеть разведчику!
Маневрируя, Карданов пересёк всё поле и успел осмотреть его южную сторону — двумя чёткими пунктирными линиями, сходившимися под углом, здесь устроилось несколько десятков самолётов. «Расставили с немецкой аккуратностью, — зло подумал он. — Даже рассредоточить не позаботились. Видно, и в мыслях не допускают бомбёжки…»
Разрывы остались позади. Но Кубати резко развернул машину и, набирая скорость на снижении, снова бросил её навстречу густому огню. Промелькнули в памяти напутственные слова командира… Да, наперёд всего не предусмотришь; приходится рисковать, идти прямо на зенитки. Разве может он в самом деле вернуться, не осмотрев другую часть аэродрома?!
Теперь разрывы опять вспыхивали почти рядом, порой упругие толчки бросали машину в сторону, но Карданов продолжал полёт, управляя им почти механически: ручку на себя, педаль вправо, затем от себя и педаль влево. Всё его внимание было там, внизу…
И вот уже определены места стоянок, и, кажется, он счастливо вырвался из зоны огня. Можно возвращаться? Но нет, надо ещё уточнить расположение зениток, которые так яростно защищали аэродром. И, наверное, это удивило самих немцев: одинокий «ястребок» снова упрямо и бесстрашно повернул назад…
Прилетев с задания, Карданов с такой подробной точностью доложил данные разведки, что командующий ВВС Южного фронта Генерал Шелухин решил немедленно поднять в воздух все машины, которые были в его распоряжении.
— Поведёте вы сами, — приказал он. — Главное — сразу выйти на аэродром, не дать противнику подняться в воздух.
Такой массированный штурмовой удар лётчики наносили впервые. Но уже помогал и тот небольшой опыт, что был добыт дорогой ценой в первые дни войны.
Внезапно появляясь со стороны солнца, чтобы труднее было их обнаружить, группа за группой пикировали истребители на заранее намеченные цели; одни утюжили позиции зенитчиков, другие били по «Юнкерсам». Били всей силой оружия, снижались до предела, яростно повторяли заход за заходом, пока оставался хоть один патрон… Слишком много тяжкого накопилось; горечь отступления, боль потерь, тревожные разочарования — всё сейчас слилось в этом порыве рассчитаться с врагом…
Когда, закончив штурмовку, истребители уходили на восток, аэродромное поле дымилось косматыми пожарищами. Карданов успел насчитать их около 12, потом сбился и удовлетворённо подумал: «Ну, кажется, не сплоховали».
Разведка подтвердила успех смелого налёта: по её данным, было уничтожено и выведено из строя до 15 машин противника.
— Молодец, Кубати, от всех нас спасибо, — пожал ему руку генерал. И, обращаясь к собравшимся в штабе, добавил с улыбкой: — Ещё победа — другая в воздушном бою, и тогда он у нас, можно сказать, по всем статьям будет первым джигитом…
Видно, очень подходящим оказалось в шутку обмолвленное словцо: с лёгкой руки командира, многие в полку стали так и звать его — джигитом.
…В июле лётчики часто барражировали на подходах к железнодорожному мосту под Днепропетровском: немецкая авиация нацелилась на наши фронтовые коммуникации и, не считаясь с потерями, пыталась разбомбить прежде всего мосты через Днепр. Однажды и Карданов вылетел сюда вместе с Лейтенантом Сливкой. На полное звено — по тем временам основную боевую единицу — машин не хватало. А тактика боя в паре со взаимным прикрытием и поддержкой ещё далеко не была отработана. И когда они перехватили шедшие с запада «Юнкерсы», то попросту разделились: каждый бросился в погоню за «своим».
Всё ближе, ближе вражеский самолёт. Карданов неотрывно смотрит в прицел, — вот сейчас можно будет ударить свинцовой струей по этим чёрным, вызывающе жирным паукам — крестам на плоскостях… Но вдруг путь пересекает огненный пунктир, следом — другой. Оглянувшись, Кубати замечает сразу два немецких истребителя, которые пытаются взять его в клещи. Вот что значит позволить себе увлечься!.. Крутым поворотом он бросает машину вниз, выходя из-под удара, и, когда самолёты противника проскакивают вперёд, снова набирает высоту.
Несколько дней назад он спорил с друзьями у себя в эскадрилье: «Горизонтальный маневр — это, прежде всего, оборона: стали в круг, только и пользы, что защищаем друг друга. Надо искать свою тактику на боевых вертикалях!» Командир сказал, что он, как всегда, торопится с выводами. Может быть… Но сейчас он один против двоих, хочешь не хочешь, надо идти на вертикальный маневр!
Самолёты противника возвращаются и, опять заходя с двух сторон, лезут за ним вверх. Один из них оказывается ближе. Не столько определив, сколько почувствовав интуицией критический момент, Карданов резким маневром со снижением выходит ему почти в хвост, нажимает гашетки своих 4-х пулемётов… И сразу «Мессер», будто сломавшись, начинает скользить к земле. Сбил, с одного удара сбил!
Первая личная победа… Это была большая радость. Но что значила она по сравнению с той огромной общей болью и горечью, которую день за днём несла война, всё дальше продвигавшаяся на восток!
В боевых донесениях о штурмовках появлялись новые и новые географические пункты. Карданов и его товарищи уничтожили сотни вражеских солдат и несколько артиллерийских батарей врага на правом берегу Днепра; затем они громили кавалерийскую дивизию, которая выдвигалась к Мелитополю; позже вывели из строя мотострелковый полк на Ростовском направлении…
Война шла уже месяцы, и горя становилось всё больше. Теперь, когда боевой строй эскадрилий поредел, они часто летали «всем интернационалом» — 5 неразлучных друзей, каждый из которых считал остальных братьями: русский Алексей Постнов, украинцы Василий Максименко и Василий Колесник, белорус Василий Князев и он, кабардинец Карданов.
В Донбассе обычно их водил в бой Максименко. Монтёр из Харцызска, он хорошо знал родные места. И однажды полк получил задание уничтожить вражеский эшелон на станции этого шахтерского городка.
…Подлетели к Харцызску. Вот и станция: сеть железнодорожных путей густо сходится к разрушенным зданиям, словно перечеркивая опалённую землю. Навстречу бьют зенитки. Но Максименко ведет группу чуть в сторону — туда, где сгрудились грязно-белые мазанки. Он пикирует на один из домиков с закрытыми ставнями и, выравнивая машину почти над самой крышей, покачивает плоскостями. Все понимают, что хочет сказать им товарищ: «Это мой дом!..»
Карданов ещё не знает, что пройдёт меньше года, и он так же будет вести группу над своей родной кабардинской землёй и так же покажет товарищам на красную черепичную крышу одного из зданий Нальчика, города его юности: «Смотрите, здесь я жил!..» Но дом друга — его дом, и вместе со всеми он чувствует сейчас острую душевную боль, в горле становится сухо, и даже чуть дрожат руки…
Этой первой военной зимой над Донбассом и Приазовьем каждый из пятёрки пополнил счёт своих боевых побед и на штурмовках и в воздушных схватках, хотя порой приходилось трудно, очень трудно.
В середине декабря запросили авиационной поддержки войска под Таганрогом. Здесь, в районе Матвеева Кургана, немцы создали сильную артиллерийскую группу, которая буквально не давала головы поднять нашей пехоте. Карданов повёл туда четвёрку истребителей. Они быстро обнаружили расположение батарей, которые виделись сверху чёрными гнёздами на снегу, и стали утюжить орудийные позиции. Реактивные снаряды сделали свое дело — кроме орудий лётчики на третьем заходе взорвали ещё и склад боеприпасов. Тёмные пятна разрывов изрябили землю далеко вокруг… Но тут появилась вызванная по радио выручать артиллеристов восьмёрка «Мессеров».
У наших самолётов оставалось совсем мало патронов, и Карданов решил вести отсекающий бой плотной группой, прикрывая друг друга. Несколько попыток немецких лётчиков разъединить строй оказались безуспешными. Тогда один из них рискнул разбить его лобовой атакой. Он шёл прямо в лоб машине Карданова. Самолёты сближались на полной скорости. Всё решал миг, короткий даже для того, чтобы вздохнуть или подумать…
Немец стрелял, а Кубати держал его в перекрестии прицела. И только когда ощутил, что вот сейчас они столкнутся, открыл огонь. Почти одновременно что-то ударило в козырек кабины. На глаза надвинулась темнота. Но самолёт продолжал его слушаться, — выходит, они не столкнулись, просто он ранен, попал-таки немец!
Зубами сорвал перчатку с левой руки, стащил очки, — это кровь заливает глаза, лицо. Протёр немного правый глаз — цел. Развернулся вправо, — в воздухе рядом идут товарищи. Но всё лицо разбито, опять кровь залила глаза, а высота совсем мала, любой промах на такой высоте может стать роковым…
Поминутно отирая кровь, чтобы взглянуть вокруг, Карданов вёл самолёт на аэродром. Расчётливыми скупыми очередями из последних патронов отгоняли трое наседавших «Мессеров»; они бросались в атаку за атакой, однако так ничего и не добились. А у раненого Карданова хватило сил почти вслепую посадить машину.
Через несколько дней, ещё весь перевязанный, будто накрутили ему на голову тюрбан, Кубати читал описание боя в армейской газете и горячо говорил сержанту Павлу Лизюке, незадолго перед тем прибывшему в полк с пополнением:
— Ты послушай, как пишут, послушай!.. «Несмотря на превосходство врага… 4 против 8…» Вроде нам лишний самолет даже помешал бы, что ли. А я думаю: чему ж тут радоваться, вот бы наоборот!.. Знаешь, о чём больше всего мечтаю? О том, чтобы вылететь на новой скоростной машине. Да чтоб их, наших самолётов, не меньше было, чем у немцев. Эх, вот бы тогда мы их погнали!..
После зимних боёв и весенней передышки фронт летом 1942 года снова покатился на восток.
88-й истребительный полк перелетел — в который раз! — на новый полевой аэродром, у подножия Кавказских гор. Здесь всё было особенно дорого Карданову. И гордые великаны в снежных шапках, воспетые в бессмертных строках поэта (стихи Лермонтова с ранней юности навсегда вошли в его жизнь). И степное предгорье, где речки, скрытые зарослями граба и терновника, хранят прозрачность и быстроту истоков и где щедро родится всё — от пшеницы до винограда. И лёгкий прохладный ветерок, вобравший в себя горную свежесть…
В ту ночь, когда полк перебазировался сюда, Карданов не спал. Его чувства были обострены, как боль открытой раны: враг ворвался в Кабарду. И, впитывая родной воздух, вслушиваясь в темноту ночи, он думал, представлял, вспоминал…
* * *
Кубати родился в 1917 году и рано услышал, что он — ровесник Октября. Впрочем, так же рано, как стал самостоятельным, — в бедных семьях села Аушигер было принято с малолетства отдавать ребят на заработки. А их большая семья была самой бедной из бедных.
— Ничего, сынок, — говорил отец, провожая его батрачить на весенний сев погонщиком волов. — Поработаешь сезон, получим кожу на чувяки да 3 рубля деньгами. И кормить тебя станут… Эх, нам бы только перебиться, сынок! А там, думаю, лучше будет…
Мальчику ещё не было полных 7 лет, но отец всегда беседовал с ним рассудительно, как со взрослым. Верил в сына, в его новую судьбу. И когда настал срок, послал Кубати в школу. Правда, учиться приходилось в году только месяца 4, от силы 5: надо было работать на уборке, до снега пасти скот, а там, с апреля, опять идти батрачить. Но он быстро догонял класс и к середине зимы обычно уже ходил в лучших учениках.
— Хороший у тебя сын, дальше учить его надо, — говорил Карданову учитель Тазрет Урусов. — Пускай в Нальчик едет.
— Тоже думаю, надо учить, — одобрительно кивал головой отец. — Только как помощника от семьи оторвать?
И всё-таки желание видеть сына образованным, вера в новую жизнь пересилили. В 13 лет Кубати поступил на подготовительные курсы при Нальчикском педагогическом техникуме. А еще через 5 лет учитель Кубати Локманович Карданов давал свои первые уроки в школе села Урвань, и на него из-за парт уважительно глядели десятки детских глаз. Они сразу нашли общий язык — молодой педагог и его ученики, почти сверстники.
В селе каждый человек как на ладони; знания, усердие и способности нового учителя, конечно же, были скоро оценены. Ему доверили руководить соседней Герменчикской школой, а ещё через год перевели заведующим школой в родной Аушигер. Возвращение было очень почётным и радостным, но сам Кубати к этому времени уже снова думал о Нальчике…
Шёл 1937 год. Молодость страны штурмовала небо. Призыв партии летать выше всех, дальше всех, быстрее всех воплощался в чкаловских маршрутах, в новых воздушных кораблях, в многолюдных очередях к дверям приёмных комиссий авиационных училищ и клубов. В Нальчике тоже работал аэроклуб…
Занимаясь с ребятами, Кубати часто вспоминал, как однажды, тоже ещё школьником, ездил с отцом в Георгиевск менять чернослив на хлеб и там впервые увидел аэроплан. Пролетев над тихим городком, он оставил невидимый след в прозрачно — голубом небе и неизгладимый — в его душе.
Теперь многие его сверстники учились летать здесь, в Нальчике, но не станешь же ездить туда из Аушигера, да ещё когда у тебя на руках целая школа!
Осенью Карданова неожиданно пригласил народный комиссар просвещения.
— Я слышал о вас много хорошего, — сказал он. — Хотим предложить вам работу в наркомате. Молодость, по-моему, только достоинство, когда к ней присоединяются цепкий ум, зоркий глаз, боевая натура. А опыт — дело наживное, у вас он и сейчас немаленький…
Так Кубати стал инспектором Народного комиссариата просвещения Кабардино-Балкарии. Разъезжал по всей республике. Но каждый раз, вернувшись в Нальчик, спешил на аэродром: Карданов поступил в аэроклуб и увлечённо занимался там вместе с молодыми ребятами, в том числе школьниками. Это его нисколько не смущало, наоборот, как он считал, обязывало учиться лучше других.
Через полтора года почти одновременно появились два разных приказа: о назначении Кубати Локмановича Карданова заведующим отделом по изданию стабильных учебников для начальной школы и о вызове его, как закончившего аэроклуб с отличием, в Качинское авиационное училище…
И вот он вернулся в родные места, вернулся вместе с войной. Больно слышать, что Нальчик, Аушигер, Урвань — по ту сторону фронта, трудно представить себе врага на их улицах, таких знакомых до мелочей! Горько так, словно он сам виноват во всём этом… Эх, скорей бы рассвет, скорее в бой!
* * *
А бои здесь, у ворот Кавказа, шли особенно тяжёлые. Враг рвался к Грозному, к перевалам; уже близкими казались ему и Баку, и Туапсе, и Сухуми. Но наша сила нарастала, и, хотя перевес ещё был у немцев, по множеству признаков, видимых и солдату, можно было определить, что худшие для нас дни позади. Так по бледному свету зари в предутреннем небе угадывается скорый приход ясного дня.
И с тем большим ожесточением поднимались навстречу врагу истребители. Они взлетали, едва расходился белесый туман над студеными водами Терека, и час за часом, до самой темноты, когда всё вокруг, словно пологом бурки, закрывала быстрая южная ночь, выполняли свою боевую работу. По 8 и даже по 9 раз приходилось вылетать каждому в иной день: фронт полыхал почти рядом, и нашим войскам так нужна была авиационная поддержка!
Штурмовали вражеские колонны, аэродромы, артиллерийские позиции. На боевом счету полка прибавилось ещё 14 немецких самолётов, сбитых в воздушных схватках под Моздоком, и 1 из них сбил Карданов. Но победы всегда добываются на войне кровью…
Вместе с Кардановым часто летал ведомым его воспитанник — Павел Лизюка, необыкновенно храбрый и скромный парень. Они много раз прикрывали, защищали друг друга в боях и слетались так, что в полку теперь говорили о паре джигитов.
— Да какой из меня джигит, — смущённо отнекивался Павел. — Вот командир — это да! А я просто у него учусь.
В одном из полётов на штурмовку, когда завязался бой с истребителями прикрытия, Лизюка, чтобы открыть путь остальным, пошёл в лобовую атаку на немецкого аса, чей «Мессер» новейшей конструкции был украшен пиковым тузом. Ни тот, ни другой не свернули с курса…
Взрыв обжёг сердце Карданова. «Павел, друг!..» Повлажнело под стеклами очков, ярость захватила дыхание. И он сделал единственное, что мог: безоглядно направил машину вниз, навстречу огню, навстречу врагу. Следом пикировала вся группа…
Когда они вернулись, на самолёте командира насчитали больше 50 пробоин. Техник Арчил Годерзишвили, как всегда поворчав, взялся за ремонт. Но, отмечая что — то в формуляре, вдруг заметил с нарочитым удивлением:
— Знаешь, Кубати, это уже 50-й боевой ремонт. Да ещё 5 смен мотора! Наверное, на всём фронте один такой ветеран остался!
Арчил, конечно, просто хотел отвлечь Карданова от грустных мыслей, — командир и сам хорошо знал всё о своей машине, той самой, на которой начинал войну. Но Кубати не ответил. Он смотрел в небо — бездонно глубокое, величественное и спокойное. И думалось о том, в каком долгу он, оставшийся жить, перед Павлом Лизюкой, перед другими погибшими товарищами, перед всеми, кто на огромном фронте, протянувшемся через всю страну, сложил голову за это небо и за эту землю — за всё, что составляет такое простое и необъятно широкое понятие — Родина.
Наутро самолёт Карданова был в строю, и он снова повёл группу на штурмовку…
Воздушные бои на Северном Кавказе внесли много нового в науку побеждать, которую создавал коллективный опыт лётчиков. Одной из тактических новинок, знаменовавших близкий переход к новой технике и наступательной стратегии, было эшелонирование самолётов в борьбе за высоту.
Пожалуй, впервые эту идею как законченную тактическую схему применили в полку Максименко и Карданов, когда возглавили группу из 16 машин, собранных со всей дивизии для массированного удара по вражескому аэродрому. Самолёты были разные — по тем временам на иное рассчитывать не приходилось. И они решили рассредоточиться: внизу — «Чайки», наиболее маневренные, но самые тихоходные, в середине — И-16, а сверху — три Як-1.
К аэродрому шли с боями: немцы успели подняться в воздух, и удалось поджечь на лётном поле лишь единственный «Юнкерс». Наши потеряли машину, сбитую прямым попаданием зенитного снаряда. Кроме того, был ранен Максименко — он тяжело, неровно тянул к линии фронта, и вся группа отступала, прикрывая его, отбиваясь от атак 22 «Мессеров». Но вот Максименко благополучно сел на нашей территории. И тут, освободившись от необходимости его защищать, Карданов решил повернуть навстречу вражеским истребителям. Строй, эшелонированный по высоте, как бы ожил. Выходя из-под удара одной группы, немецкие самолёты один за другим сразу попадали под кинжальный огонь нового яруса советских ястребков.
Наши солдаты в окопах, над которыми развертывалась картина этого скоротечного боя, с восторгом смотрели, как «Мессеры», словно в кино, огненно — дымными факелами летели к земле. Первый… третий… шестой… девятый… Одиннадцать машин потерял противник, пока, опомнившись, не обратился в бегство!
— Ну вот, стало быть, оседлал своего конька — боевую вертикаль, — удовлетворённо сказал командир дивизии, когда Карданов доложил ему о результатах вылета. — Помнится, ты всегда спорил, доказывал, что надо на вертикалях драться… Только учти: враг не дурак, сам не всегда, как в этот раз, под огонь полезет.
— Знаю, товарищ командир, — весело ответил Кубати. — Нам бы ещё новые машины: при настоящей скорости будет и настоящий маневр! Тогда уж от нас не уйдут! Поздней осенью 1942 года, когда дошла очередь перевооружаться и до 88-го полка, новый самолёт ЛаГГ-3 с хвостовым номером «01» получил командир эскадрильи Кубати Локманович Карданов. На машине была рация, и он взял своим позывным дорогое слово «Кабарда» — взял, чтобы пронести через всю войну, через всю жизнь.
Скоро наши войска решительно двинулись на запад, освобождая родную землю, и следующей весной позывной «Кабарда» зазвучал уже в небе Кубани, где начиналось крупнейшее воздушное сражение…
* * *
Рассчитывая остановить наше наступление на «Голубой линии» — сильно укреплённой полосе обороны от Азовского моря до Черного, немцы собрали на многочисленных аэродромах Крыма и Южной Украины «королей воздуха» — лучшие эскадры Люфтваффе: «Мёльдерс», «Зелёное сердце», «Удет» и другие.
Советское командование тоже перебросило на Кубань несколько авиационных соединений, особенно усиливались истребительные части. И когда развернулась борьба за господство в воздухе над Таманью, на узком участка фронта действовали внушительные воздушные силы, общая численность которых временами доходила до 2400-2500 машин.
Небо было поистине начинено самолётами. На смену одним сразу приходили другие, только что закончившаяся схватка сменялась новой.
Для Карданова и его товарищей каждый день был до краёв заполнен боевыми вылетами. Иногда казалось, что уже нет сил, что достигнут предел человеческой выносливости. Но только-только заправив машины, они снова получали приказ и снова шли в бой. «Пожалуй, до войны бы никто не поверил, — подумал как-то после труднейшего дня Карданов, оглядывая землисто — серые, осунувшиеся лица лётчиков. — Досталось сегодня ребятам…» Себя он попросту не брал в счёт — на то и командир, чтоб держаться!
Летать приходилось и по прежней «специальности» — на штурмовку, особенно в Апреле, когда немецкие войска повели атаки на Мысхако, стремясь сбросить в воду защитников Малой земли. Однако теперь истребителей всё больше использовали по прямому назначению — для сопровождения бомбардировщиков и штурмовиков, для атаки вражеских воздушных эскадр.
Геленджикский аэродром, где базировался полк, — каменистый пятачок, зажатый между горами и морем, — был почти на виду у противника. И часто, едва взлетев, они тут же, ещё «дома» вынуждены были вступать в схватки с «Мессерами» которые пытались сразу связать боем наши самолёты…
Численное преимущество оставалось на стороне противника. Ему надо было противопоставить не только храбрость, но и мастерство, гибкую тактику, основанную на освоении новых машин, их превосходных скоростных и огневых качествах, возможности управлять боем по радио.
— Нам нужны слётанные пары — вот что сейчас главное, — не уставал повторять Карданов в своей эскадрилье. — Довольно ходить роем и жужжать, как пчёлы!
Он имел в виду большие группы, которыми действовали раньше истребители. Теперь, на новых самолётах, основой тактики становилось свободное взаимодействие пар. И Карданов учил молодёжь летать в паре, легко ориентироваться в пространстве, не боясь потерять зрительную связь. Учил на земле и в небе, на полигоне и в боях. Воспитывал самостоятельность и понимание того, что индивидуальное мастерство приобретает силу лишь в коллективных действиях.
Вспомнили и об эшелонировании по высоте, которое так хорошо оправдало себя под Моздоком. Теперь, на скоростных машинах, оно обещало быть особенно эффективным. И, вылетая очередной раз на патрулирование, командир эскадрильи решил рассредоточить свою шестёрку самолётов тремя парами на разных высотах.
Когда приблизились к фронту, услышали в наушниках шлемофонов предупреждение с армейского пункта наведения:
— Маленькие, маленькие, обратите внимание на запад!
С запада аккуратным клином шли 50 пикирующих бомбардировщиков, их прикрывали 20 «Мессеров».
Карданов не успел ещё мысленно прикинуть план боя, как сверху, из облаков, неожиданно вывалилась восьмёрка «Фокке-Вульфов» и с ходу сбила лётчиков нашей верхней пары — Харенко и Резника. Молодые ребята были недостаточно осмотрительны. Верхний ярус эшелонирования оказался срезанным, их осталось 4 против 78!
Крутым поворотом вправо командир вывел группу из-под нового удара. И, сохраняя разницу в высоте, обе пары на полной скорости ринулись к «Юнкерсам», ворвались в их строи сверху и снизу, словно взяли в огромные клещи. С первой же атаки на ведущую девятку каждый сбил по самолёту, а в повторной все вместе сбили ещё 3. Немецкие истребители не могли прийти на помощь — открой они огонь — непременно попали бы по своим. И «Юнкерсы», поспешно сбросив бомбы на собственные войска, стали удирать; их ещё недавно стройный клин беспорядочно расползался на глазах. Теперь вражеские истребители, точно опомнившись, связали наших боем, но было поздно: к месту схватки уже спешила вызванная по радио подмога…
Так шаг за шагом Карданов и его товарищи вносили свою лепту в общую творческую лабораторию боевого поиска, который здесь, на Кубани, принёс коллективно выработанную классическую формулу тактики истребителя: «Высота — скорость — маневр — огонь».
Летом 1943 года Капитану К. Л. Карданову было присвоено звание Героя Советского Союза. На его боевом счету значились 19 сбитых самолётов, десятки уничтоженных орудий, автомашин, более 1000 солдат и офицеров противника.
А наступление наше успешно продолжалось. Одна за другой освобождались кубанские станицы, затем врага выбили из Новороссийска и, наконец, была очищена Тамань. Истребители стали летать дальше — в Крым, где наши высадили десант.
Пасмурным осенним днём Карданов повёл лётчиков в район Керчи прикрывать сухопутные войска. Истребители были ещё далеко от цели, когда по радио с командного пункта передали:
— Южнее Керчи шестёрка «Мессеров» атакует нашего разведчика. Спешите на выручку.
Кубати только что получил новенький самолёт с мощным мотором и, дав полный газ, заметно вырвался вперед. Товарищи поотстали, но он продолжал идти на предельной скорости. И скоро увидел впереди по курсу характерный двухкилевой контур «Петлякова»; маневрируя, наш лётчик отбивался от наседавших врагов. Видимо, немцам сообщили с земли о приближении советских истребителей, потому что «Мессеры» тут же разделились: 4 повернули им навстречу, а 2 продолжали преследовать разведчика.
Карданов успел проскочить мимо четвёрки и пошёл в атаку на эту пару. С ходу, дав несколько точных очередей, он сбил ведомого. Второй свечой взмыл вверх, Кубати рванулся за ним и уже поймал в прицел, когда вдруг ощутил всем телом сильнейший удар. Он мгновенно повернул голову: сзади совсем близко, почти в упор, по нему стрелял «Мессер». С опозданием успел подумать: «Увлёкся, я же один!..» Новым ударом самолёт бросило в сторону; снаряд разорвался где-то у самой кабины. Левая рука бесчувственно повисла плетью. Надо было выходить из боя. Но как?
Собрав все силы, Карданов ввёл самолёт в отвесное пике и стал резко менять направления, благо, машина по-прежнему его слушалась. Она неслась вниз, точно сбитая, и только у самой земли, на огромной скорости вырванная волей лётчика из падения, ожила, выровнялась…
Набухал кровью комбинезон, тёмная пелена волнами накатывалась на глаза, но он, стиснув зубы и не теряя самообладания, всё так же, на бреющем полёте, вёл самолёт к своему аэродрому. И привёл! Зажал ручку управления ногами, правой рукой выпустил шасси, посадочные щитки, снова перехватил управление в эту единственно действующую руку и почти безошибочно совершил посадку. Из кабины лётчика пришлось вытаскивать: теперь, на земле, силы его оставили.
* * *
…На другой день в полевом госпитале Карданова разыскал штурман с Пе-2.
— Пришёл поблагодарить от всех, от всего экипажа…
— Зачем громкие слова? Зачем благодарить? — прервал его Кубати.
— Но вы спасли нам жизнь. И пролили за неё свою кровь!
— Это долг, а ещё лучше сказал поэт — высшая честь! Помните Твардовского…
Он был очень бледен от потери крови, говорил тихо, но с той спокойной уверенностью, которая всегда отличает сильного человека.
В сентябре 1943 года весьма популярный журнал «Огонёк» поместил на первой странице ( обложке ) фото Карданова и короткое описание его боевых подвигов.
Лечение, между тем, затянулось. Сустав левой руки был перебит; его перевозили из одного госпиталя в другой, месяц проходил за месяцем, а рука по-прежнему не действовала.
Через полгода с лишним Карданов оказался в Главном военном госпитале. И здесь снова врач, осмотревший его, завёл осторожный разговор о том, что руку не вернёшь, последствия могут возникнуть самые тяжкие и нужно решиться на ампутацию.
— Я должен летать! — упрямо повторил Кубати. Консилиум лучших медицинских сил помог определить новый путь лечения. Постепенно оно пошло на лад. И наступил день, когда тот же лечащий врач твёрдо сказал:
— Рука будет жить. Только придется её долго тренировать…
— Я готов на всё! — отвечал лётчик.
* * *
…В конце 1944 года Карданов вернулся в родной Гвардейский полк (с апреля 1944 года полк именовался 159-м ГвИАП), — им командовал теперь Василий Максименко. Получив новую боевую машину, Кубати был назначен штурманом полка. 2-й Белорусский фронт, в составе которого действовал полк, вёл бои уже на территории Германии, и уже близко виделся всем победный финал войны.
Многое изменилось за этот год! От былого превосходства немецкой авиации не осталось и следа. Всё стало наоборот, так, как хотели видеть когда-то, в трудную пору, Кубати и его друзья: пришла пора нашей силы, нашего преимущества. Истребители не столько защищали наземные войска или бомбардировщиков, сколько сами искали воздушного врага и били его во всеоружии новой техники, тактической зрелости, накопленного мастерства.
Однажды Карданов во главе четвёрки «Лавочкиных» вылетел на сопровождение штурмовиков в район Гданьска (Данцига). Стоял ясный морозный день, и они ещё издали увидели шестёрку FW-190. Немецкие лётчики, среди которых к концу войны было много молодых и неопытных, могли и не принять боя. Поэтому командир по радио распорядился вести себя так, чтобы обмануть противника, которого якобы не заметили, и подпустить его поближе к штурмовикам. Немцы клюнули на эту уловку и парами, даже не набрав высоты, торопливо пошли в атаку. Тогда, разом повернув на большой скорости, наши истребители ударили по «Фокке-Вульфам». Одна из машин была сбита, остальные удалились в сторону моря…
«Как всё быстро и просто», — подумал Карданов. Он вспомнил свою первую победу, тогда, в 1941-м, над Днепром. Казалось, это было очень, очень давно, прошла целая вечность. И, разворачиваясь по курсу, вслух — так, чтобы слушали и ведомые и на командном пункте, — весело сказал:
— Я «Кабарда», я «Кабарда». Здорово мы научились воевать!
Это был последний сбитый им самолёт противника — 27-й по общему счёту, если считать также уничтоженные в группе (некоторые источники, в том числе и Н. Г. Бодрихин в своей книге «Советские асы», указывают на 17 личных и 12 групповых побед. А М. Ю. Быков в своих ранних исследованиях — уже только на 7 личных и 12 в группе).
…9 Мая 1945 года полк встретил западнее Штеттина, на полевом аэродроме. Было всё: и митинг, и салюты, и тосты. А вечером неожиданно сел на их аэродром истребитель, уверенно зарулил прямо на стоянку к штабу, и, едва выключив мотор, из кабины поспешно вылез Андрей Гаврилович Маркелов, их бывший командир.
Когда утихли первые приветствия, командир полка Подполковник Максименко на серебряном подносе торжественно внёс пачку папирос «Триумфальные».
Маркелов оживился, принял папиросы и, хитро прищурившись, спросил:
— Помните 22 июня? Уговор дороже денег! Сохранил и ту самую, заветную. Закурим по кругу в честь Победы!..
* * *
И вот снова весна — 36-я после победы. Мы встречаемся на квартире Кубати Локмановича Карданова в Москве.
— Сколько же это прошло после нашей последней встречи — той самой, на командном пункте? — спрашивает хозяин и отвечает: — Почти 14 лет. За это время, как говорится, много воды утекло, все мы малость побелели. Я, как видите, в штатской одежде. В 1975 году уволился из армии…
Карданов неторопливо говорит о годах службы на восточной границе, когда командовал там авиационным соединением, о том, что и сейчас скучает по этим суровым и добрым местам, вспоминает замечательных людей, с которыми довелось жить и работать.
— В начале 1968 года я перенёс тяжёлую операцию: сказались годы войны. После этого попросился на более спокойную работу. Направили в Северо-Кавказский военный округ на должность заместителя начальника Ставропольского высшего военного авиационного училища лётчиков и штурманов ПВО. 6 лет там потрудился, а потом здоровье подсказало: хватит. Но от дела не ушёл. Работаю сейчас в Научно-исследовательском институте Государственного комитета СССР по стандартам, не забываю и о военно-патриотическом воспитании молодёжи…
Кубати Локманович рассказывает о встречах ветеранов — лётчиков их полка в местах, где пришлось сражаться.
Воспоминаниям нет конца… Но вот на пороге появляется сын Карданова — Беслан. Трудно узнать студента — юношу, с которым когда-то довелось познакомиться, в крепко скроенном бородатом человеке. Он давно уже закончил медицинский институт, завершает работу над кандидатской диссертацией.
— Сегодня у меня родился сын, — радостно сообщает Беслан.
— Решили назвать его Тимуром.
Кем станет Тимур? Может быть, лётчиком, как его дед, а может, и медиком, как отец. Не в этом дело. Верим, что внук с честью будет носить фамилию своего деда — Героя великой войны.
( С. Цукасов, И. Гребцов. Сборник «Во имя Родины», Политиздат, 1982 год. )
* * *
Краткая история боевого пути 88-го истребительного (с апреля 1944 года — 159-го гвардейского) авиационного полка и список известных побед К. Л. Карданова, взятые из книги Томаса Полака и Кристофера Шоурса «Асы Сталина» (издательство «ЭКСМО», 2003 год):
В июне 1941 года полк базировался под Винницей, летал на И-16 в районе будущего Южного фронта, в Июле был переведён под Бухоньки. В начале 1942 года участвовал в боевых действиях на Донбассе и Северном Кавказе, в августе-сентябре был перевооружён на ЛаГГ-3.
Затем полк воевал на Северо-Кавказском фронте, участвовал в боях за Кубани в Апреле 1943 года. Осенью, базируясь на Керченском полуострове, совершал полёты над Крымом, входя в состав Южного фронта (который в конце года стал 4-м Украинским).
В Мае 1944 года полк наконец получил самолёты Ла-5, через месяц был переведён на 2-й Белорусский фронт, где и оставался до конца войны. За период Великой Отечественной войны лётчики полка одержали 268 побед.
* * *
Бой 6 ЛаГГ-3 против 70 немецких самолётов
В Июне 1943 года наш Гвардейский истребительный авиационный полк базировался на аэродроме станицы Старонижне-Стеблиевской. Перед полком была поставлена задача — прикрывать расположение наших войск в районе станицы Киевской.
Я вылетел группой в количестве 6 ЛаГГ-3 в указанный район для прикрытия наземных войск. По маршруту до цели набрал высоту 3000 метров. Подлетая к району прикрытия, установил связь с наземной станцией наведения. В это время на станции наведения находился Генерал — майор авиации И. М. Дзусов. Генерал отдал по радио приказание не давать немецким истребителям связать нас боем, так как основная задача заключалась в том, чтобы не допустить немецких бомбардировщиков до цели или в крайнем случае не давать вести прицельного бомбометания.
Чтобы на виду у немцев не кружиться шестёркой, я приказал паре старшего сержанта Резника уйти в сторону, набрать превышение в 500 метров и находиться в стороне солнца, не теряя меня из поля зрения. С остальной четвёркой я ходил по большому кругу на высоте 3000 метров вдоль линии фронта. Через несколько минут я заметил 6 приближавшихся точек.
Немецкие зенитчики дали залп из одной батареи в мою сторону, этим они навели на мою группу своих истребителей. Шестёрка истребителей FW-190 шла плотным строем на большой скорости. Эту группу, как потом выяснилось, немцы выслали специально для расчистки воздуха, с задачей связать мою группу боем и дать возможность бомбардировщикам спокойно отбомбиться по расположению наших войск.
За истребителями шли немецкие бомбардировщики численностью до 50 Ju-87 с прикрытием 14 истребителей Ме-109. Завязался воздушный бой 6 ЛаГГ-3 с 5 FW-190, 14 Ме-109 и 50 Ju-87.
Паре старшего сержанта Резника я приказал: «Атаковать сверху». Он, имея запас высоты примерно 75-100 метров, вынужден был принять лобовую атаку. В это время Генерал И. М. Дзусов по радио отдал приказание: «Не вступать в бой с истребителями, а атаковать бомбардировщиков».
Обстановка вынудила принять бой с истребителями. При первой атаке сбили одного FW-190, а 3 FW-190, резко развернувшись, прошли надо мной. Оставшаяся пара FW-190 ушла вверх и сразу же с полуранверсмана атаковала пару старшего сержанта Резника. В результате с первого захода были сбиты оба наших истребителя. Сержант Хоренко погиб, а старший сержант Резник раненый выпрыгнул на парашюте. Пара самолётов старшего сержанта Резника была сбита потому, что после первой удачной атаки она увлеклась и, не осмотревшись, сразу кинулась на бомбардировщиков, не обращая внимания на истребителей противника. К тому же эта пара (вопреки моим указаниям) слишком далеко находилась от общей группы, которая не могла вследствие этого своевременно оказать ей помощь. Эта недисциплинированность привела к потере одного лётчика и 2-х самолётов.
Группа Ju-87 подлетела к нам. Я сблизился вплотную с «Юнкерсами» и с лозунгом «За Сталина!», переданным по радио, перешёл в атаку. При первой атаке мы сбили 2 бомбардировщика Ju-87. После этого мы вошли в строй «Юнкерсов», чем лишили немецких истребителей возможности атаковать нас, так как они боялись поразить своих бомбардировщиков.
Воспользовавшись замешательством истребителей, мы быстро парами развернулись и ушли под строй немецких бомбардировщиков, чтобы не находиться под обстрелом стрелков Ju-87. Я со своим напарником сбил одного бомбардировщика в момент выхода из пикирования, а другая пара атаковала снизу и сбила ещё одного бомбардировщика. Затем вторая пара безрезультатно атаковала пару Ме-109 и развернулась для сближения со мной. Я снова парой атаковал 2-х Ме-109 и пошёл на сближение со своей парой.
После этого мы собрались в звено, и я отдал по радио приказание не отрываться ни в коем случае друг от друга. Немецкие истребители всячески старались разбить нас попарно и бить поодиночке, но мы держались в общей группе и вели активный оборонительный бой, так как против моей четвёрки было 14 Ме-109 и 5 FW-190.
Атаковывая мою группу попарно, немцы заставляли меня вести горизонтальный бой, что было крайне невыгодно, так как это стесняло маневр группы и свободу её действия. Бой на горизонтальном маневре не позволяет занимать выгодное положение для последующей атаки, влечёт за собой быструю усталость лётного состава и, наконец, не даёт возможности сблизиться с противником и вести прицельный огонь.
Несмотря на численное превосходство противника, я со своей группой сбил 4 бомбардировщика Ju-87 и 1 истребитель FW-190, потеряв 2 самолёта и одного лётчика. Учитывая, что бой велся на самолётах ЛаГГ-3, которые по своим лётно — тактическим данным несколько уступали Ме-109 и FW-190, можно сказать, что это был тяжёлый и поучительный бой.
Можно сделать следующие выводы:
Ни при каких условиях не следует разбивать группу, а стараться сохранять её в заданном эшелонированном боевом порядке.
Ни в коем случае не терять высокого морально — боевого духа, своим примером поддерживать его у подчинённых. Дерзкие, стремительные и всесторонне продуманные действия, как правило, приносят победу.
Отсутствие огневой поддержки ( вследствие неправильного маневра и отрыва от основной группы ) ведёт к расстройству группы в целом и к неорганизованному бою, приводящему к напрасным потерям.
При чёткой организации и управлении боем возможны успешные действия истребителей в бою с численно превосходящим противником.
Большая группа истребителей для боя с небольшим патрулем неэффективна, так как во время боя самолёты мешают друг другу. В этом случае следует выделять для боя часть истребителей, остальной частью усилить бой путём ввода отдельных пар, звеньев в решающие моменты.
(Из сборника — «Сто сталинских соколов в боях за Родину». Москва, «ЯУЗА — ЭКСМО», 2005 год.)
Родился 23 июля 1918 года в городе Иваново-Вознесенск (ныне Иваново) в семье служащего. Окончил 7 классов и школу шофёров. Работал водителем. В 1937 году поступил в Ивановский аэроклуб. После окончания — работал в нём же инструктором. С 1940 года в рядах Красной Армии. В 1941 году окончил Серпуховскую объединённую военную школу пилотов и авиамехаников. Направлен в 20-й истребительный авиационный полк.
С июня 1941 года сержант П. И. Сахаров в действующей армии. По 1942 год в составе 57-го смешанного авиационного полка воевал под Смоленском, на Северо-Западном фронте, участвовал в обороне Ленинграда. Весной 1942 года переведён в 20-й ИАП Северного флота. С мая 1944 года — в 78-й ИАП Северного Флота.
К ноябрю 1944 года командир эскадрильи 78-го Краснознамённого истребительного авиационного полка (6-я истребительная авиационная дивизия, ВВС Северного флота) капитан П. И. Сахаров совершил 137 боевых вылетов, в 18 воздушных боях лично сбил 9 самолётов противника, уничтожил 2 склада. Принимал участие в потоплении транспорта и каботажного судна. Его эскадрилья сбила 14 самолётов, потопила 15 и повредила 3 корабля противника.
5 ноября 1944 года за мужество и отвагу, проявленные в боях с врагами, удостоен звания Героя Советского Союза.
После войны продолжал службу в морской авиации. В 1955 году окончил Военно-Воздушную академию. С 1961 года полковник П. И. Сахаров — в запасе. Жил в городе Иваново. Умер 24 октября 1985 года. Похоронен в Иваново на кладбище Балино. Бюст Героя установлен на территории Музея ВВС Северного флота в посёлке Сафоново.
Награждён орденами: Ленина, Красного Знамени (трижды), Отечественной войны 1-й степени (трижды), Красной Звезды; медалями. Его имя присвоено улице в Иванове и истребителю МиГ-31 в 174-м Гвардейском истребительном авиационном полку.
* * *
Перед Вами фотография, пожелтевшая от времени. На ней часть кабины самолёта, из которой зорко наблюдает за небом молодой лётчик-истребитель, готовый в любую минуту ринуться ввысь и схватиться с врагом. Это Павел Иванович Сахаров, заснятый в 1943 году в советском Заполярье, невдалеке от Мурманска. Там прошла его лётная юность, там он стал асом, как всерьёз называли его друзья, там он получил звание Героя Советского Союза.
Павел Иванович Сахаров оодился 23 июля 1918 года в городе Иваново-Вознесенске ( ныне город Иваново ) в семье рабочего. По другим данным — в деревне Мельниково Родниковского района Ивановской области, но в детстве с родителями переехал в Иваново. Окончил 7 классов и школу шофёров городе Владимире. Работал водителем в Научно-Исследовательском институте в Иваново. Без отрыва от производства в 1939 году окончил в Ивановский аэроклуб и остался в нём работать лётчиком-инструктором. С тех пор его жизнь стала принадлежать авиации. C декабря 1940 года в рядах Красной Армии. В июле 1941 году досрочно окончил Серпуховскую объединённую военную школу пилотов и авиамехаников, получил направление в 12-й истребительный авиационный полк.
С июля 1941 года на фронтах Великой Отечественной войны. В составе 57-го смешанного авиационного полка воевал на Западном фронте. Боевое крещение получил в боях под Смоленском, на истребителе И-153 «Чайка» летал на прикрытие своих войск, разведку и штурмовку войск противника.
С декабря 1941 года по март 1942 года был командиром звена 13-го запасного авиационного полка (город Кузнецк), освоил истребитель Як-1.
Весной 1942 года сержант Сахаров вернулся на фронт в составе только что сформированного 20-го истребительного авиационного полка, был назначен командиром звена. В апреле полк начал свою боевую деятельность в составе Ударной авиагруппы на Волховском фронте, выполняя задачу по выводу из окружения 2-й Ударной армии в районе Мясной Бор-Кириши. После выполнения этой задачи в июне 1942 года полк был перебазирован на Северный флот.
Мурманск — единственный незамерзающий порт на севере нашей страны, через него питались всем необходимым находившиеся там советские войска. Поэтому сюда настойчиво рвались и сухопутные, и морские силы фашистской Германии.
Здесь, в Заполярье, со всей полнотой раскрылся талант Павла Ивановича Сахарова как лётчика-истребителя. Много раз он сопровождал своим звеном, а потом и эскадрильей, торпедоносцы, пикирующие бомбардировщики, штурмовики, которые наносили смелые удары по врагу. Часто летал на разведку фашистских аэродромов, караванов судов, на штурмовку батарей и складов врага.
В начале ноября 1942 года сержант Сахаров одержал первую воздушную победу, вскоре был награждён первым боевым орденом — Красного Знамени. В январе 1943 года ему присвоено первое офицерское звание — младший лейтенант. Однополчане горячо полюбили Павла Ивановича за скромность, душевное отношение к товарищам и подчинённым, за героизм в бою.
30 декабря 1943 года Сахаров и его ведомый младший лейтенант Швечков вернулись на аэродром, сдали машины и пошли в столовую. Едва успели пообедать, как услышали сообщение, что в районе соседнего аэродрома, где базировались наши бомбардировщика, появились 2 немецких истребителя. Мгновенно поднялись в воздух, наши лётчики набрали высоту. Вскоре увидели фашистские самолёты. Завязался бой.
Немцы оказались опытными лётчиками. Они свободно вели бои и на вертикалях, и на горизонталях. Наши лётчики решили пойти на хитрость. Швечков имитировал падение и незаметно ушёл в сторону. Сахаров в это время продолжал вести бой на виражах. Набрав высоту, Швечков спикировал на Ме-109 и открыл огонь. Немец попытался увернуться от трасс и попал в прицел Сахарова. После меткой очереди «Мессер» упал в Ваенгское озеро.
С апреля 1944 года и до Победы воевал в составе 78-го истребительного авиационного полка, был командиром 3-й эскадрильи. Стал летать на американском истребителе Р-40 «Киттихаук», которым овладел в совершенстве. Основная боевая работа полка заключалась в бомбово-штурмовых ударах по портам и кораблям противника, по переднему краю обороны. Капитан Сахаров в числе первых лётчиков полка освоил метод топмачтового бомбометания и проделал большую работу по обучению этому методу лётчиков своей эскадрильи.
На заключительном этапе Петсамо-Киркенесской операции, начавшемся 23 октября 1944 года, североморские лётчики оказывали непрерывное содействие наступавшим войскам. Сражение за Киркенес продолжалось до 25 октября, когда город был полностью очищен от оккупантов. В это время североморские авиаторы наносили последовательные удары по оборонительным узлам крепости Киркенес, подавляли огонь артиллерийских батарей, штурмовали плавсредства в порту и в многочисленных фьордах.
Противник не мог противостоять активности нашей авиации. За 5 дней немцы совершили всего 37 вылетов, из них 24 приходится на 21 октября, когда была предпринята попытка нанести удар по занятому нашей авиацией аэродрому Луостари. Лётчики 78-го полка в содружестве с гвардейцами-сафоновцами разгромили фашистов, уничтожив треть вражеских самолётов.
За 5 дней завершающей битвы на Крайнем Севере лётчики Северного флота совершили 736 самолёто-вылетов. Только в воздушных боях ими было сбито около 20 фашистских самолётов. Они потопили транспорт, пароход, 4 СКР, 6 МО, 2 тральщика, 3 мотобота, 5 быстроходных десантных барж, паром с войсками, взорвали баржу со снарядами, повредили 4 транспорта, 3 СКР, 2 баржи. Таков далеко не полный перечень побед, одержанных авиаторами Северного флота в боях за Киркенес.
25 октября 1944 года столица нашей Родины салютовала мужеству и упорству бойцов и командиров 14-й армии и Северного флота. За отличные боевые действия при освобождении Киркенеса североморским авиаторам вторично была объявлена благодарность Верховного Главнокомандующего.
Освобождением районов Киркенеса, Нейдена, Наутси и Сарикоски завершилась Петсамо-Киркенесская операция. Авиация Северного флота перенесла боевые действия в глубь коммуникаций противника, продолжая громить его транспорты и суда, на которых эвакуировались войска. До конца октября североморские лётчики произвели ещё более 600 боевых вылетов, подвергнув бомбардировке и штурмовке транспортные суда и корабли немцев в Тана-фьорде, Тю-фьорде, Гуль-фьорде, Порсангер-фьорде.
Удары по базам, береговым объектам, артиллерийским батареям, кораблям и судам наши авиаторы наносили непрерывно и по нескольку раз в день. Немецкие самолёты в воздухе появлялись теперь редко. За 6 последних дней октября североморцами было перехвачено их не более десятка.
Неоднократными бомбово-штурмовыми ударами лётчики подавили тяжёлые артиллерийские батареи на островах Киельмес, Скугерей, Вадсей и Ильмес, а на море потопили и повредили 35 судов.
Но напряжение боёв не ослабевало. Немцы, уводившие конвои с войсками, боевой техникой и стратегическим сырьем, защищались ожесточённо. Каждый раз, выходя на цель, североморцы вынуждены были прорываться через плотную завесу зенитного огня многочисленных боевых кораблей, а также мощных береговых батарей.
Трудным выдался день 26 октября. Более 200 машин участвовало в налёте на конвой врага в Тана-фьорде. Североморцы действовали успешно. Группа торпедоносцев 36-го полка, ведомая Героем Советского Союза капитаном В. П. Рукавицыным и майором И. Т. Волынкиным, повредила транспорт и эскадренный миноносец. Истребители — бомбардировщики 78-го полка под командой капитанов В. П. Стрельникова и П. И. Сахарова потопили транспорт и несколько вооружённых мотоботов.
В Заполярье Павел Иванович Сахаров прошёл славный путь от рядового лётчика до командира эскадрильи, от сержанта до капитана. На его груди красовались 3 боевых ордена, а 5 ноября 1944 года ему было присвоено высокое звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда» (№ 5054).
К концу войны на счету П. И. Сахарова было 225 боевых вылетов и 12 сбитых самолётов противника. В результате боевой работы им потоплено 2 транспорта, 1 каботажное судно, 5 мотоботов, уничтожено 2 батареи зенитной артиллерии, 13 автомашин, склад с боеприпасами.
После войны продолжал службу в морской авиации, в своём полку, затем во 2-м Гвардейском истребительном авиационном полку имени дважды Героя Советского Союза Б. Ф. Сафонова. В 1948 году окончил высшие офицерские курсы авиации ВМФ (город Рига), в 1955 году — командный факультет Военно-Воздушной академии. Во время учёбы освоил полёты на реактивных самолетах Ил-28 и МиГ-15. В дальнейшем был командиром 781-го истребительного авиационного полка ВВС Тихоокеанского флота. В 1958 году по состоянию здоровья отстранен от боевой работы в истребительной авиации. Службу продолжил на штабных должностях — заместителем начальника штаба по боевой подготовке 30-го отдельного корпуса ПВО. С марта 1961 года полковник П. И. Сахаров — в запасе. Вернулся на родину. Жил в городе Иваново. Работал на меланжевом комбинате. Скончался 24 октября 1985 года. Похоронен в городе Иваново.
Дважды Герой Советского Союза Бегельдинов Талгат Якупбекович
Родился 5 Августа 1922 года в городе Пишпек (Казахстан), в семье рабочего. Окончил среднюю колу в городе Фрунзе. С 1940 года в Красной Армии. В 1942 году окончил Оренбургскую военную авиационную школу пилотов.
С Января 1943 года сержант Т. Я. Бегельдинов в действующей армии.
К Июню 1944 года заместитель командира эскадрильи 144-го Гвардейского штурмового авиационного полка (9-я Гвардейская штурмовая авиационная дивизия, 5-я Воздушная армия, 2-й Украинский фронт) гвардии старший лейтенант Т. Я. Бегельдинов совершил 155 боевых вылетов на разведку и штурмовку вражеских укреплений, аэродромов, железнодорожных узлов, скоплений войск противника.
26 Октября 1944 года за мужество и воинскую доблесть, проявленные в боях с врагами, удостоен звания Героя Советского Союза.
Командуя эскадрильей того же полка и дивизии (1-й Гвардейский штурмовой авиационный корпус, 2-я Воздушная армия, 1-й Украинский фронт), к Марту 1945 года совершил ещё 120 боевых вылетов.
27 Июля 1945 года Гвардии капитан Т. Я. Бегельдинов награждён второй медалью «Золотая Звезда».
После войны продолжал службу в ВВС. В 1950 году окончил Военно — Воздушную академию. Заслуженный военный лётчик СССР. С 1956 года Гвардии полковник Т. Я. Бегельдинов — в запасе. Окончил строительный институт, жил и работал в городе Алма-Ата (Казахстан). Депутат Верховного Совета СССР 2-го, 3-го созывов. Автор книг: «Илы» атакуют, «305 рейдов» и других.
Награждён орденами: Ленина, Красного Знамени (дважды), Александра Невского, Отечественной войны 1-й и 2-й степени, Красной Звезды, Славы 3-й степени, медалями. Бронзовый бюст Героя установлен на родине. Почётный курсант Оренбургского Высшего авиационного училища лётчиков имени И. С. Полбина.
* * *
Талгат Бегельдинов родился 5 Августа 1922 года в городе Пишпек (Казахстан). Окончил среднюю школу в городе Фрунзе. В 1940 году был призван в ряды Красной Армии. В 1942 году окончил Оренбургское военное авиационое училище лётчиков.
В Декабре 1942 года сержант Талгат Бегельдинов прибыл в штурмовой авиационный полк под Калинин. Много дней провёл он на фронтовом аэродроме, ожидая разрешения на боевой вылет. Но времени даром не терял — изучал район боевых действий, пытливо перенимал опыт старших товарищей, непрестанно учился мастерству воздушных сражений. Настал наконец день, когда командир полка сказал:
— Ну, Бегельдинов, теперь вы готовы к выполнению боевой задачи. Завтра обязательно полетите.
Произошло это 17 Февраля 1943 года.
На протяжении всего полёта Талгат внимательно следил за ведущим, в точности повторял его маневры. Выйдя на цель, «Илы» с пикирования атаковали железнодорожный состав.
Первый вылет прошёл успешно. В тот же день сержант Бегельдинов совершил ещё 2 боевых вылета. Начались фронтовые будни: ежедневные полёты на штурмовку. Шли бои под Старой Руссой…
Спустя несколько дней, он одержал и свою первую воздушную победу, сбив истребитель Ме-109, пилотируемый известным немецким асом. Вскоре Бегельдинову присвоили офицерское звание и назначили ведущим, а затем и командиром звена. Но, познав радость победы Бегельдинову было суждено познать и горечь поражения. В боях за Харьков он был сбит. Несмотря на многочисленные трудности, сумел перейти линию фронта и вернувшись в свой полк продожил боевую деятельность.
…Однажды полку, где служил Бегельдинов, Генерал В. Г. Рязанов поставил задачу нанести сосредоточенный удар по аэродрому противника в районе Харькова. Штурмовики немедленно приступили к её выполнению. Прикрываемые полком истребителей, они удачно миновали линию фронта и рано утром вышли точно на цель. «Илы» обрушили на аэродром противника мощный бомбовый удар. Уничтожили 12 бомбардировщиков врага, разрушили ангары, взорвали склады авиабомб. Полк без потерь вернулся на свой аэродром.
В 2 часа дня шестёрка «Илов» снова взяла курс на Харьков, но уже без сопровождения истребителей. На подходе к аэродрому наших штурмовиков немцы встретили сильным зенитным огнём.
Преодолев 2 пояса противовоздушной обороны, советские лётчики увидели группу бомбардировщиков противника под прикрытием истребителей, возвращающихся с боевого задания. «Мессеры» резко развернулись и ринулись наперерез нашей шестёрке. 12 истребителей против 6 штурмовиков! В воздухе закружилась «карусель» воздушного боя.
Один из немцев, атаковавший Бегельдинова снизу, на какое — то мгновение выскочил вперёд. Талгат нажал гашетку пушек и увидел, как истребитель камнем полетел к земле. Но и штурмовик Бегельдинова тоже получил повреждение. Надо бы повернуть назад, но нельзя. Близко впереди цель — вражеский полевой аэродром. Больше 100 бомбардировщиков и истребителей стоит на поле. На аэродроме паника: самолёты взлетают прямо со стоянок, из задних кабин бомбардировщиков строчат пулемёты.
Штурмовики начали атаку, и мгновенно аэродром превратился в море огня. «Илы» отвалили от аэродрома и легли на обратный курс. Из-за полученного повреждения самолёт Бегольдинова стал терять скорость. Держаться в строю стало почти невозможно, а до линии фронта ещё 40 километров.
Видя отставший, израненный Ил-2, пара «Фоккеров» решила взять его в клещи и посадить на свой аэродром. Но советский лётчик и не подумал выполнять команды истребителей. Тогда самолёты противника развернулись и начали расстреливать штурмовик. Пулемётная очередь прошила мотор и кабину. Загорелся двигатель. Лётчик и стрелок выбросились на парашютах…
Несколько дней пробирались они к линии фронта. Дважды натыкались на немецкие посты. В одной из схваток уложили наповал 2-х вражеских солдат. Около 3-х часов просидели по горло в болоте, скрываясь от преследования. Уже перед самой линией фронта, наскочив на минное поле, погиб стрелок.
Незадолго до рассвета Талгат один добрался до берега Северского Донца. Там, за ним, наши. Он поплыл в холодной, обжигающей тело воде под бешеной стрельбой немцев. В воде его ранило в левую руку. Намокшая одежда тянула ко дну. Достигнув противоположного берега, теряя сознание, Талгат упал на камни. Лётчика обнаружили наши пехотинцы, принесли в землянку. Санитар сделал ему перевязку. Потом медсанбат, а через 3 недели снова в строй.
* * *
…Шли напряжённые жестокие бои на Орловско-Курской дуге. В эти дни у Талгата Бегельдинова завязалась крепкая дружба с лётчиком-истребителем Сергеем Луганским. Их первая встреча произошла в бою.
На группу штурмовиков наседали Ме-109. Стрелок Бегельдинова был тяжело ранен, и самолёт оказался беззащитным сзади. Это немцы, видимо, поняли, и 2 «Мессера» начали усиленно обстреливать пострадавший «Ил». На выручку штурмовику поспешил Як-1 с цифрой «47» на борту. Советский истребитель быстро пристроился в хвост к ведомому Ме-109 и ударил из пулемётов. «Мессер» задымил и рухнул на землю. Ведущий вражеской пары, потеряв прикрытие, взмыл вверх, оставив штурмовик в покое. Як-1 развернулся и снова ринулся в гущу боя.
Вернулись на аэродром. В тот же вечер, когда лётчики собрались в столовой на ужин, Бегельдинов громко спросил:
— Кто сегодня летал у истребителей на «47-м»?
Луганский поднялся из-за стола и подошёл к лётчику.
— Я летал. А в чём дело?
— Ну, друг, давай знакомиться. Ты сегодня мне жизнь спас…
Долго беседовали они в этот вечер. Оказалось, что оба окончили Оренбургское лётное училище. С тех пор их фронтовая дружба крепла, помогала в бою.
* * *
В Феврале 1944 года, в период Корсунь-Шевченковской наступательной операции Советских войск, Бегельдинову пришлось заняться несколько необычным делом — охотой за путеразрушителем. Ещё в дни разгрома под Москвой зимой 1941 года немцы изобрели приспособление, с помощью которого уничтожались железнодорожные пути. Оно представляло собой нечто вроде 2-х огромных лемехов плуга, которые прицеплялись к паровозу. Плуг ломал шпалы пополам, а рельсы, упираясь в покатые щеки, изгибались и лопались. За один час работы паровоз уничтожал до 15 км полотна.
Именно такой паровоз-путеразрушитель и орудовал зимой 1944 года между Первомайском и Малыми Висками. Зная о том, что участь окружённой Корсунь-Шевченковской группировки предрешена, противник решил с помощью этого приспособления разрушить за собой все дороги, пытаясь задержать движение наших войск. Уничтожение паровоза было поручено Бегельдинову. Началась охота. Предоставим слово герою нашего очерка:
«Должен сказать, что противник попался на редкость хитрый, опытный и осторожный. Ещё вчера, пролетая над этими местами, я видел стальные нити рельсов. Сегодня их уже нет. Нет и паровоза. Тщетны все попытки обнаружить врага. На помощь пришла наземная разведка.
Однажды я находился на КП аэродрома в первой готовности. Получаю сведения, что паровоз орудует около Малых Висок. Лечу туда, вижу следы его варварской работы, а самого паровоза и след простыл. И так день за днем. Начинаю терять терпение. А командование не дает мне покоя, требует немедленного уничтожения проклятого паровоза. Ведь за день он причиняет столько вреда, что нужна неделя для восстановления, нужны материалы, затраты труда сотен солдат и офицеров инженерных войск. Мало того, пока восстанавливается путь, задерживается доставка грузов нашим наступающим войскам.
В один из дней, когда о паровозе не было никаких сведений, я вылетел на разведку. Собрал данные о позициях немцев, сфотографировал расположение артиллерии и закопанные в землю танки. Лечу на свой аэродром. Неожиданно вижу внизу тень паровоза. Именно тень. В лучах заходящего солнца она кажется неправдоподобно большой, уродливой. Тень движется, но дыма нет, не видно и самого паровоза. Я резко снижаюсь и тут только понимаю, почему бесплодной была моя охота. Сверху на паровозе, во всю его длину, смонтирована площадка, на которой уложены снег, комья земли, кусты и камни… Сам же паровоз окрашен в белый цвет. При встрече с нашими самолётами он просто останавливался и, пользуясь своей хитрой маскировкой, пережидал пока они пролетят мимо.
Я даже вскрикнул от радости. Ну, теперь ты от меня не уйдёшь! Захожу сбоку, беру паровоз в прицел, атакую. И… впустую. Машинист резко дает ход — и мои снаряды идут мимо. Атакую вновь, и опять безрезультатно. Чувствую, что в будке паровоза сидит довольно опытный человек, следящий за каждым моим движением.
Необычайный поединок паровоза с самолётом длился около 15 минут. Наконец, снаряд попал в котел. Облако пара поднялось метров на 20, паровоз остановился. Я зашёл сбоку, прошил его очередями из пушек и пулемётов. Развернулся и, зайдя с другой стороны, в упор выпустил все реактивные снаряды. Паровоз превратился в груду металла. Сделав круг и убедившись, что сработал чисто, фотографирую его и лечу домой…»
К июню 1944 года заместитель командира эскадрильи 144-го Гвардейского штурмового авиационного полка гвардии старший лейтенант Т. Я. Бегельдинов совершил 155 боевых вылетов на разведку, штурмовку вражеских укреплений, аэродромов, железнодорожных узлов, скоплений войск противника. 26 октября 1944 года за отвагу и боевое мастерство, проявленные при освобождении городов Знаменка, Кировоград, за лично сбитые в воздушных боях 4 вражеских самолёта и эффективное содействие наземным войскам при выходе на государственную границу СССР, ему было присвоено звание Героя Советского Союза.
Талгат Бегельдинов славился не только как мастер штурмовых ударов, но и как мастер воздушной разведки. В сложных условиях погоды, тщательно маскируясь облачностью, он добывал ценные сведения о противнике. Самолёт Бегельдинова одним из первых появился днём над Берлином. На своём краснозвёздном «Иле» Талгат Якупбекович оказывал братскую помощь восставшим жителям Праги.
Командуя эскадрильей того же полка, к марту 1945 года он совершил ещё 120 успешных боевых вылетов. 27 июня 1945 года за умелое руководство эскадрильей и боевые подвиги при штурмовки скопления войск и техники противника в боях за города Краков, Оппельн (Ополе), Катовице, Бреслау (Вроцлав) и Берлин, отважный лётчик был награждён второй медалью «Золотая Звезда».
Начав войну рядовым пилотом, он закончил её командиром эскадрильи Гвардейского авиаполка. За 2 года Бегельдинов совершил 305 боевых вылетов, проведя в них в общей сложности без малого 500 часов, уничтожил 21 танк, 5 самоходных артиллерийских установок, 7 самолётов в воздухе (5 лично и 2 в группе) и 5 на земле, 37 автомобилей, 2 локомотива, 7 вагонов с войсками и техникой.
Дважды Герой Советского Союза капитан Т. Я. Бегельдинов 24 Июня 1945 года принимал участие в Параде Победы на Красной площади в Москве.
После окончания войны Талгат Якубекович продолжил службу в ВВС. Был избран депутатом Верховного Совета СССР. Служил в строевой части в должности командира полка. В 1950 году, после окончания Военно — Воздушной академии, по состоянию здоровья, он был отстранен от полётов и направлен на Высшие курсы усовершенствования офицеров и штурманов в качестве начальника штаба. Однако, здоровье ухудшалось с каждым днём и в 1957 году Гвардии полковник Т. Я. Бегельдинов был демобилизован из рядов Советской Армии. Вскоре он стал работать заместителем начальника Казахского территориального управления Гражданского Воздушного Флота. Затем окончил строительный институт, жил и работал в городе Алма-Ата ( Казахстан ).
* * *
Воздушный бой штурмовиков с бомбардировщиками.
Этому воздушному бою предшествовала следующая обстановка: противник после успешного наступления наших войск в районе Белгорода поспешно отошёл на заранее подготовленный рубеж, проходивший по южному берегу реки Днепр, где и перешёл к обороне. После оперативной паузы наши войска предприняли наступление с форсированием рекм Днепр в районе Успенское — Мишурин Рог.
Противник обрушил все свои огневые средства против наших наступающих войск, одновременно на плацдарме за рекой Днепр танками и пехотой контратакуя наши войска и не давая им развить успеха.
Авиация противника большими группами бомбардировщиков Ju-87 и Hе-111 наносила удары по боевым порядкам наших наступающих войск, пытаясь приостановить наступление.
Наш 144-й Гвардейский Львовский, Красноградский ордена Александра Невского штурмовой авиаполк действовал в том же районе на поле боя по боевым порядкам противника.
8 сентября 1943 года командир дивизии поставил нашему полку задачу: бомбардировать и штурмовать танки и пехоту противника на юго-западной окраине Мишурин Рог. До вылета оставалось 20 минут. Командир полка перед вылетом дал лётному составу следующие указания: 12 Ил-2 под прикрытием 8 истребителей Як-1 вылетают для атаки контратакующих танков, ведущий группы — Капитан Т. Бегельдинов, сбор на «кругу» с разворотом на 160-170°; боевой порядок — правый «пеленг» звеньев; подход к цели на высоте 1000 метров; маневр в районе цели производить скоростью, высотой и отворотами по курсу на 15-20° в стороны; атаки выполнять с углом пикирования в 25-30° с последующим выходом левым разворотом в сторону расположения наших войск.
Взлёт производили парами. Собрались быстро и хорошо, далее следовали в заданном боевом порядке до аэродрома истребителей, где своевременно встретили истребителей прикрытия и без всяких задержек взяли курс на цель.
Не долетая примерно 10 км, я связался по радио с КП командира, доложил поставленную задачу и получил ответ: «Я вас понял — вступайте в воздушный бой с бомбардировщиками противника, с тем, чтобы не допустить их к переправе». Я повторил приказание. Поняв, что на меня возложена ответственная задача, я решил с хода плотным строем с передней полусферы атаковать бомбардировщиков противника под ракурсом 2/4 с последующим левым разворотом и выходом на свою территорию. Цель моей первой атаки была дезорганизовать противника, расстроить его боевой порядок. Для выполнения этого замысла атаки я по радио подал команду: «Собраться в плотный строй!» Подходя к линии фронта, заметил до 30 бомбардировщиков Ju-87 под прикрытием до 6 истребителей Ме-109. Я их встретил в районе, где мне предстояло штурмовать танки противника. Сближаясь с ними, я выбирал наивыгоднейшее направление для атаки, и с дистанции примерно 600 метров под ракурсом 2/4 всей группой атаковали бомбардировщиков, сам сосредоточил огонь по ведущему и подбил его. Он, снижаясь, сбросил бомбы на свои же войска, затем строй бомбардировщиков противника рассыпался. Наши атакующие штурмовики вклинились в их строй.
Истребители, прикрывавшие меня, завязали воздушный бой с истребителями прикрытия бомбардировщиков. Я и моя группа вели воздушный бой, ещё не сбросив бомб. Трудно было наблюдать за ходом воздушного боя. Однако я заметил, как часть бомбардировщиков сбросила бомбы по примеру своего ведущего, затем отвалила влево, а вторая часть продолжала следовать к намеченной цели.
Выйдя из атаки, я снова собрал в плотный строй несколько расстроившихся после первой атаки штурмовиков и пошёл на повторную атаку. С дистанции 600-400 метров под ракурсом 3/4 открыл огонь. Расстроенная группа бомбардировщиков после 2-й атаки так же неприцельно сбросила бомбы и, отвалив влево, ушла вглубь расположения своих войск.
В результате этого боя штурмовиками и истребителями было сбито 6 самолётов противника, но кто из нас персонально сбил, было трудно установить в «гуще».
Я доложил на КП командиру о выполнении задания. Он поблагодарил нас и приказал выполнять основную задачу.
Получив приказания, я приступил к бомбардировке и штурмовке танков и пехоты противника. Сделал 6 заходов в боевом порядке «круг» звеньев, после чего все самолёты вернулись на свой аэродром без потерь, кроме незначительных повреждений.
Следует отметить, что в районе Тылява — Вишеведник я вёл такой же бой 4 Ил-2 под прикрытием 2 Як-1 против 6 FW-190, которые также сбросили бомбы на свои войска и ушли в облака, не ввязываясь в бой.
На основании своего боевого опыта я пришёл к выводу, что штурмовик Ил-2 вполне может вести воздушный бой с бомбардировщиками и с истребителями, ибо я сам на Ил-2 провёл 15 воздушных боёв, в которых сбил 5 самолётов противника (1 Ме-109, 1 FW-190, 3 Ю-87).
Для того чтобы расстроить группу бомбардировщиков, следует прежде всего бить по ведущему группы.
Родился 1 ноября 1921 года в городе Майкоп, ныне Адыгейской автономной области Краснодарского края, в семье рабочего. Окончил 7 классов начальной школы и Майкопский аэроклуб в 1938 году. С 1938 года в Военно-Морском Флоте. В 1940 году окончил Ейское военно-морское авиационное училище лётчиков. Служил в строевых частях ВВС ВМФ.
С Сентября 1942 года Лейтенант Д. В. Зюзин в действующей армии. Служил в составе 32-го ИАП (11-го Гвардейского ИАП) Черноморского флота, летал на ЛаГГ-3, Як-1 и «Аэрокобре». В Январе 1945 года переведён на лётно-испытательскую работу.
К апрелю 1944 года заместитель командира эскадрильи 11-го Гвардейского истребительного авиационного полка (1-я минно-торпедная авиационная дивизия, ВВС Черноморского флота) гвардии старший лейтенант Д. В. Зюзин совершил 535 боевых вылетов на штурмовку войск врага, сопровождение бомбардировщиков и штурмовиков, воздушную разведку. В 51 воздушном бою сбил 15 самолётов противника.
16 мая 1944 года за мужество и воинскую доблесть, проявленные в боях с врагами, удостоен звания Героя Советского Союза.
В 1945 году окончил Высшие офицерские курсы ВВС ВМФ. Командовал эскадрильей истребительного авиационного полка Тихоокеанского флота. Участвовал в советско-японской войне 1945 года.
С 1957 года Гвардии полковник Д. В. Зюзин — в запасе. Жил в городе Жуковский Московской области. Умер 12 Июля 1976 года. Похоронен в Жуковском, на Быковском кладбище. Автор книг: «Испытание скоростью», «По облачному следу».
Награждён орденами: Ленина, Красного Знамени (дважды), Отечественной войны 1-й степени (дважды), Красной Звезды; медалями.
* * *
Дмитрий Зюзин родился 1 Ноября 1921 года в городе Майкоп, ныне Адыгейской автономной области Краснодарского края, в семье рабочего. Окончил 7 классов неполной средней школы и Майкопский аэроклуб в 1938 году. С 1938 года в Военно-Морском Флоте. В 1940 году окончил Ейское военно-морское авиационное училище лётчиков. Служил в строевых частях ВВС ВМФ.
Участник Великой Отечественной войны с Сентября 1942 года. Сражался на Чёрном море в составе 32-го истребительного авиаполка. Днём и ночью, в простых и сложных метеоусловиях, на разных типах истребителей (через его руки прошли многие самолёты: И-16, ЛаГГ-3, Як-1, Р-29 «Аэрокобра»), он выполнял сложнейшие боевые задания.
За время боёв Дмитрий Зюзин неоднократно проявлял смелость и находчивость. Он участвовал в бомбовых ударах по наземным войскам противника и караванам судов, прикрывал наших бомбардировщиков и штурмовиков, самоотверженно дрался с вражескими самолётами.
Не сразу пришли к нему победы. Первое время мешала горячность. Как-то в 1941 году, осенью, в составе группы вылетел он к Перекопу. Заметив идущие навстречу «Мессеры», ведущий группы стал набирать высоту. Немцы — тоже. Выше и выше, выжимая из моторов всё, что возможно. Самолётов противника было больше. И вот они в четком строю первыми устремились навстречу. Зюзин услышал в наушниках: «Спокойно, держать строй!» — когда уже нёсся впереди всех, целясь в лоб головному «Мессеру». Справа и слева мелькнули силуэты неприятельских машин, трассирующие очереди…
Потом-пустое безоблачное небо. Где же ведущий немецкой группы, где остальные враги, где свои? Далеко позади внизу вилась тугая наклонная «карусель». Друзья сражались, может быть, гибли… К счастью, всё обошлось. Немцы выключились из боя, ушли в свою сторону: видимо, у них кончался запас горючего…
Были и другие уроки. Были даже победы, которые и вспоминать потом не хотелось. Представление, что храбрость превыше всего, постепенно сменилось убеждением: успех обеспечивается способностью сохранять ясность мысли и полное самообладание в самых критических положениях. Точная оценка возможностей противника, соответственный выбор действий. Неустанное совершенствование лётного и тактического мастерства. Всему этому Дмитрий учился у своих замечательных командиров — Арсения Шубикова и Бориса Литвинчука.
…10 Августа 1942 года, «бархатный сезон» в самом разгаре. Солнце жгло неимоверно и Старшему лейтенанту Дмитрию Зюзину казалось, что скоро и он сам, и его самолёт расплавятся под испепеляющими лучами. В кабине было душно. Тело сковывала тяжёлая сонливость, и это злило лётчика. Он понимал, что внимательность должна быть острой и постоянной: в тот день немецкие самолёты уже дважды пытались прорваться к Туапсе. Внизу — корабли, флот.
Словно в подтверждение его мыслей, небо на горизонте запестрело чёрными точками. Один самолёт, второй, третий, десятый… Дмитрий сбился со счёта, когда перевалил за 20, и тут же услышал голос с земли: «Курсом на Туапсе идут 30 самолётов противника. Немедленно атакуйте!..»
Противник явно не ожидал такой дерзости. На армаду их самолётов шли трое русских. Всего трое… Ну что же, тем хуже для атакующих. Если им надоело жить, пусть пеняют на себя.
Зюзин очень точно рассчитал маневр. Зайдя со стороны солнца, он атаковал головную машину. И прежде чем «асы рейха» сумели сообразить, что и к чему, отсечь атаку наших истребителей, «Хейнкель» уже пылал. Две точные пушечные очереди сделали своё дело.
Строй бомбардировщиков рассыпался. Немецкие пилоты, сбросив бомбы в море, стали уходить. Новый разящий удар Зюзина — второй «Хейнкель-111» пошёл к воде… Так сражался летом 1942 года Дмитрий Зюзин, и не только он один.
…В ночь на 1 Ноября 1943 года части 318-й Новороссийской стрелковой дивизии и батальон морской пехоты, погрузившись на катера и вспомогательные суда, совершили дерзкий бросок через штормовой Керченский пролив и высадились на крымский берег в районе рыбачьего поселка Эльтиген. Наутро наш прифронтовой Геленджикский аэродром напоминал растревоженный улей. В небо один за другим взмывали истребители 11-го Гвардейского истребительного авиаполка, тяжело взбирались наши нагруженные бомбардировщики, над горизонтом выстраивались в боевые четверки и шестерки бронированные штурмовики.
25 Ноября 1943 года командир звена Старший лейтенант Дмитрий Зюзин вылетел во главе восьмёрки на прикрытие плацдарма от вражеских бомбардировщиков. Барражирование решил проводить двумя звеньями на разных высотах — это облегчало своевременное обнаружение противника. Над позициями врага появились наши штурмовики в сопровождении «Яков». Они с ходу обрушили вниз ураган огня.
Зюзин видел, как взрывались боеприпасы на вражеских артиллерийских позициях, как слетали башни с танков, сосредоточившихся для атаки. Бомбы и реактивные снаряды ложились густо и точно, экипажи «Илов» работали на совесть, не обращая внимания на вспыхивающие вокруг них разрывы, на трассы «Эрликонов» и пулемётов.
Группа «Яков» была начеку. Когда на горизонте появились тёмные точки, быстро обретавшие форму «Мессеров», она заняла выгодную позицию и решительно иступила в бой.
Зюзин горел желанием помочь «Якам», но его задачей было другое. Испытывать нервы пришлось недолго. Не прошло и пяти минут, как в воздухе появилось свыше двух десятков Ju-87 под прикрытием шестёрки Ме-109. Зюзин распределил силы: одно звено связало боем «Мессеры», другое с ходу врезалось в строй бомбардировщиков.
Первая же атака увенчалась успехом. Один из «Юнкерсов» потянул дымовой хвост к земле: его с короткой дистанции срезала пулемётно-пушечная очередь Зюзина. Бой разгорался. Было сбито и подбито ещё несколько бомбардировщиков противника. Остальные, сбросив бомбы куда попало, повернули на свой аэродром…
В эти дни Дмитрий Зюзин одержал свою 12 победу. Его четвёрка вылетела по тревоге к Керченскому проливу: бившиеся с «Мессерами» однополчане нуждались в помощи. Зюзин увидел «карусель» издали, по неуловимым признакам угадал: горючее у товарищей на исходе. Надо немедленно обеспечить им выход из боя…
Случай для этого тут же представился: один из «Мессеров» задымил и кометой понёсся вниз. Внимание вражеских лётчиков на какой — то момент было отвлечено. Дмитрий искусным виражом воткнулся в «карусель». Немцы, решив, что новая четвёрка пришла на усиление своих, поспешили выйти из боя.
Звено Зюзина осталось одно — ждать очередную волну вражеских бомбардировщиков. Чтобы захватить их врасплох, Дмитрий решил выдвинуть свой воздушный патруль вперед.
— Следовать за мной на Багерово, — передал ведомым.
Над вражеской территорией вести бой опаснее, зато можно рассчитывать на внезапность. Расчет оказался верным вдвойне: «Хейнкели» появились без сопровождения истребителей. Очевидно, «Мессеры» поспешили вперед расчистить воздух над плацдармом. Бомбардировщики, надеясь на них, вряд ли как следует ведут наблюдение…
Подав команду на атаку, Зюзин ввёл самолёт в пикирование. Нацелился на ведущего, сблизился до предела. Длинная очередь прошила моторы «Хейнкеля», он загорелся, перевалился через крыло, сорвался в штопор. В строю немцев возникла паника, они начали освобождаться от бомб, сбрасывая их в поле в расположении своих войск…
На разборе в полку действия Старшего лейтенанта Дмитрия Зюзина получили самую высокую оценку. Особо отмечались его хладнокровие, трезвый и точный расчёт, способность правильно оценить обстановку.
Дмитрий Зюзин в кабине своей «Аэрокобры». Весна 1944 года
1 декабря 1943 года, при отражении массированного налёта вражеских бомбардировщиков на аэродром Восточный, Дмитрий одержал свою 13-ю личную победу. Особо примечательным было то, что эта победа была одержана им в «юбилейном» — 500-м боевом вылете.
К апрелю 1944 года заместитель командира эскадрильи 11-го Гвардейского истребительного авиационного полка (1-я минно-торпедная авиационная дивизия, ВВС Черноморского флота) гвардии старший лейтенант Д. В. Зюзин совершил 535 боевых вылетов на штурмовку войск врага, сопровождение бомбардировщиков и штурмовиков, воздушную разведку. В 51 воздушном бою сбил 15 вражеских самолётов.
За образцовое выполнение боевых заданий командования, мужество, отвагу и геройство, проявленные в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками, Указом Президиума Верховного Совета СССР от 16 мая 1944 года Гвардии капитан Зюзин Дмитрий Васильевич удостоен звания Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда» (№ 3804).
После разгрома немецких войск в Крыму Дмитрий Зюзин сражался на других участках фронта до полной победы над врагом. К концу войны Гвардии капитан Д. В. Зюзин совершил 596 успешных боевых вылетов, провёл 56 воздушных боёв, в которых сбил 11 вражеских самолётов лично и 8 в группе с товарищами.
В 1945 году Дмитрий Васильевич окончил Высшие офицерские курсы ВВС ВМФ в городе Моздок. Командовал эскадрильей истребительного авиационного полка Тихоокеанского флота. Участвовал в советско-японской войне 1945 года. До 1948 продолжал службу в строевых частях ВВС ВМФ.
В 1950 году окончил Школу лётчиков-испытателей. К тому времени, с точки зрения так называемой «карьеры», он уже стоял, как говорится, на вполне твёрдых рельсах. Но размеренное продвижение по чинам, должностям и званиям не привлекало Зюзина. Его потянуло на новое творческое дело — лётные испытания.
В Школе он успевал отлично — и в аудитории и в воздухе. Однажды попробовали выпустить его, «закоренелого» истребителя, без провозных, с одного ознакомительного полёта, на двухмоторном транспортном самолёте. И этот эксперимент удался как нельзя лучше. Дмитрий Васильевич вылетел безукоризненно, ещё раз подтвердив стародавнее утверждение, что нет «прирождённых» истребителей, бомбардировщиков или штурмовиков, а есть… хорошие и плохие лётчики.
С мая 1950 по Февраль 1954 года он был на лётно-испытательной работе в Лётно-Исследовательском институте. Провёл испытания двигателя НК-12 на летающей лаборатории Ту-4ЛЛ, ряд испытательных работ на самолётах — истребителях.
В 1954-1957 годах работал лётчиком — испытателем ОКБ А.Н. Туполева. Поднял в небо и провёл испытания боевого самолёта Ту-91 и пассажирского самолёта Ту-110. Участвовал в отработке системы заправки в воздухе бомбардировщика Ту-16.
С 1957 года лётчик-испытатель 1-го класса (1954 год) гвардии полковник Д. В. Зюзин — в запасе. Жил в городе Жуковский Московской области. До 1962 года работал ведущим инженером в ОКБ А. Н. Туполева.
Умер 12 июля 1976 года. Похоронен в Жуковском, на Быковском кладбище. На родине, в городе Майкопе, его именем названа улица, установлена памятнная доска.
Дважды Герой Советского Союза Голубев Виктор Максимович
С первых дней Великой Отечественной войны находился в действующей армии. Был командиром эскадрильи, штурманом полка. За боевые подвиги, совершенные на фронте, Указом Президиума Верховного Совета СССР от 12 августа 1942 года Виктору Максимовичу. Голубеву присвоено звание Героя Советского Союза. 24 августа 1943 года за новые выдающиеся боевые подвиги удостоен второй медали «Золотая Звезда». Награжден также многими орденами и медалями. С ноября 1943 года — слушатель Военно-воздушной академии.
Виктор Максимович Голубев родился в семье рабочего судостроительного завода. По национальности русский. Член КПСС с 1942 года. Детские годы провел в Угличе. Позднее приехал в Ленинград, где работал слесарем на заводе. В Советской Армии с 1936 года. В 1939 году окончил Харьковскую военную авиационную школу.
* * *
Они шли молча. И, только подойдя к дому, отец заговорил:
— Ты учти, Витя, быть слесарем — почетно. Эта профессия была фамильной гордостью многих поколений рабочих. Ну, а если вдруг разлюбишь слесарный станок, так уж выбери себе такой труд, чтобы он, как говорят, был делом чести, доблести и геройства. А главное, чтоб был по призванию и по душе. Дочерей-то у нас с матерью три, а вот сын один. Так что продолжать наш род тебе, и ты уж постарайся пронести фамилию Голубевых достойно, чтобы никто не мог упрекнуть ни в пиру, ни в миру…
Этот день был последним рабочим днем в жизни отца.
Семья Голубевых тяжело переживала потерю единственного кормильца. Виктор, чтобы как-то облегчить материальное положение семьи, за короткий срок окончил курсы переподготовки и стал работать шлифовальщиком.
И все же он не перестал мечтать о чем-то большем, значительном в своей жизни.
Виктор поступил в вечерний техникум, одновременно занимался на подготовительных курсах в институте, посещал аэроклуб, а днем работал на заводе.
Нелегко было парню, но он старался всюду успевать, и ему это удавалось. Его ценили на заводе, уважали в школе, с него брали пример в аэроклубе.
В октябре 1936 года прославленные летчики В. П. Чкалов, Г. Ф. Байдуков и А. В. Беляков после героического беспосадочного перелета Москва — остров Удд приехали в Ленинград. Тепло приветствовал город Ленина крылатых героев Родины. Среди тех, кто встречал отважных авиаторов, был и Виктор Голубев. Юноша с завистью и восхищением смотрел на героев. И все же он по-прежнему считал, что его главная цель в жизни — стать инженером-кораблестроителем.
Однако мечте Виктора не суждено было сбыться. Пришел срок призыва в армию. Попросился в авиацию, просьбу удовлетворили.
Службу рядовой Голубев начал в 7-м авиационном отряде, который к тому времени уже имел добрую славу. Молодой воин внимательно присматривался к делам мотористов и механиков, летчиков и техников, стараясь перенять у них все хорошее, полезное, нужное.
Вскоре о Викторе Голубеве заговорили как об отличном, пытливом бойце. Комсомольцы приняли его в свои ряды. А когда представилась возможность, Виктора в числе первых направили на учебу в летную школу.
Быстро пролетели курсантские годы в Харьковской военной школе летчиков.
В выпускной аттестации было отмечено, что за время учебы Голубев проявил себя пытливым, дисциплинированным курсантом, хорошо владеет техникой пилотирования, отлично ориентируется в воздухе. В 1940 году Виктор уже военный летчик, лейтенант. Получая назначение в строевую часть, он вряд ли мог предполагать тогда, что вскоре ему придется вступить в первый открытый бой с фашистами.
Вооруженная до зубов гитлеровская армия продвигалась вперед. Продолжая упорное сопротивление, наши войска вели бон на Петрозаводском, Порховском, Смоленском, Житомирском и других направлениях.
24 июля 1941 года 209-й скоростной бомбардировочный авиаполк получил боевое задание преградить путь немецким танкам, приближавшимся к Смоленску. Шестерке бомбардировщиков, куда входило и звено лейтенанта Голубева, предстояло нанести удар по головной колонне.
Наши самолеты были встречены сильным заградительным огнем вражеской зенитной артиллерии. Умело маневрируя, они все же прорвались к колонне. И вот уже от метких ударов советских летчиков одна за другой вспыхивают на земле машины противника.
Сбросив последние бомбы, наши самолеты стали разворачиваться, чтобы взять курс на свой аэродром, как вдруг над ними, словно осы, закружились вражеские истребители. Около двух десятков «мессеров» ринулись в атаку на краснозвездные машины, поливая их шквальным огнем.
— Командир, над нами «мессер», — прозвучал тревожный голос штурмана Петра Гребенюка.
Умелым маневрированием Голубеву удалось уйти от прицельного огня врага. Но в этот момент на его самолет обрушилась сразу пара истребителей. Огненная трасса молнией блеснула перед глазами летчика.
Словно на полуслове, замолк пулемет штурмана. Голубева охватила тревога.
— Гребенюк, Гребешок! — кричал он по СПУ, но штурман не отзывался. А в это время над головой мелькнули черно-желтые кресты «мессеров».
Что-то горячее обожгло шею. Теплая струйка крови медленно сползала по спине. Стараясь не думать о боли, летчик резко бросал машину, пытаясь уйти от наседавших «мессершмиттов». Однако одна из пулеметных очередей, посланных немцем, ударила в мотор. Самолет загорелся и, теряя высоту, пошел вниз.
Гитлеровцы, видя, что атака достигла цели, ушли на поиски новой добычи.
С болью в сердце наблюдали боевые друзья, как в клубах огня и дыма падала машина Голубева, но были бессильны чем-либо помочь товарищу.
Вернувшись на аэродром, командир группы доложил о выполнении боевого задания, а затем рассказал, как погиб экипаж лейтенанта Голубева.
Спустя два дня из штаба ушло донесение, в котором сообщалось о боевой потере.
А через день, когда на аэродроме шла напряженная боевая работа, на КП раздался телефонный звонок. Офицер наземных войск сообщал, что у них в госпитале находится летчик, лейтенант Голубев. Его подобрали в бессознательном состоянии неподалеку от сгоревшего самолета, он прижимал к себе безжизненное тело своего штурмана,
И вот Виктор Голубев снова в строю. Тяжело переживал летчик смерть Гребенюка, потерю боевой машины.
Вскоре личный состав полка был отправлен на переучивание: предстояло освоить новые самолеты ИЛ-2, которые уже обрели славу «летающих танков».
Прошло немного времени, и лейтенант Голубев громил захватчиков на новом грозном штурмовике.
Однажды — это было в феврале 1942 года — в районе Барвенкова группа во главе с Голубевым получила задание прорваться в сильно укрепленный район противника и нанести штурмовой удар по его танкам, препятствовавшим продвижению наших наземных войск.
Немцы встретили «илы» плотной завесой зенитного огня. Снаряды разрывались на разных высотах, и казалось, вот-вот вопьются в тело самолета. Но, умело применяя противозенитный маневр, штурмовики без потерь подошли к заданному району.
Летчики внимательно следили за своим ведущим, ожидая сигнала атаки.
А Голубев между тем пристально всматривался в кустарник, который ровными шапками «вырос» по обеим сторонам дороги.
«Нет, фашист проклятый, на этом нас не проведешь», — подумал Виктор и первым перевел машину в пикирование, обстреливая «декоративный кустарник». Вслед за командиром ринулись в атаку и остальные.
Видя, что обман раскрыт, гитлеровские танкисты быстро раскидывали маскировочные ветки и поднимали вверх стволы орудийных башен, пытаясь открыть огонь по советским самолетам. Но поздно. Краснозвездные штурмовики поливали фашистские танки мощным огнем из пушек и пулеметов. По обочинам дороги взвились в небо костры. Это горели вражеские машины. При выходе из атаки на «илы» набросилась большая группа МЕ-109. Голубев решил не вступать в бой. Он построил самолеты змейкой, и они, надежно прикрывая друг друга, не подпускали врага на дистанцию прицельного огня.
Командование наземных войск высоко оценило тогда действия штурмовиков, которые помогли им занять выгодные позиции для последующего наступления.
С каждым боевым вылетом росло мастерство отважного летчика, шлифовались его тактические приемы, закалялся в боях характер молодого коммуниста.
Не было в полку человека, который не знал бы о том, как Виктор Голубев на горящей машине дотянул до нейтральной полосы, как последним усилием воли вытащил из пылающего самолета своего смертельно раненного штурмана, как пытался спасти его.
Многие авиаторы в шутку говорили, что Голубев родился в рубашке, что в тот самый июльский день сорок первого он обрел вторую жизнь. Но сам Виктор об этом старался не вспоминать. Он продолжал разить врага.
Мастерство отважного летчика особенно проявилось в Сталинградской битве, когда он со своими подчиненными, подобно урагану, обрушивался на вражеские танки, сметая и уничтожая все на своем пути.
…Это было в июле 1942 года. Возглавляя семерку «илов», Голубев вылетел на очередное задание. Необходимо было уничтожить танковую колонну. Когда внизу показались четкие квадраты машин, в воздухе появились «мессеры». Они приготовились к бою и ждали лишь удобного момента для нападения. Но Голубев перехитрил врага.
Сделав вид, что готов драться, он отвлек истребителей от цели, а затем стремительно повел свою группу на танки и с ходу обрушил на них лавину огня.
Гитлеровцы не ожидали такого исхода. Они открыли огонь, когда «илы», уже освободившись от бомбового груза, прочесывали танковую колонну из пушек и пулеметов.
При выходе из атаки фашистский истребитель попытался сбить машину Голубева. Но не тут-то было. Советский летчик удачно сманеврировал, самолет нырнул вниз, а снаряды, пущенные немцем, пришлись по их же танкам. Голубев преследует противника, и вот уже желтобрюхий МЕ-109 в прицеле, плавное нажатие на гашетку — и сноп огня охватывает машину с паучьей свастикой.
Воздушный бой в разгаре. У самолета Голубева повреждены мотор, хвостовая часть, но летчик продолжает драться и, только когда снаряды уже на исходе, прижимаясь к земле, уходит в сторону своей базы.
А спустя несколько дней личный состав 58-го штурмового авиаполка чествовал нового героя. За успешное выполнение боевых заданий командования и проявленные при этом мужество и героизм старшему лейтенанту Виктору Максимовичу Голубеву было присвоено звание Героя Советского Союза.
Вскоре коммунисту Голубеву (теперь уже капитану) доверили эскадрилью.
В ту ночь Виктор долго не мог заснуть. Он думал о том, как оправдать высокое звание Героя. Сможет ли он справиться с теми большими задачами, которые стоят перед командиром эскадрильи? Вспомнился многострадальный Ленинград, вот уже второй год стиснутый в огненном кольце блокады. Словно живой предстал отец со своим наказом: «чтоб не упрекнули ни в пиру, ни в миру»…
Как бы порадовался он сейчас! И родные тоже, но они там, в осажденном Ленинграде.
И может быть, поэтому с еще большей энергией Виктор Голубев продолжал наносить штурмовые удары по врагу, приближая час победы. Ему поручали самые ответственные задания, и он выполнял их с честью. О делах и подвигах капитана Голубева знали не только в его полку.
Бывший командующий 16-й воздушной армией, ныне маршал авиации С. И. Руденко вспоминает, как он лично ставил перед отважным летчиком сложнейшие боевые задачи и как тот блестяще справлялся с ними.
Вот только один пример. 12 января 1943 года командующий Сталинградским фронтом распорядился выделить группу штурмовиков для нанесения удара по опорному пункту Ново-Александровский. Дело в том, что, окопавшись на высотках, вражеская артиллерия мешала нашим танкам выйти на оперативный простор. Попытки бомбардировщиков подавить огневые точки противника не имели успеха. Вся надежда была на штурмовиков.
Получив боевое задание, Голубев тщательно продумал все детали его выполнения. В район цели решил лететь в паре со своим ведомым. Прячась в лучах солнца, «илы» внезапно появились в расположении противника и приступили к штурмовке. Вражеские снаряды разрывались значительно выше, не причиняя нашим самолетам вреда.
Пятнадцать минут «обрабатывали» отважные летчики этот объект. И вражеские огневые точки замолчали.
Когда летчики приземлились на своем аэродроме, их ждала радостная весть. Опорный пункт врага был занят советскими войсками. Наземное командование ходатайствовало о награждении отважных авиаторов боевыми орденами.
Шли дни. В июле 1943 года Голубеву присвоили звание майора, а вскоре назначили помощником командира полка. Впереди предстояли новые жаркие бои.
На Орловско-Курском направлении нашим летчикам впервые пришлось иметь дело с хвалеными немецкими «тиграми», «пантерами» и «фердинандами». И майор Голубев одним из первых показал, как нужно крушить фашистскую броню.
Всю воздушную армию облетела весть о том, что группа штурмовиков, возглавляемая Голубевым, сорвала наступление целой танковой дивизии врага. В течение 20 минут шестерка «илов» поливала огнем из пушек и крупнокалиберных пулеметов бронированные гитлеровские машины.
Трудно сказать, сколько танков сгорело тогда в результате смелых атак советских летчиков. Однако немцы так и не решились пойти в наступление. Видно, потрепали их изрядно, и большая заслуга в том была Виктора Голубева и его подчиненных.
Надолго запомнились штурмовые удары наших летчиков по вражеским аэродромам в населенных пунктах Б. Рассошки и Гумрак, Тамаровка и Чугуево. Голубев блестяще продемонстрировал тогда навыки воздушного следопыта и снайпера бомбовых ударов, непревзойденного мастера штурмовых атак. Только за два вылета его группа уничтожила 15 вражеских самолетов и много другой техники противника.
Приумножались дела и подвиги воздушных бойцов. Вскоре полк был удостоен гвардейского звания и на его знамени засиял боевой орден. Воины краснознаменного авиаполка продолжали наращивать штурмовые удары по врагу.
День 24 августа 1943 года стал для Виктора Голубева одним из самых памятных. Едва забрезжил рассвет, как летчики-гвардейцы поднялись в небо. Вел крылатых бойцов штурман полка майор Голубев.
В перерыве между вылетами Голубеву вручили телеграмму командующего фронтом и попросили прочитать вслух.
Виктор решил, что речь идет о новом ответственном задании.
Затаив дыхание, гвардейцы вслушивались в каждое слово:
— Герою Советского Союза майору Голубеву, — читал он. — Горячо поздравляю Вас с присвоением звания дважды Героя Советского Союза…
Виктор от неожиданности замолк.
— Дальше, дальше читайте, — неслось со всех сторон. И, поборов охватившее его волнение, он продолжал:
— Славными боевыми подвигами заслужили Вы эту высокую честь и награду нашего правительства. Уверен, что в дальнейшей борьбе за окончание разгрома немецких захватчиков Вы проявите организаторский талант, увлекая личным примером отважных штурмовиков на новые высокие подвиги…
Здесь же на аэродроме стихийно возник митинг. Боевые друзья искренне поздравляли Виктора с наградой, желали ему новых успехов в воздушных сражениях. Выступали тогда многие. Одни вспоминали о юношеских годах молодого слесаря с Нарвской заставы, другие говорили о его первых победах в грозном небе войны, о его мужестве и геройстве.
А когда с КП взвилась ракета, «илы» снова пошли на боевое задание. С широкого поля аэродрома поднимались тяжело нагруженные самолеты. Командир группы Виктор Голубев взлетел последним. Вслед за ним поднялся в небо прославленный советский истребитель Валентин Макаров со своими друзьями. Они сопровождали группу Голубева, которой предстояло нанести бомбовый и штурмовой удары по немецким танкам.
Когда штурмовики подошли к цели, на горизонте показалась группа «мессершмиттов». По команде ведущего четверка краснозвездных истребителей пошла им навстречу, а остальные неотступно следовали за штурмовиками.
Имея численное превосходство, гитлеровцы пытались помешать «ильюшиным» обрушить свою огневую мощь по танкам. Однако, выстроившись «змейкой», штурмовики обеспечивали надежное прикрытие друг друга, а когда увидели в оврагах вражеские танки, с ходу пошли в атаку. От прицельно сброшенных бомб взметнулись черные столбы огня и дыма. Удачной оказалась и следующая атака. Следуя примеру командира, отважные гвардейцы продолжали удары по врагу.
В самый разгар боя одна из пар МЕ-190 пристроилась в хвост машины Голубева, но огненная трасса, посланная по врагу воздушным стрелком, преградила путь фашисту. Гитлеровский ас на какое-то мгновение завис в воздухе. Этого оказалось достаточно для Валентина Макарова, чтобы вонзить длинную очередь в фашистский самолет. Объятый пламенем, вражеский истребитель рухнул на землю.
— Спасибо за помощь, — раздался в эфире благодарный голос Голубева.
На земле пылало несколько огромных костров, свидетельствовавших об успехе гвардейцев. Наблюдавший за работой «илов» командующий наземными войскоми объявил по радио Голубеву и его питомцам благодарность. Без единой потери вернулся тогда гвардеец Голубев с группой отважных бойцов на свой аэродром.
В тот день гвардии майор Голубев еще не раз обрушивал штурмовой удар на участок фронта, где противник сконцентрировал большое количество живой силы и техники, чтобы нанести контрудар по нашим войскам.
Свыше 10 вылетов совершили в тот день штурмовики, ведомые майором Голубевым. Было подавлено более десятка огневых точек, уничтожено до двух батальонов противника. Это расчистило нашим войскам путь для наступления.
Заканчивался сорок третий год. Авиаторы внесли заметный вклад в дело разгрома врага. Немалая доля была здесь и летчика-героя Голубева.
Если говорить языком цифр, то на боевом счету одного только майора Голубева было свыше 260 успешных боевых вылетов, около 80 уничтоженных вражеских танков, 20 самолетов сожжено на земле, и 3 — в воздухе. А если бы можно было подсчитать весь урон, который причинил гитлеровцам бесстрашный летчик своими действиями, то цифры эти еще более умножились бы.
Как-то командир дивизии, поздравляя Виктора Голубева с очередной победой, напомнил ему о его давнем желании получить высшее образование.
— Сейчас, — сказал он, — есть возможность послать вас в Военно-воздушную академию. Как вы на это смотрите? — И, не дожидаясь ответа, подытожил: — В разгром врага вы внесли достойную лепту, ну а добить гитлеровцев теперь будет легче. — И после небольшой паузы закончил: — А боевые командиры с богатым фронтовым опытом и высокой военной подготовкой крайне понадобятся и в мирное время.
Не сразу дал согласие майор Голубев, но, посоветовавшись с однополчанами, решил поехать.
Напряженными были дни учебы в академии, однако трудности только закаляли волю командира. И вот позади первый курс, успешно завершался второй. Майор Голубев показывал пример не только в учебной аудитории, но и на аэродроме, совершенствуя свое боевое мастерство воздушного бойца.
И вряд ли кто мог думать тогда, что уже после салюта Победы, в мирном небе Родины, нелепый случай оборвет жизнь прославленного летчика, боевого офицера, несгибаемой воли коммуниста. 17 мая 1945 года В. М. Голубев погиб при выполнении тренировочного полета.
…В Ленинграде в парке Победы установлен постамент, на котором высится бюст дважды Героя Советского Союза Виктора Максимовича Голубева. Всматриваясь в мужественные, волевые черты этого человека, думаешь: «Нет, такие люди не умирают, они рядом с нами, они живут своей второй жизнью».
Дважды Герой Советского Союза Головачев Павел Яковлевич
Родился 15 Декабря 1917 года в деревне Кошелёво, ныне Буда — Кошелёвского района Гомельской области, в семье крестьянина. Окончив в 1935 году в городе Ново-Белица школу ФЗУ, работал токарем и фрезеровщиком на лесокомбинате. Был форвардом заводской фудбольной команды. Одновременно занимался в Гомельском аэроклубе. В 1938 году был направлен по комсомольской путёвке в 8-ю Одесскую военную авиационную школу пилотов имени П. Д. Осипенко, которую успешно окончил в 1940 году.
С июня 1941 года младший лейтенант П. Я. Головачёв в действующей армии. По Октябрь 1941 года служил в 168-м ИАП, летал на И-16. С Октября 1941 года — в прославленном 69-м ИАП, летал на ЛаГГ-3, Як-1, «Аэрокобре» и Ла-7. С Февраля по Май 1945 года — в 900-м ИАП, летал на Як-9. Воевал на Юго-Западном, Сталинградском, 4-м Украинском, 3-м и 1-м Белорусском фронтах. Участвовал в обороне Одессы, Сталинградской битве, освобождении Донбасса, Крыма, Белорусскии, Восточно-Прусской и Берлинской операциях.
К ноябрю 1943 года командир звена 9-го Гвардейского истребительного авиационного полка (6-я Гвардейская истребительная авиационная дивизия, 8-я Воздушная армия, 4-й Украинский фронт) гвардии старший лейтенант П. Я. Головачёв совершил 225 боевых вылетов, в 92 воздушных боях сбил 17 самолётов противника лично и 1 в группе.
1 Ноября 1943 года за мужество и отвагу, проявленные в боях с врагами, удостоен звания Героя Советского Союза.
К Марту 1945 года заместитель командира эскадрильи 9-го Гвардейского истребительного авиационного полка (303-я истребительная авиационная дивизия, 1-я Воздушная армия, 3-й Белорусский фронт) гвардии капитан П. Я. Головачёв совершил 385 боевых вылетов и лично сбил 26 самолётов противника.
29 июня 1945 года награждён второй медалью «Золотая Звезда» Героя.
После войны продолжал службу в ВВС. В 1951 году окончил Краснознамённую Военно-Воздушную академию, в 1959 году — Военную академию Генерального штаба. Генерал-майор авиации (с 1957 года) П. Я. Головачёв служил на ответственных должностях в Советской Армии. Умер 2 Июля 1972 года.
Награждён орденами: Ленина (дважды), Красного Знамени (шесть), Отечественной войны 1-й степени, Красной Звезды (дважды); медалями. Почётный гражданин города Ново-Белица. Бронзовый бюст установлен на родине — в деревне Кошелёво. В городе Гомеле установлен памятник Герою, его именем названы улица, школа, создан музей. В городе Городок Львовской области на улице, носящей его имя, установлена мемориальная доска.
Павел Головачёв родился в Белоруссии. В 1936 году получил специальность токаря в школе ФЗУ, ныне городское профессионально-техническое училище № 56 города Гомеля. Работал фрезеровщиком на лесокомбинате. В коллективе его уважали за настоящую рабочую хватку да ещё за лихую игру в футбольной команде. Кто знает, как бы сложилась судьба Павла, если бы поблизости не было аэроклубовского аэродрома. Гул пролетающих в небе самолётов постоянно будоражил воображение юноши, и в его душе созрело решение учиться на лётчика. Днём он стоял у станка, а вечерами изучал аэродинамику, самолётовождение, мотор… Потом начал летать.
После окончания Одесской военной школы лётчиков, младший лейтенант Павел Головачёв получил назначение пилотом в 168-й истребительный авиационный полк. В этом полку, базировавшемся в Крыму, и застала его Великая Отечественная война. Свою боевую деятельность Головачёв начал под Яссами, где летал на штурмовку войск противника на истребителе И-16.
Первые полёты в грозовом небе войны, первые встречи с врагом были не очень удачными. В жаркой схватке над Бугом он поймал «Юнкерс» в прицел, но едва успел нажать на гашетку, как тот сманеврировал и огненная струя пронеслась мимо. Спасибо товарищ выручил: сбил врага первой же очередью. В том бою одержали победы ещё 3 однополчанина. Падая, «Юнкерсы» перечерчивали небо чёрными дымными полосами. У Головачёва же так ничего и не вышло. После приземления, командир полка Майор Ярославцев сказал ему: «Дерзости у тебя хватает, а вот выдержки… Горячишься излишне. Огонь открываешь с дальней дистанции, упреждение не берёшь. Нужно держаться спокойнее, но при этом не забывать и об осмотрительности…»
В Кировограде младшему лейтенанту Головачёву посчастливилось присутствовать на торжествах по поводу награждения 69-го истребительного авиационного полка орденом Красного Знамени. Там он и познакомился с теми, кого все называли не иначе, как Героями Одессы — «шестаковцами».
И когда он узнал, что остаётся в 69-м Краснознамённом ИАП после его переформирования, то поклялся быть достойным оказанной ему чести служить и вести борьбу с врагом под увенчанным славой боевым знаменем этого полка. С этими чувствами Павел успешно закончил программу переучивания на новом самолёте ЛаГГ-3.
Первая победа, которую Павел Головачёв одержал 25 Июня 1942 года, уничтожив в воздушном бою вражеский истребитель Ме-109, стала знаменательной вехой в его боевой работе. Но эта победа доставила не только радость, но и огорчения, поскольку едва не стала для Головачёва и последней.
В тот день Павел в паре барражировал над линией фронта. Когда время полёта подходило к концу и пара «ЛаГГов» собиралась вернуться на аэродром, внезапно появились 4 Ме-109. Медлить было нельзя, и Павел, сманеврировав, оказался выше «Мессера». Сблизившись с ним и, зайдя справа, взял его в прицел. Ещё миг — и Головачёв послал короткую очередь снарядов. Спустя мгновение Ме-109 взорвался прямо в воздухе.
Набрав высоту и приготовившись к новой атаке, Павел искренне радовался своей первой победе. А радоваться было рано… Увлекшись, он даже не заметил, как ведомый сбитого им Ме-109 оказался в хвосте его самолёта. Понял это Головачёв, лишь когда почувствовал острую боль в правой руке. Фонарь кабины сорвало вражеской очередью… Спасла его бронеспинка. Приборная доска оказалась разбитой. Павлу удалось с большим трудом дотянуть до аэродрома. Когда он зашёл на посадку, то увидел, что система выпуска шасси вышла из строя. Пришлось ручку управления самолётом зажать коленями и выкручивать лебёдку аварийного выпуска шасси одной рукой.
Посадив изрешечённый самолёт на свой аэродром, Головачёв с трудом вылез из кабины и почувствовал, что ноги не слушаются его. На санитарной машине лётчика отправили в госпиталь. Там так и не смогли извлечь все осколки: 5 из них застряли в теле Павла на всю оставшуюся жизнь…
* * *
«Во время героической обороны Сталинграда, — указывается в наградном листе, — товарищ Головачёв показал образцы мужества и героизма… Когда окружённой вражеской группировке транспортные самолёты подбрасывали боеприпасы и продовольствие, лучшим советским асам была поставлена задача — уничтожать транспортную авиацию противника при любых обстоятельствах. И Головачёв успешно справлялся с ней…»
И как пример образцового выполнения поставленной командованием задачи там же приводится бой П. Я. Головачёва 17 Декабря 1942 года, в котором он уничтожил вражеский самолёт, корректировавший огонь артиллерии противника. Этот бой и одержанная Головачёвым победа были особенными.
Вылетев составе четвёрки Як-1 на перехват группы самолётов противника, Павел в районе Зеты обнаружил FW-189, который корректировал огонь своей артиллерии. Получив приказ уничтожить его, лётчик первым пошёл в атаку и завязал упорный бой. Стрелок «рамы» яростно отстреливался. Трассы его пулемётных очередей ложились рядом с «Яком», но сломить волю нашего лётчика не могли. Вновь и вновь Головачёв бросался в атаку, пока не увидел, как, охваченный чёрным дымом, немецкий самолёт камнем начал падать вниз. Через несколько минут он врезался в землю.
* * *
В районе населённого пунута Ореховский младший лейтенант Головачёв сбил бомбардировщик Ju-88″. Обычная, ничем не примечательная, дежурная запись. Таких донесений в архивных делах полка много. Но что за этим? Вспоминает сам Павел Яковлевич:
«Я врезался в строй немецких самолетёв и с ходу сбил один «Юнкерс». А когда схватился с другим, то вражеский воздушный стрелок успел выпустить очередь из пулемёта, огненной трассой резанувшую по кабине моего самолёта. Раненный в лицо, я потерял сознание. Очнулся и вижу: мой ЛаГГ-3 штопорит, целясь носом прямо в Дон.
Жизнь воина порой держится лишь на нервах. Так и у меня тогда получилось. Вывел самолёт из штопора, едва-едва дотянул до высокого берега, но уже не сел, а врезался в выступающую его часть так, что хвост отломился и упал в воду. Но кабина уцелела…»
В этом бою Головачёв получил многочисленные ранения и лишился зрения. 13 швов наложили ему и он выжил, а способность видеть вернул ему великий врач-глазник Филатов. Из госпиталя лётчик вернулся через месяц. Команование полка оценило его мужество: Головачёв получил звание лейтенанта и был награждён орденом Красного Знамени.
Успешно овладев новым, более совершенным самолётом Як-1, Павел оттачивал своё мастерство в составе эскадрильи прославленного советского аса Амет-Хана Султана. Вскоре Лейтенант П. Я. Головачёв был назначен командиром звена и в этой новой должности получил боевое крещение в групповом бою с 20 «Юнкерсами», направлявшимися к Сталинграду с грузами для окружённой немецкой группировки.
Группу истребителей вёл командир полка Лев Шестаков. Ведомым у него был Павел Головачёв. Заметив приближение самолётов противника, наши лётчики бросились в атаку. Строй вражеских машин был нарушен, и Шестаков, решив испытать Головачёва, повёл себя так, чтобы не он сам, а его ведомый вёл нашу группу во вторую атаку. Вспоминает Павел Яковлевич:
«В том бою восьмёрку наших «Яков» против 20 немецких бомбардировщиков повёл сам Лев Шестаков. Я шёл в паре с ним, и он так искусно вывел нас в атаку, что мне удалось с его помощью и под его прикрытием сбить один «Юнкерс». Шестеро остальных наших лётчиков отстали, и мы с командиром остались вдвоём.
Потом командир вырвался вперёд и врезался в строй вражеских самолётов. Получилось так, что я остался один. Вскоре подошли наши. Так как никто не стал выходить вперёд, то я оказался ведущим группы и таким образом ввёл её в бой с «Юнкерсами». До конца схватки и потом до посадки на аэродром я возглавлял группу. После посадки командир, смеясь, сказал, что преднамеренно дал мне возможность постажироваться в роли ведущего группы».
В дальнейшем Павел отлично справлялся с этой ролью. Не было случая, чтобы он как ведущий стал причиной неудачного группового воздушного боя или маневра при выполнении задания. Своим успехом Головачёв во многом был обязан тому, что летал в эскадрилье Амет-Хана Султана, умного командира, умелого организатора, опытного тактика воздушных боёв, замечательного лётчика. Летая вместе с ним не только в одной эскадрилье, но часто и в паре, Головачёв прошёл у него школу лётного мастерства, умения управлять боем, находить слабые места у противника и использовать их с выгодой для себя.
После Сталинградской битвы, где Павел совершил 150 боевых вылетов и лично сбил 8 самолётов противника, он отличился в боях за Дон, Приднепровье, Крым — словом везде, где сражались лётчики прославленного 9-го Гвардейского авиаполка. И это не случайно: почти вся фронтовая биография части — это и биография одного из её ветеранов, Павла Головачёва, начавшего свой боевой путь в составе полка сразу же после героической обороны Одессы.
* * *
Освобождая Донбасс, Павел Головачёв неустанно нёс боевую вахту и надёжно прикрывал наши наступавшие войска. За этот период он произвёл 39 боевых вылетов, участвовал в 15 воздушных боях, в которых сбил 6 самолётов противника.
В Марте 1943 года над Батайском, в составе группы истребителей Як-1, Павел Головачёв вступил в бой с 100 бомбардировщиками и 60 истребителями противника. Умело маневрируя, защищая друг друга от неожиданных ударов, наши лётчики уничтожили 42 вражеских самолёта, потеряв 3 своих. Одну из побед записал на свой счёт и Головачёв.
21 Августа 1943 года при выполнении боевого задания по прикрытию наземных войск наши истребители встретили две группы вражеских бомбардировщиков по 12 самолётов в каждой. Развернувшись, они ринулись на врага. Головачёв обрушился на одного из «Хейнкелей». С первой же атаки зажёг его левый мотор, и после нескольких заходов объятый пламенем бомбардировщик рухнул на землю.
Выходя из последней атаки, Павел вступил в бой с прикрывавшими «Хейнкели» истребителями врага, и после непродолжительной схватки сбил Ме-109. Так, уничтожив в одном бою 2 неприятельских самолёта, Головачёв вновь продемонстрировал волю к победе и высокое лётное мастерство воздушного бойца.
В Крыму под Мелитополем лётчик дрался уже на «Аэрокобре». При прорыве немецкой обороны Головачёв, будучи ведущим группы, также отлично выполнял боевые задания командования. Он произвёл 33 успешных боевых вылета, в 13 воздушных боях уничтожил ещё 6 вражеских самолётов.
В воздушном бою 27 октября 1943 года Павел Головачёв сбил истребитель Ме-109. Это был его 17-й лично сбитый самолёт противника в 92 воздушном бою на 225 боевом вылете. Ещё один самолёт в этом же бою был сбит им в группе с товарищами. Такой боевой счёт говорил сам за себя и давал командованию все основания к представлению командира звена Гвардии cтаршего лейтенанта П. Я. Головачёва к званию Героя Советского Союза.
Командир полка Герой Советского Союза Гвардии подполковник А. А. Морозов, представляя Головачёва к высокому званию, в тот же день писал в наградном листе: «Отличный лётчик-истребитель, воздушный снайпер, он с короткой дистанции бьёт фашистских стервятников наверняка, показывая пример своим подчинённым. Не считаясь с усталостью, производя по нескольку вылетов в день, показывает образцы мужества и героизма в освобождении нашей священной Родины от немецких захватчиков».
Боевые дела Павла Головачёва были по достоинству оценены советским правительством, 1 ноября 1943 года удостоившем его звания Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда». К этой его большой радости в конце ноября пришла и ещё одна радостная весть об освобождении родной ему Гомельщины войсками Белорусского фронта.
* * *
В 1944 году лётчики 9-го ГвИАП дрались уже в небе Прибалтики и Восточной Пруссии. В эти дни Головачёв часто летал со своим ведомым на свободную охоту, и один из таких вылетов стал весьма примечательным событием в боевой жизни полка: 30 Декабря 1944 года Гвардии капитан Головачёв совершил один из последних таранов в Великой Отечественной войне.
В тот день, находясь в свободном поиске на истребителе Ла-7, в районе города Тройбург на высоте 9000 метров он обнаружил воздушный разведчик противника, идущий в сторону наших войск, и вступил с ним в бой. Маневрируя, Ju-188 всё время уходил от атак. Головачёву наконец удалось поймать самолёт противника в прицел, он нажал на гашетку но… выстрелов не последовало — на высоте 9 км пушки его «Лавочкина» просто замерзли.
И тогда Головачёв решил пойти на таран. Сдвинув сектор газа до упора он, сблизившись, рубанул винтом по хвосту «Юнкерса». Тот рухнул вниз. Очнувшись после удара, Павел вывел свой истребитель из крутого пике и с большим трудом дотянул до аэродрома. После этого боя армейская газета писала: «Подвиг Головачёва незабываем. Таран, так мастерски выполненный на большой высоте, бесподобен и поучителен…» В этом бою Павел Головачёв одержал свою 20 воздушную победу и вскоре был представлен к награждению второй медалью «Золотая Звезда».
Стоит отметить и тот факт, что в этом вылете весьма наглядно продемонстрировались высокие лётные характеристики истребителя Ла-7, сумевшего оторваться от пары Як-3 полка «Нормандия-Неман». Французские лётчики, приняв «Лавочкины» за вражеские FW-190, попытались атаковать их, но Головачёв на большой скорости сумел не только уйти от них, но и атаковать врага на недосягаемой для «Яков» высоте.
За мужество, проявленное в этой схватке, отважный лётчик был награждён орденом Красного Знамени.
В составе 9-го Гвардейского истребительного авиаполка Павел Головачёв сражался почти до самого конца войны. В 1945 году он летал уже в небе Германии.
Утром 18 января в групповом бою ему удалось уничтожить 2 истребителя FW-190.
В тот день же день в качестве ведущего группы из 5 Ла-7 он вылетел на прикрытие поля боя в районе Гумбинен. После получаса партулирования наши лётчики увидели 2 группы вражеских самолётов общей численностью до 15 машин. Немцы, в свою очередь, заметив наши истребители, с левым разворотом стали уходить на северо-запад. Головачёв с группой устремился за ними и вскоре настиг врага. Точной очередью он сбил один из «Фоккеров». Затем в пикировании нагнав второй самолёт, уничтожил и его… Итак, в один день Павел Головачёв одержал 4 победы в 2-х вылетах.
С Февраля 1945 года Головачёв сражался в составе 900-го истребительного авиационного полка 240-й истребительной авиационной дивизии Полковника Г. В. Зимина.
18 марта группа из 8 самолётов Як-9 вылетела на сопровождение штурмовиков в район Першкен. Одно звено обеспечивало непосредственное сопровождение «Илов», другое, возглавляемое Гвардии капитаном П. Головачёвым, составляло ударную группу. Когда штурмовики построились в круг и приступили к работе, Головачёв увидел 8 Ме-109. Они шли к заливу Фришес-Хафф, но, заметив нашу восьмёрку, развернулись и с полупереворота попарно бросились на «Илы».
По тому, как чётко они выполнили маневр, по той согласованности действий, которую показали, занимая исходное положение для боя, по решимости — они ведь видели, что цели опекаются истребителями, — наконец, по тому, что одна пара «Мессеров» осталась на прежней высоте как резерв — по всем этим признакам Головачёву стало ясно, что вражеские лётчики хорошо подготовлены и бой с ними предстоит нелёгкий.
Атаки первых двух пар Ме-109 звено непосредственного прикрытия отразило своевременно. Увидев это, Головачёв ударил по третьей паре и с дистанции 50 метров поджёг «Мессер». Оставляя шлейф дыма, тот врезался в землю. Между тем первая пара Ме-109 повторила атаку, но уже по нашим истребителям. Им удалось подбить одну машину. Завязалась напряжённая схватка. Вскоре наши лётчики сбили ещё один «Мессер», после чего противник покинул поле боя…
Свои последнии победы Павел Головачёв одержал 25 апреля 1945 года, в небе Берлина. Сам он вспоминал об этом так:
«Я получил боевое задание — выйти во главе тройки Ла-7 на прикрытие переправы через Шпрее… Партулируя над переправой, я заметил в западной стороне Берлина группу из 20 немецких самолётов FW-190, которая направлялась к переправе. 3-е против 20! Соотношение довольно внушительное. Но долго раздумывать нет времени. Нужно было принимать решение. Мне не впервые было встречаться с численно превосходящим врагом. В небе Ростова я дрался четвёркой против большой группы немецких самолётов. Тогда мы сбили 4 машины. Над Инстенбургом однажды пятёркой дрались против 30 и сбили 10 самолётов, из них 4 сбил я.
Поэтому, когда я увидел 20 вражеских самолётов, меня это не испугало. Я решил атаковать противника до подхода его к переправе, чтобы не дать ему возможности сбросить бомбы над целью.
Подав ведомым команду, я ринулся в атаку на первую шестёрку. Подойдя на дистанцию 100-150 метров слева-сверху, взял самолёт противника в прицел и нажал на гашетку. Самолёт немца сразу загорелся и пошёл к земле. Там и догорели его останки. Остальные «Фоккеры» этой шестёрки беспорядочно сбросили бомбы и обратились в бегство.
Выйдя из атаки и сделав боевой разворот, я устремился на вторую шестёрку, которая также приближалась к переправе. Подошёл сзади к ведущему FW-190 и с первой же очереди зажёг его. Немецкий пилот выбросился с парашютом и попал к нашим войскам в плен. Остальные вражеские самолёты сбросили бомбы на свои же войска и в панике повернули назад… Так завершился мой последний воздушный бой с немецко-фашистскими стервятниками.»
К концу войны заместитель командира эскадрильи 9-го Гвардейского истребительного авиационного Одесского Краснознамённого полка Гвардии капитан П. Я. Головачёв совершил 457 успешных боевых вылетов, участвовал в 125 воздушных боях, сбил лично 31 и в составе группы 1 самолёт противника.
После окончания войны, в составе так называемой «золотой орды», он был принят в Военно-Воздушную академию, которую окончил в 1951 году. Освоив многие типы реактивных самолётов, занимал различные командные должности. В 1959 году окончил Военную академию Генерального штаба. Генерал-майор авиации П. Я. Головачёв находился в боевом строю до последнего дня жизни.
Последние годы службы Павла Яковлевича прошли в родной ему Белоруссии, где его знали и уважали и как Героя, и как земляка. Его избрали Почётным рабочим деревообрабатывающего завода в городе Гродно, Почётным гражданином города Буда-Кошелев.
Везде он был дорогим и почётным гостем, часто встречался с молодёжью и в сотрудничестве с организациями ДОСААФ проводил большую военно-патриотическую работу среди молодёжи.
Все свои победы Балтийский ас одержал на истребителе И-16. Самолёты этого типа вынесли на себе самый тяжёлый — начальный — период войны. Тогда они уже не были самыми современными, так как обладали скоростью не более 465 км/час. Однако довольно высокая маневренность и хорошее вооружение давали им возможность успешно противостоять новейшим вражеским истребителям.
Вскоре у Бринько кончились патроны и он решил таранить идущего в лобовую атаку врага. Ме-110 перестал стрелять, резко отвернул, и тогда Бринько, сделав разворот, прочно сел ему на хвост. Расстояние между самолётами резко сокращалось. Бринько убрал газ, немного потянул ручку на себя и нанёс удар винтом по «Мессершмитту». Потом выключил мотор и произвёл посадку на своём аэродроме. Это была его 12 победа, за которую он был награждён орденом Красного Знамени.
