Доронин Иван Васильевич

Комментариев нетPosted on 5 декабря 201329 августа 2015 by Ринат Валеев

Герой Советского Союза Доронин Иван Васильевич

Родился 05.05.03 г. в селе Каменка Саратовской области в семье крестьянина. Учился в школах в городах Берёзово и Балаково Саратовской области. В РККА с 1920 г. Окончил курсы флотских техников. Летом 1921 г. плавал на миноносце «Уссуриец» Балтийского флота, затем учился в военно-морском училище.

Весной 1924 г. был откомандирован в Егорьевскую школу авиации Рабоче-крестьянского Красного Воздушного Флота.

Вспоминает генерал-лейтенант авиации Каравацкий: «Егорьевск, тихий небольшой городок. В нем было несколько текстильных фабрик, которые и определяли его облик, род занятий жителей. После Петрограда этот населенный пункт казался убогим, захолустным… В Егорьевском монастыре располагалась авиационная школа… Там же находилось наше общежитие. В каждой келье размещалось по два-три курсанта. Учебный корпус располагался неподалеку от монастыря, в двухэтажном здании, каких в городе имелось не так много. Все изучаемые в школе предметы были по-своему интересными… Трудно давались лекции по теории авиации, механике, сопротивлению материалов. Не располагали мы достаточной подготовкой по математике и физике. Многое приходилось принимать на веру, заучивать наизусть, как стихи. Никому не хотелось попасть в число тех, кого отчислят и отсеют, кто попадет в «неизбежные» катастрофы. Изучали и метеорологию. В школе имелась метеостанция, где проводились практические занятия. Погода и полеты на заре нашей авиации были понятиями неотделимыми. Каждый полет всецело зависел от «небесной канцелярии». И умение предсказывать погоду считалось для нас весьма важным. Желание летать без аварий и катастроф заставляло нас глубоко вникать в авиационную науку… К осени наша школа перебазировалась в Ленинград, слилась с такой же школой, переведенной из Киева, и на улице Красных курсантов начала свое существование Военно-теоретическая школа. Наша «монастырская» жизнь кончилась. Размещались в казарме. Увольнение в город только по субботам. Строжайший внутренний распорядок, десять — двенадцать часов напряженных ежедневных занятий. Не всем это нравилось. Не всем пришлась по душе размеренная, строго определенная уставами жизнь. Мы учились так, как учатся в общевойсковых военных школах. Правда, теоретическая подготовка была шире. Попытка организовать в школе практические полеты не удалась. Первое упражнение — «рулежку», которое мы отрабатывали на комендантском аэродроме, так и не удалось довести до конца. Не все смогли даже посидеть в кабине, так как единственную машину, предоставленную в наше распоряжение, мы тут же разбили… Усилиями преподавателей Военно-теоретической школы в какой-то степени удалось сгладить разницу в образовании курсантов. Познавая азы аэродинамики, навигации, метеорологии, изучая материальную часть самолетов, их вооружение, мы достигли определенного уровня в наших знаниях. Однако в общем развитии курсанты по-прежнему стояли на разных ступенях». В сентябре 1924 г. Доронин был переведён в Высшую школу красных морских лётчиков в Севастополе, которую окончил в 1925 г. В его выпускной характеристике отмечалось: «Годен к полётам как инструктор, разведчик, истребитель и пилот тяжёлых машин».

После окончания авиашколы Доронин служил летчиком в ВВС Черноморского флота, а затем был летчиком-инструктором в школе морских летчиков и летнабов им. Сталина. С 1930 г. работал летчиком в ГВФ. Во время летнего сезона 1930 г. он летал вторым пилотом в экипаже Чухновского, обслуживая суда Карской экспедиции. В ноябре 1930 г. он был переведен в распоряжение начальника Восточно-Сибирского управления. Работал пилотом на авиатрассе Иркутск — Якутск.

В 1932 г. начались изыскания авиатрассы из Якутска на Колыму. Зам. начальника Главного управления ГВФ Я. Анвельт так характеризовал её: «С точки зрения и изысканий, и строительства, и в отношении эксплуатации труднейшая из всех, существующих в мире». В марте 1933 г. выполнить полёт по этой трассе попытался В.Л. Галышев. Однако ему удалось долететь только до Оймякона. Для продолжения полёта там не оказалось необходимого количества бензина. В июне 1933 г. Доронин и бортмеханик А. Дараган продолжили трассу до её конечного пункта — Среднекана. Доронин писал об этом перелёте: «Предстояло лететь через Верхоянский хребет. Общая высота его достигает трёх тысяч метров, а отдельные горы выше. Через горы надо лететь час… Представляете себе наше положение: летим в незнакомой местности, кругом горы, карты неточны. Нет ни одного места для посадки, а бензина в обрез. Озеро Алысардах расположено на высоте 1150 метров над уровнем моря; за ним идут горы свыше 3000. Я заправился бензином, но, когда захотел вылететь на Колыму, не смог оторваться от воды: большая высота снижала мощность мотора, а для дальнейшего перелёта нужно было поднять бензина минимум на 6 часов. Всё-таки оторвался и пошёл через горы… На обратном пути из Среднекана, в дополнение ко всему, пришлось лететь с несоответствующим сортом горючего, от детонации которого мог сгореть мотор».

За безупречное выполнение этого перелёта Якутское правительство наградило экипаж грамотами, а Доронину преподнесло ещё и охотничье ружьё, на серебряной пластине, прикреплённой к прикладу, было выгравировано: «За первый исторический перелёт». В течение летней навигации 1933 г. Доронин выполнил ещё три рейса до Среднекана, установив таким образом регулярную воздушную связь с колымской группой районов.

В 1934 г. принимал участие в спасении экипажа и пассажиров парохода «Челюскин», затертого во льдах. Для этого в сложнейших метеоусловиях на самолете ПС-3 совершил перелёт Хабаровск — Ванкарем протяжённостью 5860 км. 17.03.34 г. в составе звена под командованием Галышева Доронин вылетел из Хабаровска в Уэллен. Водопьянов попал в снегопад и вернулся в Хабаровск. Догнать улетевших вперед товарищей он смог только в Охотске. 22.03.34 г. все трое вылетели из Охотска. Вскоре попали в такую болтанку, когда почти мгновенно терялась высота на несколько сот метров. Полёт усложнялся сильным встречным ветром. Казалось, самолёты висят на месте. В бухте Нагаево летчикам пришлось ждать хорошей погоды шесть суток. 29.03.34 г. они взяли курс на Каменское. Добрались уже в сумерках. Первым на посадку у зажжённых костров, обозначивших посадочную площадку, пошёл Доронин. Его самолёт попал на надув плотного снега и подломал шасси. Он предложил Водопьянову и Галышеву лететь дальше одним, но они отказались, решив помочь ему с ремонтом. Самолет за ночь они починили, но разыгралась пурга, и еще трое суток им пришлось ждать ее улучшения. В Анадыре в двигателе самолета Галышева отказала бензиновая помпа. Для того, чтобы устранить эту неисправность было необходимо снять мотор. Водопьянов и Доронин хотели помочь Галышеву с ремонтом, но он приказал им лететь в Ванкарем самостоятельно, т.к. погода могла в любой момент снова испортиться. В Ванкарем они полетели через Анадырский хребет, над которым до этого не летал еще никто. Этот путь был вдвое короче и во много раз опаснее. Если бы в воздухе отказал мотор, среди скал и ущелий садиться было бы негде. 11.04.34 г. Доронин прибыл в Ванкарем. 5860 километров по маршруту Хабаровск — Николаевск-на-Амуре — Охотск — бухта Нагаево — Гижига — Каменское — Анадырь — мыс Северный — Ванкарем он преодолел за три с половиной недели. В тот же день Доронин вылетел в ледовый лагерь и, несмотря на повреждение шасси, вывез на Большую землю двух человек.

Вспоминает генерал-полковник авиации Каманин: «Вернувшись из очередного рейса, я увидел на аэродроме в Ванкареме еще одну новую машину, а через пять минут знакомился с летчиком Иваном Дорониным. Он рассказал, каких трудов ему стоило добраться до Ванкарема, сколько дней пробыл в плену у злой мачехи — пурги, и тут же высказал пожелание завтра чуть свет лететь со мной в лагерь… Вечером мы долго беседовали с Иваном Васильевичем Дорониным. Летчик он опытный и хорошо знает, что с Арктикой шутить нельзя. Окончательно договорились, что завтра в лагерь летим вместе, моя машина будет ведущей. Утром 12 апреля вылетели. На льдину я сел первым. Вслед за мной вполне благополучно сел и Доронин. Приняли на борт пассажиров, начали взлет. И тут с машиной Доронина случилось то, чего я каждый раз так опасался: самолет наскочил на торосы и, поломав шасси, неуклюже остановился посредине аэродрома, разделив пополам и без того узкую взлетную полосу. Для взлета остался узенький коридор, шириной не более 30 метров. Ни разу в жизни я еще не взлетал при таких условиях. Машину Доронина с поломанными шасси оттащить в сторону не по силам, а ждать, когда будут отремонтированы шасси, означало наверняка потерять весь день. Решил взлетать. Была ли в этой аварии вина Доронина? Конечно, нет. На ледяной полосе образовалась заструга, вернее, намерзший ночью бугор. На пробеге лыжа попала прямо на него, и самолет по инерции круто развернуло, после чего лыжи врезались в другое препятствие. В итоге — поломка. Иван Васильевич остро переживал случившееся. Не раз и не два он мне рассказывал, как все произошло. Ему, опытному летчику, эта поломка казалась особенно обидной. А в том, что он был опытнейшим летчиком, убеждает его летная биография. О детстве своем Иван Доронин рассказывал мне так: — Силой меня природа не обидела. Читать, писать научили. А вот на поезде и на пароходе не ездил до шестнадцати лет. Но зато уж когда поехал — жизнь повернулась. В двадцатых годах Иван Доронин с группой комсомольцев приехал из Балашова в Ленинград и поступил на ускоренные курсы флотских техников… Доронин учился на минера. Но вдруг он узнал о наборе курсантов в авиацию и, преодолев все преграды, поступил в Ленинградскую теоретическую школу летчиков. Потом учился в Севастопольской летной школе. Став летчиком, пять лет работал в военной авиации, затем демобилизовался, летал на рейсовых самолетах в Сибири. Привык, овладел сложными, неизведанными трассами, а богатырскому организму не страшны были никакие морозы и испытания. Летал в места, где до него никто не приземлялся. И не имел ни одной аварии. Иван Доронин одним из первых полетел на выручку челюскинцам. К этому времени в его летной книжке было записано: девять лет летной работы, 300 тысяч километров воздушных дорог и ни единой аварии. К Ванкарему пробивались втроем: Водопьянов, Доронин, Галышев — на трех машинах. Выручали друг друга. В Каменском пришлось садиться на неподготовленную площадку. Первым стал «пытать счастье» Доронин. Рискуя жизнью, он сел, но подломал шасси на снежных надувах. Зато друзья избежали опасности. Доронин первым штурмовал Анадырский хребет в тридцатипятиградусный мороз, за ним — Водопьянов. Храбрецы одолели островерхие ледяные пики гор, прорвались к Ванкарему».

20.04.34 г. Доронин Иван Васильевич был удостоен звания Герой Советского Союза. После учреждения медали «Золотая Звезда», как знака особого отличия для Героев Советского Союза, ему была вручена медаль № 7.

Член ВКП(б) с 1934 г. В 1939 г. окончил Военную Воздушную Академию РККА им. Жуковского.

В 1939-40 гг. полковник Доронин был начальником Лётно-испытательной станции авиазавода Љ1 (Москва), в 1940-47 гг. — начальником ЛИС авиазавода № 301 (г. Химки).

С 1947 г. — в отставке. Продолжал работать на авиазаводе № 301 заместителем начальника ЛИС по лётной части.

Умер 2.02.51 г. Похоронен в Москве на Новодевичьем кладбище.

Именем Героя названы улицы в Астрахани и Москве, школа в городе Балаково Саратовской области.

Герой Советского Союза (20.04.34). Награжден двумя орденами Ленина, орденами Красного Знамени, Отечественной войны 1-й степени, Красной Звезды, медалями.

Водопьянов Михаил Васильевич

Комментариев нетPosted on 2 декабря 201329 декабря 2014 by Ринат Валеев

Герой Советского Союза Водопьянов Михаил Васильевич

Годы жизни 18.11.1899 — 11.8.1980
В 1934 году вместе с другими шестью летчиками спас 102 человека с затонувшего парохода «Челюскин» в Чукотском море и стал Героем Советского Союза (Золотая Звезда № 6).
…Посадил впервые в мире самолет на Северный полюс в 1937 году, доставив туда исследовательскую группу И.Д. Папанина, работавшую затем на дрейфующей станции.
…Одним из первых летал бомбить Берлин в начале августа 1941 года.
Этого хватило бы для нескольких замечательных людей. Недаром летчик И.П. Мазурук когда-то отмечал, что Михаил Водопьянов, по существу, — трижды Герой Советского Союза, но в те годы имевшим уже Звезду Героя второй раз звания Героя не присваивали, а ограничивались вручением ордена Ленина. Это было, конечно, несправедливо, поскольку, например, другим участникам воздушной экспедиции на Северный полюс в 1937 году присвоили звания Героев, а Водопьянову — нет. А ведь Михаил Васильевич в то время являлся и командиром всего летного отряда, и командиром флагманского самолета, который как раз и был приледнен им (повторяю — впервые) на Северный полюс…
Но обид у Михаила Васильевича по этому поводу никогда не было. Он не относился к типу тех людей, для которых цель жизни — приобрести побольше наград. Водопьянов был бескорыстнейший человек, главная цель которого — беззаветно служить своему Отечеству, жить во имя других людей. Даже в пожилом Водопьянове, которого я наблюдал, по-прежнему чувствовалась готовность сию минуту броситься на помощь, потому что житейским его девизом всегда было — помочь человеку в конкретном деле. (На фотографии Михаил Водопьянов в группе первых Героев Советского Союза.)
Впервые я познакомился с Михаилом Васильевичем в 1975 году, за пять лет до его смерти. Он производил впечатление человека душевного и отзывчивого, часто говорил людям ласковые слова, например: «Какой вы красивый, молодой!» Видимо, в каждом из окружающих он старался увидеть и подчеркнуть что-то доброе, значительное и тем возвысить.
Когда к нему пришла слава, к Водопьянову обращались люди со всех концов страны, и он помогал — за кого-то хлопотал, кому-то давал деньги, прощал долги. Однажды сын Владимир спросил его: тот-то и тот-то у тебя брал в долг — отдал? Михаил Васильевич какое-то время молчит, потом улыбнется и скажет: «А откуда он возьмет-то?!» И словно рад, что ему не отдадут никогда назад денег.
Все более проявлявшаяся у Михаила Васильевича чуткость к людям начиналась, как мне кажется, в далекие годы его летной работы, когда он постигал мудрость своей профессии, мудрость бытия, познав цену человеческой жизни.
А узнал он ее с самого раннего детства, с девяти лет, когда стал наемным работником, подвозившим с карьера камень для строительства, затем подручным печника, вновь подвозчиком камня — уже на металлургический комбинат, пахарем…
Родился Водопьянов 18 ноября 1899 года в деревне Студенки Липецкой области. Он часто видел над деревней пролетавшие огромные самолеты «Илья Муромец», они и зародили в нем интерес к авиации, переросший затем в привязанность на всю жизнь. Восемнадцатилетним парнем Михаил Водопьянов стал добровольцем Красной Армии, поступил служить в Липецкую авиачасть, где на первых порах ему поручили подвозить бензин к самолетам. И он не закапризничал: подвозить так подвозить. Сначала заправлял бензином самолеты, потом помогал авиамеханику, изучал причины неисправностей двигателей, различных систем самолета… А вскоре уже мог ремонтировать технику, был с ней на «ты». Впоследствии он освоил такие профессии, как моторист, бортмеханик, шофер.
Работая шофером в Москве, он все чаще наведывался в мастерские «Добролета», ночуя на лавочках Петровского парка и зарабатывая на жизнь тем, что разгружал вагоны на станциях, пилил дрова и т.п. Как бы работал в «Добролете» на общественных началах.
Спустя только полгода его зачислили мотористом. Крупную фигуру Водопьянова не заметить было нельзя. Тот, кто входил в мастерские, мог увидеть следующее. В ремонтном цехе сидел здоровяк с руками молотобойца. Он держал вкладыш подшипника и большим шабером старательно его обрабатывал. По тому, с каким усердием он это делал, можно было судить о его невероятной терпеливости.
Потом, работая уже в должности бортмеханика в летном отряде по борьбе с саранчой, приметил старый, вышедший из строя учебный самолет «Авро», отремонтировал его и стал выполнять на нем тренировочные полеты. Никто не приглашал его стать летчиком. Это была исключительно его инициатива.
Так, шаг за шагом, он овладевал этой профессией и вскоре стал работать пилотом гражданской авиации. Открыл линию Хабаровск — остров Сахалин, в Каспийском море вел воздушную разведку лежбищ тюленей; работая в транспортной авиации, летал по маршрутам Москва — Хабаровск, Москва — Ташкент и многим другим.
Казалось, никто и ничто не помешает Водопьянову и в дальнейшем быть в авиации. Однако зимой 1933 года в испытательном перелете из Москвы до Петропавловска-Камчатского его самолет разбивается на озере Байкал, покрытом толстым льдом. Бортмеханик погибает. У Водопьянова сильнейшее сотрясение мозга, перелом нижней челюсти, много зубов выбито, глухие раны на подбородке, переносице, рассечены надбровные дуги — тридцать шесть швов наложили впоследствии на голову.
И долго потом пришлось лечиться. Он мог бы вообще никогда не вернуться в авиацию, если бы не сила воли и настойчивость. Медики повторно обследовали Водопьянова и пришли к выводу, что он вполне здоров и годен к летной работе без ограничения.
А тут и сообщение о катастрофе с «Челюскиным».
Не мог он не принять участия в таком важном деле, как спасение. Тем более что среди пострадавших были женщины и грудные дети. И он настойчиво стал проситься отправить его на выручку людей.
Но к отбору летчиков относились строго. Когда он оказался в кабинете у председателя правительственной комиссии Валериана Куйбышева, тот спросил его:
— Серьезно ли вы все взвесили? Ведь это полет в Арктику…
И действительно: пурга, снежные заносы, поломка авиатехники, потеря ориентировки в беспросветной снежной мгле для многих из тех, кто отправился в этот трудный путь, стали непреодолимым препятствием. Недаром только семерым летчикам удалось добраться до бедствующих на льдине людей, остальные же где-то застряли.
Не опишешь в короткой строке всех перипетий происшедшего. Скажу только, что Водопьянов совершил к бедствующим людям три полета и вывез оттуда десять человек. Неимоверно трудно дались ему эти полеты. На деревянно-полотняном самолетике Р-5, без штурмана, без радиста, через хребты, через горы, по неимоверно тяжелой трассе добрался он до места. Это было уникальное, героическое достижение.
А через несколько лет — подготовка к полету на Северный полюс. И вновь главное действующее лицо — Водопьянов, которого назначают командиром летного отряда экспедиции, состоящего из нескольких тяжелых самолетов и одного самолета-разведчика. Тщательно готовились к этому ответственнейшему заданию. Вот как характеризует тогдашнего Водопьянова начальник технического отдела Управления полярной авиации К.А. Москатов:
— Михаил Васильевич, помню, сказал, что все моторы, которые будут установлены на самолетах, он отберет сам — проверит их работоспособность и надежность, запишет номера тех, которые выдержат испытания, и установит их на самолетах. «Иначе, — сказал он, — я не полечу никуда».
Последний рывок на полюс с острова Рудольфа все откладывался из-за непогоды. Разведывательный полет в сторону полюса не принес нужных результатов — летчик Головин на последней капле бензина смог лишь вернуться обратно. Тогда Водопьянов решительно сказал:
— Я полечу вперед, если разобьюсь, то один. А сяду — остальные пускай ко мне прилетают.
Участник этой же экспедиции летчик Мазурук вспоминал: «Наверняка из десяти девять летчиков вернулись бы назад: свалиться в торосы, поломать машину, а значит, и сорвать задание, ничего не стоило…»
Самолет, ведомый Водопьяновым, приледнился 21 мая 1937 года. Мир был восхищен. Сыпались поздравления со всех концов планеты. Вот одно из них — от начальника авиационного корпуса армии США: «Этот перелет, без сомнения, свидетельствует не только о высоких летных качествах Водопьянова и его группы, но представляет собой т акже славное достижение советских авиационных механиков и конструкторов».
Вся Москва встречала героев, а вместе с ней и вся страна.
Началась Великая Отечественная война. Водопьянов добился аудиенции у Сталина, попросился на фронт (Михаил Васильевич имел тогда бронь как работавший в Полярной авиации и мог оставаться там). Вскоре была создана 81-я авиадивизия дальней авиации, специально предназначавшаяся для бомбардировки глубоких тылов противника, и в частности Берлина. В начале августа 1941 года Водопьянов доложил в Ставку о готовности к боевым действиям. Сталин отдал приказ о нанесении бомбового удара по Берлину.
И вот авиадивизия под командованием Водопьянова с 9 на 10 августа 1941 года отправилась в этот труднейший и опаснейший полет. Десять тяжелых самолетов Пе-8 поднялись с аэродрома в Пушкине под Ленинградом, взяв курс на Берлин. Были большие потери среди наших самолетов. Но сам Водопьянов, на своем головном, долетел до самого Берлина и удачно отбомбился.
Что началось в столице Германии! Ведь в то время фашистская пропаганда повсюду кричала о своей почти полной победе в Европе.
2009102001 Михаил Васильевич впоследствии рассказывал:
— Летишь бывало бомбить Берлин — вражеские зенитки не оставляли живого места в небе, того и гляди воздух начнет плавиться, а у самого все внутри дрожит. Страшно, конечно, — жить-то хочется. Пятьдесят на пятьдесят — вернешься ты после бомбометания или нет. Но есть такое, что дороже жизни…
И вновь мирное время, уже послевоенное, когда он окончательно сформировался как пишущий человек, издав немалое количество книг и став членом Союза писателей.
Человек широчайших интересов, он не забывал и земной жизни, заботился о своих близких, особенно о детях, старался вовлечь их в полезные дела, воспитывал в них трудолюбие и скромность.
Водопьянов — слиток героических дел. Трудно представить и спасение челюскинцев, и особенно экспедицию на Северный полюс, и первые полеты на Берлин без Водопьянова. Без него что-то непременно поубавилось бы в этих событиях.
Не прожил он ста лет, как обещало ему природное здоровье, но все же восемьдесят прожил.

Слепнев Маврикий Трофимович

Комментариев нетPosted on 1 декабря 20131 декабря 2013 by Ринат Валеев

Родился 27.06.1896 г. в деревне Ямсковичи Ленинградской области в семье крестьянина. Русский. Окончил торговую школу, а затем экстерном сдал экзамены за полный курс кадетского корпуса. В 1914 г. был призван в армию вольноопределяющимся. В 1915 г. с отличием окончил школу прапорщиков. Участвовал в I-й мировой войне. Воевал в Галиции. Был дважды ранен. В 1917 г. кончил Гатчинскую военную авиашколу. Был командиром авиаотряда. К концу войны дослужился до штабс-капитана.

В РККА с 1918 г. Участвовал в Гражданской войне. Был военным инженером-фортификатором 25-й стрелковой дивизии Восточного фронта. Занимался сооружением переправ и полевых укреплений, обслуживал единственный в дивизии бронеавтомобиль. В 1923 г. окончил Московскую авиашколу, был оставлен в ней лётчиком-инструктором. С 1925 г. работал лётчиком ГВФ. Осваивал воздушные пути в Средней Азии. Награжден орденом Красного Полумесяца Таджикской ССР. Затем летал на Дальнем Востоке и в Арктике. В 1929 г. у берегов Чукотки зазимовали американская Читать далее…→

Каманин Николай Петрович

Комментариев нетPosted on 1 декабря 201324 августа 2015 by Ринат Валеев

Герой Советского Союза Каманин Николай Петрович

Рассказывает сын Героя — Лев Николаевич Каманин.

В апреле 2001 года исполнится 40 лет со дня первого пилотируемого полета в космическое пространство. Немалая заслуга в осуществлении этой вековой мечты человечества принадлежит генерал-полковнику авиации Николаю Петровичу Каманину — организатору подготовки к полетам советских космонавтов в период с 1960 по 1971 год и моему отцу.

Николай Каманин родился и вырос в городе Меленки Владимирской области в многодетной семье сапожника и ткачихи. Его детство пришлось на трудные полуголодные годы. Рано повзрослев, он принимает твердое решение: буду военным летчиком. Пройдя курс обучения в Ленинградской летной теоретической школе — знаменитой «терке», — он поступает затем в Борисоглебское училище летчиков, по окончании которого получает назначение на Дальний Восток в авиаэскадрилью имени В.И.Ленина. За четыре года службы в этой прославленной боевой части Николай Каманин вырос от младшего военлета до командира авиаотряда. Там завершилось становление его личности, и там ему было поручено выполнить ответственное правительственное задание…

В жизни людей разных поколений происходят порой удивительные пространственно-временные совпадения, своеобразные перекрестки судеб. Немало таких перекрестков было и на жизненном пути моего отца. Расскажу только об одном из них.

9 марта 1934 года из порта Петропавловска-Камчатского вышел курсом на север пароход «Смоленск», на борту которого находился отряд из нескольких экипажей самолетов Р-5. Перед летчиками отряда была поставлена задача: пробиться в ледовый лагерь челюскинцев — участников арктической экспедиции О.Ю.Шмидта — и вывезти их на континент. Возглавлял отряд Николай Каманин… Пройдут годы, и он узнает о том, что именно в этот день на другом краю нашей необъятной страны, на Смоленщине, в простой крестьянской семье Гагариных родился мальчик Юра, судьба которого тесно переплетется с его собственной судьбой: в апреле 1961 года генерал Каманин представит Государственной комиссии старшего лейтенанта Гагарина Юрия Алексеевича как лучшего кандидата для первого полета человека в космос.

В сложнейших арктических условиях семерым отважным авиаторам — Анатолию Ляпидевскому, Сигизмунду Леваневскому, Василию Молокову, Николаю Каманину, Маврикию Слепневу, Ивану Доронину и Михаилу Водопьянову — удалось спасти 104 участника полярной экспедиции на пароходе «Челюскин», раздавленном льдами у побережья Чукотки. Родина очень высоко оценила их подвиг: всем им впервые было присвоено учрежденное в 1934 году почетное звание Героев Советского Союза. Двадцатипятилетнему летчику Каманину, вызволившему из ледового плена 34 челюскинца, была вручена Золотая Звезда за номером «четыре». Ему выпала честь стать первым советским военнослужащим, удостоенным высшей государственной награды, и примечательно, что получил он ее за выполнение исключительно гуманной миссии по спасению попавших в беду людей. Но молодой пилот не собирался почивать на лаврах: перед ним открывались новые горизонты. «Моя биография только начинается», — так назвал он свою документальную повесть о себе и других летчиках, участвовавших в спасении челюскинцев.

В 1939 году отец окончил академию имени Н.Е.Жуковского, после чего командовал авиабригадой, затем — авиадивизией. В годы Великой Отечественной войны он в качестве командира 5-го штурмового авиационного корпуса внес весомый вклад в совершенствование тактики боевых действий самолетов Ил-2, прозванных фашистами «черной смертью». Летчики этого соединения громили вражеские позиции на Курской дуге и Букринском плацдарме, участвовали в боях за освобождение Винницы и Корсунь-Шевченковского, Будапешта и Вены. Сотни пилотов, стрелков-радистов, инженеров и техников корпуса были награждены орденами и медалями, а 76 особо отличившихся мастеров штурмовых ударов стали Героями Советского Союза. В числе последних был и Георгий Береговой, ставший впоследствии летчиком-космонавтом СССР.

После войны генерал Каманин работает в Управлении Гражданского воздушного флота, возглавляет Добровольное общество содействия авиации, а по окончании академии Генерального штаба командует авиацией Туркестанского военного округа. Когда в октябре 1957 года Первый искусственный спутник Земли возвестил миру о начале космической эры, стало ясно, что скоро на околоземную орбиту отправится и космический корабль с человеком на борту. Не было сомнений и в том, что первыми космонавтами станут летчики-истребители. Организовать обучение и подготовку к полетам в космос специально отобранной группы молодых военных летчиков командование ВВС поручило Николаю Петровичу. Он энергично берется за это совершенно новое дело, глубоко вникает во все тонкости сложной интересной работы, щедро делится с космонавтами своими знаниями и богатым жизненным опытом. Для многих из них он стал старшим другом, а Юрия Гагарина полюбил, как родного сына.

Какова же, на мой взгляд, истинная роль генерала Каманина в развитии пилотируемых космических полетов? В народе прочно утвердилось представление о Н.П.Каманине как о наставнике космонавтов, и не более того, а если судить по кинофильму «Председатель», в котором мимоходом упоминается его имя, то он вообще был при них всего лишь «свадебным генералом». Конечно, в его официальные обязанности входило проведение так называемой воспитательной работы с подчиненными. К некоторым из них он вынужден был применять и дисциплинарные меры. Но не это было главным в его работе. Главным было то, что как академик Королев всецело отвечал за технику — ракеты-носители и космические корабли, — так генерал Каманин нес всю ответственность за «человеческий фактор», то есть за людей, летающих на этой технике.

Основой своей деятельности в должности помощника Главкома ВВС по космосу он считал государственный подход к руководству всесторонней подготовкой космонавтов — теоретической, специальной, морально-психологической, физической, — а также к поиску наиболее рациональных путей освоения космического пространства человеком. Огромный труд вложен им в формирование коллектива и учебно-лабораторной базы Центра подготовки космонавтов, в организацию строительства. Звездного городка с учетом перспектив их развития. Надо сказать и о том, что у Николая Петровича никогда не возникало головокружения от громких побед нашего «утра космической эры». Он отчетливо видел серьезные просчеты в тактике и стратегии развития советской космонавтики: распыление сил и финансов по многочисленным ведомствам и предприятиям «космической кооперации», отсутствие четких программ, планов и координации их деятельности, недооценку руководителями страны оборонного значения орбитальных пилотируемых полетов. К сожалению, борьба, которую приходилось ему вести с причастными к космонавтике высокопоставленными чиновниками, оказалась неравной.

Были у него и разногласия с конструкторами космической техники, причем весьма существенные. Критикуя их за повальное увлечение сплошной автоматизацией пилотируемых кораблей-спутников, он протестовал тем самым против превращения космонавтов, в подопытных кроликов или, в лучшем случае, в «космических туристов». Правда, и здесь ему не удалось поломать установившиеся традиции. В итоге неверие конструкторов-ракетчиков в способности летчиков-космонавтов активно участвовать в управление полетом, стыковкой и посадкой космических летательных аппаратов дорого обошлось нам. Оно на несколько лет задержало проектирование и разработку орбитального корабля «Буран» и стало одной из причин, по которым отечественная космонавтика вступает в XXI век без собственного «челнока» — аэрокосмического самолета многоразового использования.

По отзывам некоторых космонавтов гагаринского набора Николай Петрович был очень строгим начальником. Герман Титов, например, называл его не иначе, как «наш суровый батька». Действительно, отец обладал волевым, целеустремленным характером. В его дневниковых записях можно прочитать такие строки: «Всю жизнь я, как заведенная машина, делаю все с расчетом не терять даром ни одной минуты. Может быть, это кое-кому покажется скучным и серым, но я убежден, что каждый культурный человек обязан планировать свое рабочее и личное время и использовать его наиболее рационально». Он не терпел в людях неумения трудиться и отдыхать, разболтанности и бездарного времяпровождения. Но у него было, я бы сказал, врожденное чувство справедливости, и если уж ему приходилось наказывать кого-либо из своих подчиненных, то всегда, как говорится, по заслугам. Одинаково требовательный к себе и сослуживцам, он больше всего ценил в них способность оставаться самими, собой в любой обстановке. Свои принципиальные позиции по важнейшим проблемам освоения космоса он твердо отстаивал во всех, вплоть до самых высоких, правительственных инстанциях, за что к нему с большим уважением относились Главнокомандующий ВВС К.А.Вершинин и Главный конструктор ракетно-космических систем С.П.Королев.

Не слишком много известно о частной жизни генерала Каманина. Для нашей семьи авторитет и воля отца были непререкаемы. Он не имел возможности уделять всем нам столько времени, сколько хотел бы, но мы всегда ощущали на себе его заботу и поддержку. Мы — это моя мама. Мария Михайловна, я и мой старший брат Аркадий, а в последние годы и внуки Николая Петровича — Ольга и Николай. Кстати, сейчас уже мало кто знает, что рано ушедший из жизни Аркадий Каманин был самым юным летчиком — участником Великой Отечественной войны: свой первый самостоятельный вылет на самолете По-2 он совершил в неполные пятнадцать лет.

В свободное от работы время самым большим увлечением отца были шахматы — игра, которую он полюбил еще школьником. Любимые спортивные занятия — теннис, лыжи, бег трусцой. Увлекался быстрой (но не безрассудной!) ездой на автомашине. Лучшим отдыхом считал физический труд на свежем воздухе: с удовольствием косил траву на дачном участке, ухаживал за садом. Очень любил грибную охоту. К музыке был довольно равнодушен, но за какой-нибудь несложной работой частенько напевал вполголоса «Нам песня строить и жить помогает…», «О, дайте, дайте мне свободу…», а иногда и «Отвори потихоньку калитку…» или даже есенинское «Добрый вечер, мисс…»

В свое время было издано не менее десятка книг, написанных Николаем Петровичем, но меня часто спрашивают, как обстоят дела с опубликованием «Космических дневников генерала Каманина»? Под названием «Скрытый космос» опубликованы три из четырех томов «Космических дневников». Четвертый том полностью подготовлен к изданию. Надеюсь, он выйдет в свет уже в первом году нового тысячелетия.

И еще об одном часто задаваемом вопросе: в каком году родился Николай Каманин. В ряде изданий, в частности в энциклопедии «Авиация», годом рождения Н.П.Каманина назван 1908 год. Действительно, во всех официальных документах указываются 1908 -1982 годы жизни моего отца. Дело в том, что по окончании средней школы он совершил «подлог» — переправил в своем метрическом свидетельстве о рождении цифру 9 на «восьмерку». Сделал он это с единственной целью: чтобы не терять целый год перед поступлением в летную теоретическую школу. Полагаю, этот его поступок подтверждает одну простую истину: в жизни любого человека бывают обстоятельства, когда цель оправдывает средства.

Лев Каманин

Молоков Василий Сергеевич

Комментариев нетPosted on 1 декабря 201324 августа 2015 by Ринат Валеев

Герой Советского Союза Молоков Василий Сергеевич

Об удивительной крылатой судьбе этого легендарного летчика напоминают названные его именем улица в Красноярске и остров, в прошлом носивший название Телячий, рассекающий русло Енисея в паре с островом Отдыха. В 2005 году в Красноярске установлена мемориальная доска в его честь.

Воздушная биография Молокова во многом уникальна. С начала 1930-х крылья управляемой им авиатехники прокладывали вдоль Енисея первые воздушные трассы в Заполярье. Летом 1932 года Василий Молоков выполнил перелёт из Красноярска в Игарку. В послужном списке лётчика первый зимний рейс на Диксон, открытие трассы Красноярск — Якутск – Колыма — Чукотка, знаменитое воздушное кольцо над Арктикой длиною свыше 30 тысяч километров, перелёт на Северный полюс. А ведь каждый из этих полётов был довольно рискованным предприятием хотя бы потому, что даже сегодня, при современном уровне развития авиации полёты в условиях Севера – серьёзное испытание как для техники, так и для пилотов. Вот как рассказывает о подобных крылатых вояжах в прошлом командир экипажа Як-40 Михаил Цуркан, которому не раз доводилось в спецрейсах сажать свой “небесный трамвайчик” на заполярные аэродромы: “На северах удобной лётной погодой мы с коллегами считали те условия, когда не было хотя бы сильного бокового ветра, а ходить на эшелонах при плотной облачности или садиться в застилавшем всё вокруг морозном тумане было, по сути, привычным делом. Как-то раз садить машину пришлось по кострам и в метель — видимость минимальная, да и лампочек на той площадке не было. Летали ведь не только в порты, но и грузы возили для полярных станций на дрейфующие льдины”.

Один из папанинцев, Евгений Федоров, записал в своем дневнике после высадки на Северном полюсе: «Необычайно скромен Василий Сергеевич Молоков. Везет груза больше всех, садится и взлетает лучше всех и всегда держится в тени». «Мы и не думал о своих полетах как о каком-то геройстве, рассказывал впоследствии Василий Сергеевич.- Это была наша работа, правда, очень тяжелая и опасная. Я считал своим долгом как можно скорее помочь людям, попавшим в беду. Но на нас теперь равнялись миллионы людей, и славу я воспринял как наказ народа работать еще больше и еще лучше».

Вмиг ставший известным всему миру, летчик наотрез отказался от предложенной ему должности начальника Полярной авиации. Стал опять летать на Енисейской авиалинии и в Арктике.

Писатель Борис Горбатов в 1930-е годы, будучи специальным корреспондентом «Правды», много летал с Молоковым. В своей книге рассказов «Обыкновенная Арктика» он дал обобщенный образ полярного пилота, «энергичного, молчаливого парня с обветренным лицом, пропахшего бензином и пространством, настоящего линейного летчика, одного из тех лихих ребят, что летают в любую погоду на северных линиях, берутся доставить в любое место любой груз». Прототипом пилота во многом послужил Молоков.

В 1942 году В.С. Молоков с мандатом уполномоченного Государственного комитета обороны руководил изысканиями и строительством знаменитой трассы «АЛСИБ», по которой перегоняли с Аляски через Берингов пролив, Чукотку, Колыму и Якутию в Красноярск для дальнейшей отправки на фронт американские боевые и траспортные самолеты, поставлявшиеся по ленд-лизу. В конце 1942 года генерал-майор Молоков ушел на фронт, где до конца войны командовал 213-й ночной бомбардировочной авиадивизией. После войны был заместителем начальника Главного управления гидрометеослужбы СССР. Затем – председателем Высшей квалификационной комиссии при Главной инспекции ГУ ГВФ.

Остаётся только преклонить голову перед мужеством отважных пилотов минувших лет, осваивавших тот же суровый Север на относительно простой авиатехнике. В их ряду достойное место занимает и Василий Молоков – Герой Советского Союза, награждённый тремя орденами Ленина, двумя орденами Красного Знамени, орденами Суворова и Кутузова II степени, орденами Отечественной войны I степени и Красной Звезды, медалями. Не случайно имя Василия Молокова по-прежнему бороздит небесные просторы — в качестве бортового названия среднемагистрального пассажирского самолёта Ту-214 авиакомпании “КрасЭйр.

Крепкая, многолетняя дружба связывала В.С. Молокова с бортмехаником «от бога» Г.Т. Побежимовым. Он писал в своей книге «Родное небо»: «Я хотел взять бортмехаником своего испытанного помощника Г. Т. Побежимова, но он в то время готовился к полету с Леваневским в Америку…». И дальше, отвечая на просьбу назвать его основные черты характера, медленно пречислял: — Отличный товарищ, добрый, чуткий — всегда готов был прийти на помощь. Вообще у него было много друзей. Жизнерадостный, обаятельный, веселый — очень любил жизнь и детей. Принципиальный. В работе был неутомим. И чрезвычайно скромный…Он достал фотографию человека в форменном кителе Главсевморпути с орденами и сказал дрогнувшим голосом: —Мой любимый бортмеханик Гриша Побёжимов.

Леваневский Сигизмунд Александрович

Комментариев нетPosted on 30 ноября 201328 июня 2015 by Ринат Валеев

Герой Советского Союза Леваневский Сигизмунд Александрович

Родился 15.05.1902 г. в Санкт-Петербурге. Поляк. В детстве и юности жил в деревне Сокулка (Польша). Леваневский вспоминает: “Отец умер, когда мне было 8 лет. Он был дворником… В 1916 г., окончив три класса уездного училища, я вынужден был бросить учение. Денег не было. Семья — 5 человек. Пошел я работать. Работал на заводе акционерного общества “Рессора”… На заводе меня и захватила Октябрьская революция. Вместе с другими рабочими я поступил в Красную гвардию. Мне было 15 лет… Я был крепкий, рослый и широкоплечий».

В октябре 1917 г. вступил в Красную гвардию. Участвовал в проведении массовых обысков в Петрограде и розыске продовольственных запасов на товарных станциях. В РККА с 1918 г. Был бойцом продотряда в Вятской губернии. Участвовал в Гражданской войне. Был командиром роты, батальона, начальником штаба, а затем командиром стрелкового полка на Восточном фронте. В 1921 г. участвовал в ликвидации бандформирований в Дагестане. С 1921 г. — завхоз 4-го воздухоплавательного отряда в Петрограде. Осенью 1923 г. был направлен на учёбу в Севастопольскую высшую школу красных морских лётчиков, но опоздал к началу занятий. Временно работал завхозом авиашколы.

В 1925 г. окончил Севастопольскую школу красных морских лётчиков и летнабов. Затем служил в ней лётчиком-инструктором. Вспоминает генерал-майор авиации Ляпидевский: “Непосредственно нашу группу готовил Сигизмунд Александрович, голубоглазый, немногословный человек: Он пользовался непререкаемым авторитетом, и некоторые ребята пытались подражать ему во всем, даже перенимали походку: К нам относился очень внимательно, учил без крика, нравоучений, показывал, как исправить ошибку: Нам с ним всегда было интересно”.

С 1928 г. — в запасе. В 1928-29 гг.- лётчик-инструктор Николаевской лётной школы Осоавиахима. В 1929-33 гг. — начальник летной части Всеукраинской лётной школы Осоавиахима в Полтаве. С весны 1933 г. работал в Управлении полярной авиации Главсевморпути. Летом 1933 г. Леваневский перегнал летающую лодку Dornier Wal “СССР Н-8” из Севастополя в Хабаровск, что по тем временам было очень большим достижением.

В 1933 г. американский летчик Джеймс Маттерн намеревался выполнить полет вокруг земного шара. На заключительном этапе кругосветного перелета Маттерн, выгрузив радиостанцию и взяв как можно больше горючего, вылетел из Хабаровска в направлении Анадыря и исчез. Начались поиски. Вскоре выяснилось, что он совершил посадку на берегу реки Анадырь в 80 километрах от окружного центра и его самолет получил повреждения. Экипажу в составе Леваневского и штурмана Левченко было дано срочное задание взять Маттерна на борт самолета в Анадыре и доставить его на Аляску.

13.07.33 г. Леваневский вылетел на Чукотку на гидросамолете “СССР Н-8”. Он впервые прошел над тундрой от бухты Нагаева в Анадырь и, таким образом, проложил новый маршрут на Чукотку. 20.07.33 г. Маттерн был доставлен в г. Ном на Аляске. 24.09.33 г. Леваневский приводнился на Ангаре в Иркутске. Перед этим он провел ледовую разведку, слетал на остров Врангеля и доставил оттуда на материк группу участников первой Ленской экспедиции. За мужество и героизм и летчик, и штурман были награждены орденом Красной Звезды.

Газеты писали: “Перелет экипажа Леваневского из Хабаровска в Анадырь на помощь потерпевшему аварию американскому летчику Маттерну войдет в историю северной авиации как героический рейс, совершенный в небывало трудных условиях”.

Трудностей действительно было с избытком: перелет из Хабаровска в Анадырь с посадкой в штормовом море возле Охотска, полет над горами Северной Камчатки и южной Чукотки на гидросамолете, вылет на перегруженной машине из Анадыря и посадка в тумане возле острова Св. Лаврентия, старт на Ном с минимальным запасом горючего, а на обратном пути — посадка на мелководное озеро на американском берегу и взлет в сложнейших условиях. Левченко пришлось в этом полете, кроме штурманских обязанностей, выполнять и роль переводчика — он знал английский язык. Один из очевидцев спасения Маттерна рассказывал: “Когда самолет приземлился в Анадыре, почти все население сбежалось встречать летчиков.

— Здравствуйте, товарищи летчики! — приветствовал их кто-то из встречающих. — Тут американец по вас стосковался…

— Маттерн? — быстро спросил Леваневский.

— Он самый. Вот он на пригорке сидит, вам машет. Как услышал звук мотора, заволновался, накомарник надел и на горку подался — не верит, что еще кто-то может сюда добраться по воздуху.

— А где его самолет?

— В тундре валяется, разбит вдребезги. Пограничники наши разыскали беднягу в тундре. Встречавшие спрашивали, что привезли из продовольствия — он только шоколад ест. Леваневский отдал американцу почти весь аварийный паек — штук пятнадцать плиток. Тот повеселел и все спрашивал через переводчика: когда полетим? Лететь решили на следующий день. Маттерн снял все, что уцелело, со своего самолета и так загрузил летающую лодку Леваневского, что та не смогла оторваться от воды. Леваневский решился на рискованный шаг: приказал слить часть горючего и оставить ящик с консервами — из НЗ. Он не хотел, чтобы американец плохо подумал о русских летчиках. С великим трудом взлетели и полетели в Америку”.

Островками из облаков вылезали острые вершины гор, по которым штурман Левченко ухитрялся определять местонахождение самолета. По расчетам, уже подлетели к Ному, но пробиваться сквозь туман было рискованно. Леваневский повернул к острову Св. Лаврентия. Там не было скалистого берега, как на Аляске, и посадка должна быть безопаснее. Маттерн то привязывался ремнем к сиденью, то отвязывался, нервно ерзал. Наконец часть острова Святого Лаврентия открылась среди тумана, и Леваневский незамедлительно сел. Кругом ни одной живой души. Летчики разожгли костер, стали укладываться спать. Маттерн оказался без спального мешка, и Виктор Левченко отдал ему свой, а сам пристроился у костра.

Горючего оставалось на 1 час 10 минут, а до Нома предстояло лететь 1 час 15 минут. Леваневский летел по прямой, а за его спиной стоял Маттерн и следил за бензиномером. Механик выкачивал ручной помпой из бака остатки горючего. Из тумана выглянул берег. Командир тут же повернул на посадку, и оба мотора смолкли. Самолет сел и закачался на волнах. Вдали был Ном. Спустили надувную шлюпку, в числе первых повезли Маттерна. Он выскочил на землю, начал бегать и кричать: “Америка! Америка!” — упал и стал целовать землю.

Леваневский потом рассказывал: их встречала большая толпа… Когда американцы узнали, что Леваневский накануне совершил перелет на Дальний Восток от Черного моря, из Севастополя, все были ошеломлены: Экипажу был оказан самый радушный прием. Городские власти устроили банкет. Было много цветов и… калифорнийских апельсинов. Экипажу преподнесли приветственный адрес, каждому участнику перелета вручили по золотому кольцу с надписью ”НОМ”.

Обратный путь проходил не менее драматично — с вынужденной посадкой на Аляске из-за сильного тумана. До Уэлена Леваневский долетел только на вторые сутки.

После этого он занимался ледовой разведкой. Летал с посадками на мысе Северном, острове Врангеля, в бухте Тикси. Сверху Леваневский видел пароход ”Челюскин” на подходе к бухте Тикси и говорил потом, что в такой тяжелой ледовой обстановке ему вряд ли удастся пройти к Берингову проливу.

Когда моторы летающей лодки отработали свой ресурс, Леваневский перегнал самолет в Иркутск на ремонт и отправился домой в Полтаву.

11.09.33 г. во время дальнего перелета Варшава — Омск в районе г. Ядрин в Чувашии разбился самолет PZL-19 (пилот — капитан Ю. Леваневский, штурман — подполковник Ч. Филиппович).

Полет входил в программу подготовки польского экипажа к кругосветному перелету через Западную Африку, Атлантику, США, Аляску, Камчатку и страны Азии в Польшу. В этом перелете старший брат Сигизмунда Леваневского известный польский пилот капитан Юзеф Леваневский намеревался побить рекорд дальности, установленный французами.

Несколько часов полет проходил без происшествий, но к вечеру экипаж попал в сложные метеоусловия. Пришлось идти на малой высоте, прижимаясь к земле, над незнакомой местностью…

Недалеко от г. Ядрин в Чувашии произошло столкновение машины с землей — летчик погиб сразу, штурман получил тяжелые ранения. Погибшему пилоту были оказаны воинские почести, а его останки доставили в Варшаву, где 19 сентября состоялись торжественные похороны. Позднее, побывав на могиле Юзефа, Сигизмунд Леваневский возложил венок: ”Брату — польскому герою от брата-летчика, Героя Советского Союза”.

Вполне возможно, что вся дальнейшая карьера младшего Леваневского окрасилась в политические оттенки. Очень уж соблазнительно было доказать на примере двух братьев-летчиков, судьбы которых гражданская война развела по разные стороны советско-польской границы, что СССР предоставляет своим гражданам не меньшие, а значительно большие возможности для развития и мировых достижений.

Осенью 1933 г. Леваневский совершил ряд агитационных перелётов по Украине. Стоит, однако, напомнить, что именно в это время на Украине свирепствовал самый жестокий голод за всю ее историю.

В 1934 г. Леваневский участвовал в спасении экипажа парохода “Челюскин”, затертого во льдах.

Позднее он вспоминал: «Живу в Полтаве. Отдыхаю. Читаю газеты, слушаю радио. Скучаю. Без дела мне всегда бывает скучно. 13 февраля я узнал по радио, что

”Челюскин” раздавлен льдами. Телеграфирую в Москву, что готов лететь на помощь челюскинцам. Жена, узнав об этом, плачет, и ребята (у меня девочка и мальчик) тоже подняли рев. Но ничего. Я их успокоил. А на следующий день получаю телеграмму-“молнию”: “Немедленно выезжайте в Москву”. Через два часа — вторую телеграмму: “Немедленно выезжайте в Москву”. Одна телеграмма была от Главного управления Северного морского пути, другая — от Ушакова. Приезжаю в Москву, а мне говорят, что завтра надо выезжать за границу… Меня это поразило. Я полагал лететь на самолете Р-5 из Москвы прямо на Север. Но правительство решило: Ушакова, Слепнева и меня послать в Америку, чтобы со стороны Аляски скорее попасть на Север”.

К этому времени через Амторг (Торговое представительство СССР в США) были уже закуплены два девятиместных самолёта “Консолидэйтед Флэйстер”.

17.02.34 г. Ушаков, Леваневский и Слепнев прибыли в Берлин, откуда вылетели в Лондон, чтобы пересечь Атлантику на пароходе. Прибыв в Нью-Йорк, они сели на экспресс, пересекли США с запада на восток и из Сиэтла вдоль побережья Канады на пароходе отправились на Аляску.

29.03.34 г., несмотря на тяжелые метеоусловия, Леваневский вылетел из Нома в Ванкарем вместе с Ушаковым и борт-механиком Армистедом Клайдом. Однако стихия оказалась сильнее. Из-за сильного обледенения он совершил вынужденную посадку в районе Колючинской губы. “Люди остались живы только благодаря исключительному самообладанию пилота Леваневского” — сообщал Ушаков в своей телеграмме Москву. Рассказывает Ушаков: “Машина начала проваливаться… Напряжение все более и более увеличивалось. Каждое мгновение машина готова сорваться в штопор и с огромной высоты врезаться в лежащие под ней скалы. Но пилот умело выправляет машину и ставит ее в нормальное положение. Это повторяется регулярно каждые 3-4 минуты. Наше падение было уже определившимся…

Вдоль берега шла узкая полоска сравнительно ровного льда. На этой полоске и произошел первый удар, после которого машина взмыла вверх. Ударом снесло правую лыжу. Пилот выбил оледеневшее стекло своей кабины, чтобы видеть землю, вернее, торосы, привел машину на ту же площадку, вторым ударом снес левую лыжу и после этого, выключив мотор, бросил машину на фюзеляж таким образом, что она скользнула по небольшой ледяной площадке.

Раздался треск. В боковое окно я, заметил летящие куски и ждал, когда машина ударится в торос. Но этого не случилось. Машина остановилась, не долетев до торошенных льдов. Механик и я были невредимы:

На мои первые окрики пилот не отозвался. Только когда я его встряхнул, он вздрогнул и медленно повернулся к нам лицом. По правой щеке от глаза у него текла густая струйка крови, убегая за воротник кожаной тужурки. Вдвоем мы помогли выйти Леваневскому из кабины”.

Ранение Леваневского было незначительным, но самолёт был разбит, поэтому он не смог принять участие в полётах к лагерю челюскинцев. Однако ему всё же удалось доставить в Ванкарем руководителя спасательной операции Ушакова.

Более опытный полярник Слепнев вылетал из Нома несколько раз, но, попав в непогоду, возвращался. В конце концов, ему вместе с американским бортмехаником Левари удалось благополучно добраться до Ванкарема и вторым после Ляпидевского прилететь в лагерь Шмидта. С ним на льдину прибыл и Ушаков.

20.04.34 г. Леваневский Сигизмунд Александрович был удостоен звания Герой Советского Союза. Член ВКП(б) с 1934 г.

27.06.34 г. в составе делегации СССР Леваневский вылетел в Англию на международную авиационную выставку. На обратном пути он навестил мать, жившую в Польше, посетил воинское кладбище, на котором был похоронен его старший брат.

Польские газеты писали: “Летчик Леваневский — гордость советских авиаторов, ас арктической авиации, выбросивший герб из своей дворянской родословной, мужеством, героизмом, отвагой водителя стальных птиц завоевал почетный титул новой России: Герой Советского Союза — он здесь, в Варшаве”.

В 1934 г. Леваневский поступил в ВВА РККА им. Жуковского.

В 1935 г. он написал книгу “Моя стихия”.

В начале 1935 г. он прервал учёбу для подготовки трансарктического перелёта в США через Северный полюс, идею которого первым выдвинул публично.

В своем письме в редакцию газеты “Правда” от 19.01.35 г. Леваневский писал: ”Я предлагаю совершить в 1935 году беспосадочный перелет Москва — Сан-Франциско через Северный полюс. Цель этого перелета: первое — установление рекорда дальности полета по прямой; второе — беспосадочный полет именно через Северный полюс; третье — установление кратчайшего пути между двумя крупнейшими пунктами мира; четвертое — обследование и нанесение на карту “белых пятен” Северного полярного бассейна; пятое — демонстрация достижений советской авиации”

Проект перелета был направлен Куйбышевым на заключение начальнику Главсевморпути Шмидту, который дал свою оценку этому проекту: “Основной смысл перелета, очевидно, в демонстрации нашей авиации, ибо будущие международные полеты, конечно, пойдут не по этому пути — через полюс, — а по берегу Ледовитого океана, что будет не намного дальше, а гораздо удобнее и безопаснее, так как там к 1936 году нами будет подготовлена оборудованная трасса….

В случае неудачи мы не сможем ограничиться констатацией, что Леваневский не долетел, а будем, очевидно, напрягать все силы для его спасения или, по крайней мере, нахождения:

Поиски Леваневского в случае вынужденной посадки или аварии, будут неизмеримо труднее операции спасения челюскинцев (там от лагеря до Ванкарема было 150 километров, а от ближайшей базы до Леваневского может оказаться более 2000 километров). Пришлось бы организовать свои летные операции на территории Канады, в местах гораздо менее обжитых, чем наша Чукотка, что и технически, и политически очень трудно…

По этим причинам, если вероятность удачи полета Леваневского равна половине, то вероятность помощи ему в случае аварии близка к нулю. А неудача в оказании помощи означает не только потерю великолепного летчика и героя, но и большой моральный ущерб для СССР в глазах всего мира…

По изложенным причинам я считаю долгом высказаться против предложения тов. Леваневского в его нынешнем виде”.

Несмотря на отрицательное заключение Шмидта, подготовка к перелету продолжалась, однако мнение начальника Главсевморпути не осталось без внимания.

По организации и проведению перелета по маршруту Москва — Сан-Франциско были Приняты Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) от 26.01.35 г. и Постановление Совета Труда и Обороны от 28.02.35 г., в которых намечалось осуществить перелет на самолете РД в июле 1935 г.

На время подготовки и проведения перелета Леваневский был подчинен Начальнику ВВС РККА Алкснису, на которого возложили полную ответственность за техническую подготовку и фактическую готовность самолета к полету.

3.08.35 г. на самолёте АНТ-25 Леваневский предпринял попытку перелёта Москва — Северный полюс — Сан-Франциско (США). Однако над Баренцевым морем, через десять часов полета, была обнаружена сильная течь масла, которая могла создать аварийную ситуацию. О неисправности доложили в Москву. По требованию правительства командир экипажа был вынужден повернуть самолет обратно и совершить посадку на аэродроме Кречевицы в районе Новгорода.

Вспоминает Байдуков: “Вскоре после возвращения экипаж вызвали в Политбюро. Присутствовали Сталин, Молотов, Ворошилов и Туполев.

Сталин спросил Леваневского о причинах неудачи. И тут произошло неожиданное. Леваневский прямо заявил, что он больше никогда не будет летать на туполевских самолетах, что он ему не доверяет. Такие самолеты, сказал он, может делать только вредитель и враг народа. Ворошилов пытался прервать его, но Сигизмунд, видя, что Молотов что-то пишет, и почему-то решив, что тот записывает ход разговора, еще больше распалился и, тыча в листки, повторил: ”Да, Туполев — вредитель, и я требую это застенографировать!”

Когда Леваневский обвинил Андрея Николаевича — тот побледнел, когда повторил свое вздорное обвинение — тому уже стало совсем плохо. Вызвали Поскребышева, и Туполева отправили домой.

Разговор продолжался. Сталин, напомнив, что Леваневский является не только Героем Советского Союза, но и национальным героем Америки (за вывоз Маттерна), предложил экипажу отправиться в США и посмотреть, что можно закупить там для задуманного перелета через полюс. Наступила тягостная пауза, во время которой Сталин ходил взад и вперед по ковровой дорожке. Тогда я попросил слова:

— Что у вас? — жестко спросил Сталин.

— Товарищ Сталин, по-моему, такая поездка будет безрезультатной.

— Почему? Откуда такое самомнение? — вспылил он.

— Я — летчик-испытатель, к тому же интересуюсь специальной литературой и информацией по иностранному самолетостроению. Поэтому могу с уверенностью сказать, что машины с такими данными, как у АНТ-25, в капиталистических странах нет…

— Что вы предлагаете?

— Ввиду безуспешности такой поездки прошу разрешить мне остаться и выполнять свои прямые служебные обязанности“.

Рассказывает генерал-полковник авиации Громов: “Во время моей болезни изъявил желание лететь через Северный полюс в Америку на самолете АНТ-25 Леваневский: Самолет проверили, подготовили к полету, а Леваневскому разрешили осуществить этот полет: Долетели они только до Ледовитого океана, но в это время в кабину пилота стало протекать масло. Естественно Леваневский решил, что это ненормальное явление, вернулся и сел в Ленинграде. Причина появления масла оказалась очень простой и, в сущности, неопасной: масла налили в бак слишком много, и оно начало пениться, а излишки его выбрасываться”.

В протоколе заседания Политбюро ЦК ВКП (б) от 20.08.35 г. “Об отмене перелета т. Леваневского в 1935 году” было написано: “Ввиду того, что приведение в исправное состояние материальной части (масляной системы) самолета т. Леваневского задержалось и время уже упущено, — полет т. Леваневского в текущем году отложить”. Ворошилову было предложено обсудить и представить конкретные предложения по организации перелета из Москвы через Северный полюс в Сан-Франциско в 1936 г.

11.02.36 г. на заседании Политбюро было принято решение “отклонить настойчивую просьбу Героя Советского Союза т. Леваневского о разрешении в 1936 году совершить перелет через полюс”.

Было одобрено предложение Шмидта о создании в 1937 г. на льду в районе Северного полюса радио-метеостанции. Главсевморпути поручалось продолжить изучение климата в районе полюса, а Леваневскому рекомендовалось лично изучить условия полетов на севере Америки (Аляска, Канада, Гренландия)

После неудачной попытки перелета в США, которая по мнению Леваневского была вызвана халатным отношением конструкторов ЦАГИ к проектированию отечественного рекордного самолета, он потерял веру в то, что на АНТ-25 можно совершить трансарктический перелет. Летом 1936 г. Леваневский выехал в США для закупки самолёта американского

производства для нового перелёта. Не найдя там ничего лучшего, он приобрел гидросамолёт “Валти”.

В августе — сентябре 1936 г. на гидросамолёте “Валти” V-JAS (штурман — В.И. Левченко) совершил перелет Лос-Анджелес — Сан-Франциско — Уэлен — Якутск — Свердловск — Москва, преодолев 19,2 тыс. км. Целью перелета являлась прокладка прямой воздушной линии между США и СССР через Аляску и Чукотку.

Леваневскому предстояло выполнить очень трудную задачу. Он должен был изучить условия полета на трансконтинентальной линии, определить места посадочных площадок и баз снабжения горючим, установить возможность связи и т. д.

5.08.36 г. “Валти” вылетел из Лос Анджелеса. Полет вдоль американского побережья проходил с посадками в Сан-Франциско, Сиэтле и Номе. Первая часть маршрута прошла в благоприятных условиях. Трудности поджидали над океаном. Однако пилот сумел провести свою машину почти в сплошной облачности и удачно приводнился в Уэлене. До бухты Тикси самолет летел над Арктическим побережьем с посадкой в бухте Амбарчик.

30.08.36 г. самолет прибыл в Жиганск.

2.09.36 г. в Красноярске закончилась “водная» часть маршрута, и гидросамолет был поставлен на колесное шасси.

13.09.36 г. Леваневский приземлился в Москве. В тот же день Генеральный секретарь ЦК ВКП(б) Сталин направил экипажу приветственную телеграмму: “Герою Советского Союза летчику Леваневскому, штурману Левченко. Братский привет отважным сынам нашей родины! Поздравляю вас с успешным выполнением плана исторического перелета. Крепко жму ваши руки. И. Сталин”.

Сам Леваневский тоже высоко оценивал этот перелет. Он писал: «Впервые в истории авиации охватываются одним полетом Калифорния, Орегон, Вашингтон, Канада, Аляска, Чукотка, Якутия, Сибирь. И я счастлив, что эта задача решена советскими летчиками».

Вспоминает журналист Бронтман: “1936 год: 13 сентября. Сегодня встречали Леваневского на Щелковском аэродроме. Мы стояли у трибуны: Леваневский уже рулил по аэродрому. Увидев машины, он остановился, выглянул в окно. Левченко спрыгнул на землю, его окружили. Следовавший за мной хвост газетчиков распался. Молотов пожал ему руку.

— Привет, поздравляю. Очень рады.

Каганович протянул ему большой красный конверт.

— Вам лично от товарища Сталина!

Левченко прочел и кинулся к самолету. Леваневский непрерывно кричал:

— От винта! Убьет!

Я тихо обошел самолет, нашел дверку и влез внутрь: На передней переборке самолета — портрет Сталина. Леваневский вышел из пилотской кабины в общую.

— Здравствуйте, здравствуйте, вот и встретились опять!

Он крепко пожал мне руку и пошел к выходу. Подошел к Молотову и отрапортовал, вытянувшись:

— Товарищ председатель Совета Народных Комиссаров. Разрешите доложить, что перелет Лос-Анджелес — Москва закончен благополучно.

Молотов пожал ему руку.

— Поздравляю с большим успехом. Очень рады вас видеть… Как долетели?..

— Хорошо. 295 давали.

— А последний этап?

— Тяжелей. И на аэродроме здесь трудно. Боялся, что винтом фотографов убьет”.

16.09.36 г. было принято Постановление Политбюро ЦК ВКП о присвоении имени Леваневского линии электропередач Свердловск — Соликамск.

За осуществление этого дальнего перелета Леваневский был награжден орденом Трудового Красного Знамени, а Левченко — орденом Ленина.

Тем временем, на право на перелет в США через Северный полюс стали претендовать другие известные советские пилоты — Громов, Чкалов, Доронин.

22.04.37 г. Чкалов и Байдуков пишут письмо Ворошилову: «Извините за нашу назойливость. Мы к Вам во второй раз обращаемся по вопросу о перелете в Америку из Москвы через Северный полюс. Мы вынуждены это сделать по следующим мотивам:

Появились слухи о предложении Америки сделать регулярную воздушную линию через полюс (а следовательно есть предпосылки, что американцы не замедлят сделать полет первые и наши трехлетние разговоры об этом останутся только разговорами).

Другие экипажи (Леваневский, Громов) не проявляют настойчивости к проведению в жизнь своих намерений, кроме как подачи заявлений в соответствующие наркоматы. Леваневский, не дождавшись вызова в Правительство, уехал в Мурманск.

Самолет, на который рассчитывал Леваневский (машина Болховитинова), в этом году уже не может быть использован для перелета, т.к. он, помимо переделок, потребует еще большого времени на испытания (самолет ни разу не ходил на дальность).

Идут слухи от ответственных работников ГУСМП о том, что Леваневский не пойдет в перелет.

Завязываются нездоровые отношения между претендентами на перелет через полюс. Леваневский, ставя себя абсолютным монополистом данного перелета, держится изысканно высоко по отношению к другим и отнюдь не собирается войти в число какого либо экипажа. Помимо всего он по-прежнему плохого мнения как о самолете АНТ-25, так и о руководителях авиационной промышленности. Сам же, на деле опирается на готовенькую американскую технику, свысока относится к нашему самолетостроению и к возможностям наших машин и людей.

Все эти причины вместе взятые создают у нас крайне скверное впечатление — что люди к такому важному делу относятся с точки зрения своего высокого «Я», тем самым не давая возможности и другим и правительству правильно оценить обстановку.

Вам известно, Климент Ефремович, что мы также входим в число ярых болельщиков этого перелета. Но мы: стоим за всякие комбинации в экипаже не дорожа своим честолюбием… Мы, не теряя времени, настояли на том, чтобы наш самолет АНТ-25 скорее отремонтировали и переделали то, что оказалось несовершенным в прошлом перелете. Теперь самолет готов… Следовательно, никаких затрат, пахнущих миллионами, не потребуется для перелета на АНТ-25, т.к. машина по существу готова.

Второе, сейчас, когда экспедиция ГУСМП, идущая на Северный полюс, уже стоит на 82 параллели, этот момент весьма выгоден для перелета с точки зрения использования всей ее организации по метеобслуживанию, связи и на случай вынужденной посадки. То есть и здесь не потребуется никаких дополнительных материальных затрат, тогда как позже этого срока они станут, как необходимое условие.

Исходя из всего сказанного, мы просим Вас, Климент Ефремович, выйти в Правительство с ходатайством о разрешении полета на АНТ-25 в самое ближайшее время. Нашему экипажу на подготовку к окончательному вылету нужно не более 10 дней, т.е. того времени, за которое можно будет получить разрешение на полет из Канады и Америки…

Если решить иначе (упор на новую машину и ожидание приезда Леваневского), тогда получится прежняя история — останется один август месяц и времени для выбора надлежащей погоды не окажется — перелет будет сорван, а хуже, если американцы воспользуются нашей заминкой и выйдут первыми. По нашему мнению, ни на каком самолете не стыдно показаться в Америку, в том числе и на АНТ-25 (вопреки утверждению Леваневского), лишь бы наш советский самолет перелетел и сделал свое дело. За первый полет нас никто не будет осуждать. В дальнейшем его можно будет повторить и на более совершенных самолетах, когда они окажутся в жизни».

В апреле-мае 1937 г. Леваневский испытал в Севастополе, а затем перегнал в Москву закупленные в США амфибию Sikorsky S-43 и летающую лодку Duglas DF.

25.05.37 г. решение о перелете Леваневского было принято.Четырёхмоторный дальний бомбардировщик ДБ-А, на котором он собирался лететь, был спроектирован и построен в течение года. Его заводские испытания были завершены в марте 1936 г. Их провел летчик-испытатель Кастанаев. В ноябре 1936 г. во время госиспытаний летчик-испытатель Нюхтиков установил на ДБ-А два рекорда — поднял 10 т на высоту 7032 м и 13 т на 4535 м. Список достижений продолжил экипаж Байдукова (второй пилот Н.Г. Кастанаев, штурман-радист Л.Л. Кербер). В перелете Москва — Мелитополь — Москва они установили два рекорда скорости — 280 и 246 км/ч на дистанциях 1 и 2 тыс. км с 5 т груза. Эти рекорды и привлекли внимание Леваневского.

18-20.06.37 г. на самолете АНТ-25 Чкалов, Байдуков и Беляков совершили первый беспосадочный трансарктический перелет Москва — Северный полюс — Ванкувер (США).

12-14.07.37 г. на самолёте АНТ-25 Громов, Юмашев и Данилин совершили беспосадочный перелёт Москва — Северный полюс — Сан-Джасинто (США).

31.07.37 г. было принято Постановление Политбюро ЦК ВКП о перелете экипажа Леваневского на самолете ДБ-А по маршруту Москва — Северный полюс — США, отпуске на эти цели 2,5 млн. руб. и 75 тыс. долл. США и получении Наркоматом иностранных дел разрешения полета над странами в соответствии с намеченным маршрутом.

Из постановления, однако, не ясна цель перелета. Из задач, поставленных Леваневским в своем письме в 1935 г., кроме обследования и нанесения на карту «белых пятен» оставалась лишь демонстрация достижений советской авиации.

“В истории авиации еще не было случаев, чтобы одна страна в короткий срок подготовила и снарядила три дальних беспосадочных перелета, — писал Леваневский перед стартом самолета «СССР Н-209», — 1937 год войдет в историю мировой авиации яркой, никогда не забываемой страницей”.

Вспоминает журналист Бронтман: «В те месяцы, которые предшествовали старту, Леваневский частенько заходил в «Правду». По делу и без дела. Не ладится дело с мотором — идет сюда, нечего делать — сюда, хочет поехать в парк ЦДКА — тоже. Появлялся он обычно с Левченко. Просил принести нарзана или боржома, шутил, что редакция бедна и он ее разоряет своей жаждой. Как-то он приехал вместе с Левченко и Кастанаевым… А у меня в это время сидели Беляков и Байдуков. Вот бы их снять! — мелькнула мысль. Поздоровались они прохладно. Лишь Левченко был рад повидать друзей. Беляков предложил:

— Давайте снимемся старыми экипажами, двумя экипажами (Байдук и Беляков были в первом экипажа Леваневского в 1935 году).

Сигизмунд поморщился. Все нажали. Пошли, снялись.

Леваневский был очень недоволен ходом подготовки. Все ему не нравилось. Да и впрямь так, что-то не ладилось. Шалили моторы, летели патрубки. Он приезжал, жаловался Мехлису, ругал на все корки Туполева: Кастанаев и Левченко, а также механики, в это время жили в Щелково, Леваневский наезжал…

Мы говорили о подготовке, о Лос-Анджелесе, об авиации. Обсуждали полеты Чкалова и Громова. Он с явным недоверием относился к их сообщениям о том, что на 6-7 тыс. встречали облака.

— Я не верю этому. В Арктике не может быть высоких облаков. Я много летал там, изучал по всяким источникам. Когда вы летели к полюсу — вы ведь шли над облаками?

— Да, неоднократно.

— А какая была их высота?

— Не больше 2000-2500 метров.

— Вот видите, тут что-то не так…

Много говорил я с Виктором Левченко. Мне нужно было написать его литературный портрет, помочь в статье о трассе. Виктор рассказал мне биографию, привел наиболее интересные факты, дал для статьи навигационный план… Очень интересовался, как выглядят сверху острова Земли Франца-Иосифа, где аэродром на Рудольфе.

— А туманы там часто?

— Да. Тогда там нужно садиться около зимовки.

— А там как сядем? Корабль большой!

— Головин садился на Рудольфе. Думаю, сядете.

— А ну, нарисуй план.

Я нарисовал.

— Откуда заход легче и удобнее?

Показал.

— А как льды у полюса?

За несколько дней до старта они совершили длительный (кажется 10-ти часовой) полет. Леваневский остался недоволен своим пилотом.

— Знаете, — жаловался он мне, — он боится летать в облаках. Старательно обходит каждое облако. Я его силой заставлял входить в облачность. Нет, это не то.

— Почему же вы его взяли?

— Да я не знал. Мне сказали, что он родился с этой машиной, лучше всех знаком с ней. Мне все равно было кого брать, я и согласился.

С другой стороны и Кастанаев не был в восторге от командира и говорил мне:

— Он белоручка. Машину не водит, а только командует. Часть даже без него летали. Куда это годится. Я ему взлет не доверю — сам буду отрывать.

Они улетали вечером, для того, чтобы садиться в Фербенксе в светлое время. Днем, за несколько часов до старта я заехал к ним. Левченко и Сигизмунд сидели запершись и что-то обсуждали. Я зашел к Побежимову. Григорий Трофимович укладывал вещи.

— Ты что такой невеселый? — спросил я его.

— А чего веселиться, — ответил он.

— Василий Сергеевич просил тебе привет передать.

— А, спасибо! — он улыбнулся. — Вот это был командир…

Скоро все были на аэродроме. Машина стояла уже на горке… Сигизмунд был оживлен, отлично одет, пиджак накинут на плечи.

— Пойдем, покурим, — предложил Леваневский…

Мы спустились с горки. Ушаков задумчиво сказал:

— Завидую я вам, Сигизмунд Александрович.

— Ничего, Георгий Алексеевич, мы еще полетаем. Вот вы бы мне погодку дали хорошую.

— Сейчас неважная, Сигизмунд Александрович.

— Ничего, пролезем. Больше ждать нельзя. Будет еще хуже. Или лететь, или откладывать до будущего года.

Поднялись наверх. Леваневского окружили иностранные корреспонденты. Он коротко информировал их, ответил на вопросы, сообщил, что намерен лететь дальше в Нью-Йорк…

В 6 часов 15 минут они улетели: А потом потянулись дни в штабе, бессонные ночи, подготовка и отлет экспедиций на поиски».

12.08.37 г. в 18.15 самолёт ДБ-А «СССР Н-209» с экипажем из шести человек (второй пилот — Н.Г. Кастанаев, штурман — В.И. Левченко, бортрадист — Н.Я. Галковский, бортмеханики — Г.Т. Побежимов и Н.Н. Годовиков) стартовал по маршруту Москва — Архангельск — о. Рудольфа — Северный полюс — Фербенкс (США). Затем предполагалось лететь в Нью-Йорк по маршруту Фербенкс — Эдмонтон (Канада) — Чикаго — Нью-Йорк с посадками в Эдмонтоне, Чикаго и Нью-Йорке.

Перелёт проходил в очень сложных метеоусловиях. В Арктике наступила осень. Высокие широты пересекал мощный циклон.

Полетный график стал нарушаться, как только Н-209 очутился над свинцовыми водами Баренцева моря. Мощная облачность, вероятно, вынуждала Леваневского забираться все выше и выше. Однако теперь встречный ветер усилился и перешел в ураганный — один за другим налетали атмосферные фронты. Путевая скорость падала с каждым часом. Экипаж перешел на работу в кислородных масках.

13.08.37 г. в 13.40 Леваневский радировал: «Прошли Северный полюс на высоте 6000 метров, температура за бортом — минус 35. Глубокий циклон». В 14.32 с борта самолёта поступила очередная, девятнадцатая по счету, радиограмма в которой сообщалось: «Из-за порчи маслопровода вышел из строя крайний правый двигатель. Высота 4600 метров, идем в сплошной облачности. Ждите»: После этого регулярная связь с самолетом прервалась, а в 17.53 поступила последняя радиограмма: «Ждите:».

Вспоминает подполковник Кренкель: «В трудной и рискованной летной службе, кроме отличных физических данных, знания техники, профессиональных навыков, обуславливающих потолок возможностей летчика, есть еще один фактор. О нем упоминают даже в солидных сочинениях по авиации и называют его элементом счастья. Да, в дополнение к воле, таланту, мастерству надо, чтобы еще чуть-чуть повезло, а вот этим-то Леваневский похвастать не мог. Он был невезуч…

Наша дружба с Леваневским началась в 1934 году после спасения челюскинцев, и отношения сложились на редкость хорошие, хотя мы были совершенно разными людьми. Леваневский собран, замкнут, немногословен, серьезен, подтянут.

Одним словом, я видел в нем свою полную противоположность. Впрочем, может быть, именно это нас и сблизило. Противоположные натуры и характеры обычно быстро и хорошо сходятся.

Мы были с Сигизмундом почти ровесники (он на год старше меня), подружились и наши жены. Короче: очень скоро установилась хорошая семейная дружба. Мы приезжали к Леваневским, они жили около зоологического сада, а Леваневские бывали у нас. Однажды Леваневский сказал:

— Слушай! Это дело секретное, и распространяться о нем не следует. Хочу лететь через Северный полюс в Америку. Свой план я изложил в письме на имя Сталина и теперь жду ответа.

Не скрою, сообщение друга произвело на меня впечатление. Я сообразил, что произойдет после ответа на его письмо.

— Скажи, Сигизмунд, а если дело состоится, кто будет у тебя радистом?

— Ну, о чем спрашиваешь! Конечно, радистом будешь ты. Это железно!

События не спешили развернуться. Я уехал на Северную Землю, откуда был снят для работы на дрейфующей станции СП-1. В феврале 1937 года, когда подготовка к полюсу была в самом разгаре, в два часа ночи раздался звонок. В одних подштанниках я побежал к двери. Звонок в такое время не сулил ничего доброго.

— Кто там?

— Открой, это я, Сигизмунд!

— Что ты шляешься по ночам? Пугаешь добрых людей!

— Я из Кремля. Лично докладывал Сталину план перелета в Америку через полюс.

Получил разрешение. Значит, летим?..

Интересные новости требовали обсуждения. Между окнами, на холодке, нашлась недопитая поллитровка, лежал хвост селедки и огрызок огурца. Банкет начался незамедлительно. Выпив по рюмочке за успех предстоящего полета, перешли на чай. Леваневский изложил все подробности беседы со Сталиным и закончил словами:

— Ну, Эрнст, собирайся. Мы летим!

— Дорогой Сигизмунд, извини, но я с тобой не полечу!

— Но мы же договорились!

— Да, но меня уже утвердили в четверке на полюс. Менять это решение не в моей власти…

Леваневский замолчал. Мы посидели еще немного. Разговор пошел уже про другое. Около четырех часов утра Сигизмунд ушел домой…

В ту ночь я видел его последний раз. Вся эта картина возникла перед глазами, когда в ночь на 13 августа я начал слушать Леваневского:

В 14 часов 32 минуты ряд станций принял телеграмму? Леваневский сообщал, что крайний правый мотор вышел из строя в связи с повреждением маслопровода. Самолет вошел в сплошную облачность, и больше его никто не видел и не слышал.

Сорок часов я провел без сна, слушая Леваневского. Под конец я уже слушал стоя, чтобы не заснуть. От длительной работы с телефоном болят уши. Не знаю, выдержал ли я бы эту адскую нагрузку, если бы не черный кофе, который старательно варил мне Папанин.

Утром 14 августа Леваневского слушала уже вся Арктика. Помимо советских полярных станций, включились в дело и американские. Были мобилизованы все радиостанции, в том числе и военные и любительские…

О том, что произошло с Сигизмундом Александровичем и его экипажем, оставалось только догадываться. На самолете было шесть человек. Трое из них умели управляться с радиоаппаратурой. И аппаратура была с тройной тягой: рабочая радиостанция, запасная радиостанция и маленькая аварийная с ручным приводом.

Летчики полагают, что облачность была, вероятно, настолько низкой, что доходила до самого льда, переходя в туман. Леваневский, не видя льда, не мог совершить пусть тяжелую, пусть с аварией посадку. Скорее всего, самолет как шел, снижаясь, так и врезался в лед».

15.08.37 г. газета «Правда» опубликовала сообщение правительственной комиссии по дальним перелетам: «Самолет мог подвергнуться обледенению, что привело к вынужденной посадке на лед: Все полярные радиостанции продолжают непрерывно слушать на волне самолета: Экипаж самолета «Н-209» обеспечен продовольствием на полтора месяца, а также палатками, спальными мешками, теплой одеждой и оружием».

Расчеты показали, что трагедия произошла между 89-й и 83-й параллелями. В августе-октябре 1937 г. шли поиски. Весной они были возобновлены, но безрезультатно…

В своем письме на имя председателя правительственной комиссии по организации перелета СССР-США Рухимовича от 21.09.37 г. заведующий отделом науки, научно-технических изобретений и открытий ЦК Бауман писал: «По поступившим в отдел науки ЦК ВКП(б) материалам парторганизации ЦАГИ выявляется, что в технике подготовки перелета т. Леваневского на Н-209 был допущен ряд серьезных ошибок, которые могли в той или другой мере обусловить срыв перелета:

Был дан весьма малый срок в 2 месяца. Отмечается хаотичность в подготовке: взвешивание самолета перепоручалось техникам, при чем только на Щелковском аэродроме обнаружилось увеличение взлетного веса на 2 тонны… Только во время подготовки выявился неправильный выбор колес, т.к. они были рассчитаны на нагрузку в 18 тонн при весе машины в 35 тонн. Подготовка винтомоторной группы не была поручена первоклассным работникам, причем не было учтено заявление инж. Погосского (участника подготовки перелета АНТ-25) о необходимости смены винтомоторной группы. Кроме того, указывается, что экипаж самолета полностью не изучил работу приборов и аппаратуры, не была также обеспечена смена штурману и радисту. Предварительные длительные полеты в облаках не были проведены. По мнению специалистов, для такого тяжелого перелета в условиях Арктики, который предстоял самолету Н-209, требовалось провести тренировочный полет не менее 30 часов, проведен же был полет продолжительностью только в 10,5 часов».

В справке начальника XI отдела ГУГБ НКВД говорится: «По имеющимся материалам, неудача перелета Леваневского, является результатом неудовлетворительной технической подготовки материальной части самолета «Н-209» и в известной степени — ненормальных взаимоотношений его экипажа перед полетом… В период тренировочных полетов, несколько раз, вследствие

вибраций происходили разъединения трубопроводов и образование трещин в выхлопной системе. Недостаточное охлаждение калорифера обогревающего от выхлопных труб, карбюраторы моторов, угрожало прожогом стенок труб и воспламенением бензина. Побежимов видел эти недостатки и говорил, что работники завода ? 22, где происходила подготовка самолета, не слушали его советов, штаб перелета почти устранил экипаж от участия в подготовке, а Управление полярной авиации занималось преимущественно покупкой предметов ширпотреба для экипажа…

По данным агентуры, вероятными причинами неудачи перелета является прорыв трубок маслопровода от закупорки по атмосферным условиям и рецидив тех дефектов, которые наблюдались при тренировочных полетах. По тем же данным отсутствие связи с самолетом очевидно объясняется поломкой рации при вынужденной посадке, так как рация поставлена в кабине штурмана в носовой части, а не в хвостовой как обычно и в этом случае более уязвима».

В письме инспектора Главной Инспекции НКОП Батароля в ЦК от 21.08.37 г. по поводу аварии самолета Леваневского сказано: “Организация была очень плохая, Фролов ведущий инженер Н-209 и конструктор инженер Болховитинов не имели опыта в подготовке в такой полет машин, они день и ночь работали сами больше, чем руководили… Леваневский — командир корабля сам мало бывал на аэродроме, сам машину Н-209 не знал и на ней с большим грузом не взлетал… Экипаж на больших высотах с кислородом почти не летал, таким образом, он не был оттренирован, а также в слепую и ночью мало готовился. Графики Леваневский данной машины не знал и отказался их сдавать, т.е. не пришел для проверки… Колеса на Н-209 поставлены без госиспытания для 35 тонн… Решили улучшить сплав колес, но они испытания не прошли, что могло отразиться при вынужденной посадке самолета… Обо всех недостатках 22 или 23 июля 1937 г. я доложил органам НКВД”.

Вспоминает профессор Кербер: «Спаянности экипажа во многом мешала высокомерность самого командира: Например, во время обеда Леваневский со своим верным штурманом Виктором Левченко всегда сидели за одним столиком, остальные — за другим. За руку он здоровался только со вторым пилотом и тем же штурманом. Детали мелкие, но достаточно красноречивые. Но особенно ярко барственная натура Сигизмунда Александровича раскрылась в таком эпизоде. Когда мы в Монино занимались подготовкой, возник на первый взгляд простой вопрос: в какие цвета красить самолет? Леваневского с нами еще не было, и его запросили через комиссию по дальним перелетам. Пришел ответ: «В мои цвета». И все. Без каких-либо разъяснений, как будто всем это было известно. Начались поиски ответа на “архиважный” для дела вопрос, что это за “его цвета”. Через родственников удалось выяснить, что у него есть фамильный герб из двух цветов — красного и синего. Я помню, с какой обстоятельностью и скрупулезностью готовились машины для Чкалова и Громова, какая борьба шла за сокращение веса. А здесь пришлось перекрашивать весь самолет, Причем красный и синий цвета легли на старую краску военного образца: сдирать ее не было времени. Только эти «малярные» работы дали двести лишних килограммов. Вся эта стремительная подготовка отложилась в моей памяти как непродуманная, бессистемная, очень похожая на штурмовщину… В своих редких полетах на 209-й машине Леваневский ни разу не взлетал с полным весом:

Как специалист, смею утверждать, что смена радиста накануне вылета, тем более такого ответственного, всегда не лучшее решение. Но именно так и произошло: за 4-5 дней до старта меня заменили на Галковского. Я тогда еще не знал, что органы НКВД уготовили мне, как и многим другим, место на лесоповале (очень скоро это произошло) и что замена объясняется именно этим. Помню, я, в частности, должен был передать новому бортрадисту и свой костюм, сшитый персонально, как и другим членам экипажа, в ателье Наркоминдела. Шить заново, конечно, не было времени, но мы с Галковским — совершенно разного роста и комплекции! В общем, все уже шло через пень-колоду. Какая-то незавершенность, тревожная неуверенность чувствовалась во всем».

Одной из основных причин вылета неподготовленного самолета и экипажа, видимо, было стремление Леваневского сдержать обещание, данное Сталину, и во что бы то ни стало совершить перелет до наступления осенней непогоды. Возможно, он осознавал авантюрность предстоящего полета. Однако после неудачной попытки на АНТ-25 был, одержим идеей перелета на другом самолете.

Немаловажную роль сыграло огромное самолюбие Леваневского, который мог рассматривать присвоение ему звания Героя Советского Союза лишь как аванс. Ведь ни одного вылета к лагерю челюскинцев ему сделать не удалось, в отличие от других летчиков, удостоенных этого звания вместе с ним.

15.08.37 г. вышло постановление правительственной комиссии по дальним перелетам: «Обсудив положение, правительственная комиссия приняла ряд мер для немедленного оказания помощи. По восточному сектору, со стороны Чукотского полуострова приняты следующие меры:

1. Ледоколу “Красин”, находящемуся у берегов Чукотского моря, дано приказание направиться к мысу Шмидта, где находится авиабаза Главсевморпути, взять на борт три самолета с экипажами и горючим, направиться в район мыса Барроу на Аляске, оттуда на север, насколько позволяют льды, где и служить

базой.

2. Пароходу “Микоян”, находящемуся в Беринговом проливе, приказано с полным грузом угля направиться к “Красину”.

3. Двухмоторный самолет «СССР Н-2» летчика Задкова, находящийся в бухте Нагаево, получил приказание направиться в Уэлен и оттуда к месту нахождения ”Красина”.

Однако реальность была немного иной. Задков сделал лишь несколько вылетов на гидросамолете Dornier Wal: после очередной посадки в полынью она была раздавлена льдами. Два оставшихся самолета были совершенно не приспособлены для поисково-спасательных работ и имели очень маленькую дальность полета.

На поиски Леваневского были отправлены два отряда ТБ-3, укомплектованных экипажами, обученными слепым полетам в Арктике. Руководил экспедицией начальник Управления полярной авиации Главсевморпути Шевелев. Отрядами командовали Водопьянов и Чухновский. Однако, из-за плохой организации и капризной арктической погоды отряд Водопьянова прибыл на о. Рудольфа только через месяц после катастрофы. Погода резко ухудшилась. Ее улучшения пришлось ждать еще почти месяц.

7.10.37 г. Водопьянов в невероятно сложных метеоусловиях сумел пройти за Северный полюс близко к маршруту Леваневского в район вероятного падения самолета, но ничего не обнаружил. Вскоре после этого отряд отозвали в Москву.

6.10.37 г. отряд Чухновского вылетел из Москвы и: пропал!

31.10.37 г. от Чухновского поступила радиограмма: «Самолеты находятся на одном из покрытых льдом островов Земли Франца-Иосифа. Погоды нет, лететь пока не можем». Лишь через несколько дней, совершенно случайно, обнаружилось, что самолеты Чухновского приземлились и все это время стояли всего в пяти километрах от аэродрома на о. Рудольфа: Время было окончательно упущено, и полеты пришлось прекратить до весны следующего года.

В поисках принимала участие и американская сторона. На Аляске пропавший самолет искали Дж. Кроссон, М. Стюарт, Р. Рэндалл, Х. Уилкинс, Дж. Маттерн и другие, но также безрезультатно: Весной было совершено еще несколько полетов на поиски обломков самолета Леваневского. А спустя девять месяцев после трагедии было окончательно решено прекратить дорогостоящую операцию. За время поисков самолета была потеряна летающая лодка Dornier Wal и разбито два ТБ-3, Чухновского и Бабушкина. Бабушкин при этом получил переломы обеих ног.

Но это было еще не все.

19.05.38 г. вовремя взлета с аэродрома близ Архангельска потерпел катастрофу самолет Г-2 “СССР Н-212”. Самолет пилотировал летчик Мошковский. Во время взлета, уже за чертой аэродрома, внезапно сдал обороты один из двигателей. Тяжелая четырехмоторная машина ударилась колесами о препятствие. Пробило бензобаки, бензин вспыхнул, и горящий самолет свалился в реку. Двенадцать человек получили ранения средней тяжести, а четверо погибли, в т.ч. Герой Советского Союза Бабушкин.

Письмо Шмидта в 1935 г. оказалось пророческим. Найти самолет Леваневского в бесконечных просторах Арктики оказалось невозможным.

12.08.38 г., в годовщину начала трагического перелета, в газете «Правда» было опубликовано официальное правительственное заявление: «Правительство опросило Героев Советского Союза — летчиков и полярных исследователей — о возможности и целесообразности дальнейших поисков. По единодушному их мнению, дальнейшие поиски не имеют никаких шансов на успех, и экипаж самолета Н-209 следует считать погибшим. В связи с этим Совет Народных комиссаров СССР постановляет — дальнейшие поиски самолета Н-209 прекратить». Тем же Постановлением СТО предусматривалось увековечивание памяти С.А. Леваневского, Н.Г. Кастанаева, В.И. Левченко, Г.Т. Побежимова, Н.Н. Годовикова и Н.Я. Галковского, однако по различным причинам памятник экипажу так и не был установлен.

Именем Сигизмунда Леваневского названы улицы в Москве, Казани, Туле, Липецке и других городах. Его имя было присвоено Николаевской школе морских летчиков и ледокольному пароходу.

Герой Советского Союза (20.04.34). Награждён орденами Ленина, Трудового Красного Знамени и Красной Звезды.

Ляпидевский Анатолий Васильевич

Комментариев нетPosted on 30 ноября 201324 августа 2015 by Ринат Валеев

Герой Советского Союза Ляпидевский Анатолий Васильевич

Парадоксально, но факт: несмотря на то, что звание Герой Советского Союза – самая высокая и почетная награда советского периода, о точном количестве героев споры ведутся по сей день. Называются разные цифры, чаще всего – 12 776.

Дело в том, что многие Герои – личности засекреченные, и награждались, соответственно, тоже секретно. Ни имен, ни свидетельств о награждении. Иные становились Героями под чужими именами. Многие награжденные были впоследствии лишены высокого звания. Немало и тех, кому после реабилитации звезду Героя возвращали обратно.

В общем, путаница велика и работа по уточнению данных продолжается. Зато совершенно точно известно имя человека, который первым удостоился звания Героя Советского Союза – Анатолий Ляпидевский. 23 марта 2013 года исполняется 105 лет со дня его рождения.

Спасение челюскинцев

Об отважном летчике Анатолии Ляпидевском страна узнала во время спасения челюскинцев. 29 поисковых полетов в пургу и ненастье совершил 25-летний пилот, прежде чем обнаружил вынужденное зимовье участников экспедиции. 5 марта 1934 года, выполнив сложнейшую посадку на льдину, Ляпидевский первым спас двенадцать человек – десять женщин и двоих детей. И уже вслед за ним другие советские летчики вывезли остальных полярников. Успели вовремя: люди находились на грани гибели, ибо льдина, на которой располагался лагерь Отто Шмидта, раскалывалась и подвергалась сжатиям.

Годы спустя Ляпидевский вспоминал: «Мы готовились к броску на льдину челюскинцев 29 раз. Вылетали, брали курс и каждый раз возвращались — стихия свирепствовала, мороз доходил до сорока градусов, а летали мы тогда без стеклянных колпаков над кабиной и даже без защитных очков, просто лицо оленьей шкурой обматывали и оставляли маленькие щелочки для глаз. Но от холода ничего не спасало. На самолетах не было и радиосвязи, то есть приходилось полностью полагаться на свой опыт. Но в конце концов на 30-й полет я обнаружил этот лагерь. Решил садиться. Захожу на посадку раз, другой — но для большой тяжелой машины площадка была очень маленькой, всего 400 на 150 метров. Промажу — ударюсь о льды, проскочу — свалюсь в воду. Сделал два круга и на минимальной скорости сел на льдину. Когда вылез, все вокруг кричали, обнимались, лезли целоваться. А у меня в голове одна мысль: черт, а как же я отсюда вылетать-то буду?!».

Последний самолет вылетел с льдины 13 апреля 1934 года, а уже спустя неделю, 20 апреля, во всех советских газетах был опубликован правительственный указ о присвоении летчикам Анатолию Ляпидевскому, Сигизмунду Леваневскому, Василию Молокову, Николаю Каманину, Маврикию Слепневу, Михаилу Водопьянову и Ивану Доронину звания Героя. В народе их прозвали «великолепной семеркой». Собственно и само звание было учреждено «под них» – постановлением ЦИК от 16 апреля 1934 года.

По Ляпидевскому не было отдельного постановления, но поскольку в списке он значился первым, его и стали считать Героем № 1. Когда в августе 1939-го учредили Золотую Звезду, то и медаль № 1 досталась ему.

Поповский сын

Говорят, Сталин относился к Ляпидевскому с большой симпатией. На приеме в Георгиевском зале, где чествовали героев, он подошел к летчикам с бутылкой вина в руках. Увидев, что те пьют нарзан, Сталин отдал Ляпидевскому свой бокал и назидательно произнес: «Раз торжество, надо пить не нарзан, а вино. Какое торжество без вина!». И сам отхлебнул прямо из горлышка бутылки. А потом сказал: «Запомни, Анатолий, у тебя отец — поп, я сам — почти поп, так что можешь ко мне всегда обращаться по любому поводу». Летчик не растерялся и тут же обратился к вождю с просьбой дать ему возможность продолжить учебу.

Уже через несколько дней нарком обороны Климент Ворошилов поставил на рапорте Ляпидевского о поступлении в Военно-воздушную инженерную академию им. Н.Е.Жуковского свою знаменитую резолюцию: «Проверить знания тов. Ляпидевского: если подготовлен — принять, если не подготовлен — подготовить и принять».

Просьба Ляпидевского только на первый взгляд может показаться странной. На самом деле путь для него в академию был фактически закрыт. И именно по той причине, о которой упомянул Сталин, – у Героя № 1 была неблагонадежная биография.

Анатолий Ляпидевский родился в казачьей станице Белая Глина (Краснодарский край). Его отцом был сельский священник, и «поповское» происхождение серьезно осложняло парню жизнь. Детство он провел в Ейске. Работал подручным в кузнице, учеником слесаря, помощником шофера на маслобойне, мотористом косилки. И мечтал о море. Но в морское училище прошли ребята с «правильным» происхождением, а ему ответили, что «квоты выбраны». Кто-то, пожалев парня, посоветовал идти в Севастопольскую школу морских летчиков, переведенную в Ейск. Что ж, летчик – тоже профессия мужская, решил Ляпидевский. Однако по окончании школы его — за «непролетарское происхождение» — услали служить на Дальний Восток, в транспортную авиацию. Так, скорее всего, и остался бы он безвестным авиапочтальоном на краю советской империи, если бы по совету друзей не подал рапорт с просьбой зачислить его на службу в только что открывшееся управление Главсевморпути. А в море тем временем уже вышел пароход «Челюскин» – навстречу своей гибели и… спасению, обессмертившему имя Анатолия Ляпидевского.

Засекреченный герой

До войны имя Ляпидевского знал каждый школьник. А вскоре после ее окончания о легендарном летчике как-то сразу «забыли». Не звучали фанфары, не писали газеты. В сталинские времена это не было чем-то необычным. Звание Героя Советского Союза не защищало от ярлыка «враг народа». Люди исчезали внезапно и навсегда. С портретов, из газет, из памяти. Но случай с Ляпидевским – особый. Анатолия Васильевича попросту «засекретили».

После войны, которую он последовательно прошел заместителем командующего ВВС 19-й армии, начальником полевого ремонта 7-й воздушной армии и директором авиазавода, Ляпидевский откровенно скучал на почетных начальствующих должностях, выражая явное недовольство тем, что не находится ему «настоящего живого дела». Однажды, накануне 1 мая 1949 года, глава авиапромышленности СССР Михаил Хруничев позвонил Ляпидевскому и сообщил, что он освобожден от всех занимаемых должностей без объяснения причин. «Сам ничего не могу понять, Анатолий Васильевич, приказ сверху!» – посочувствовал министр.

Опала длилась два месяца. Ляпидевский остро переживал случившееся. Два месяца не выходил он из кабинета и даже на телефонные звонки не отвечал. Анатолий Васильевич готовился к худшему.

До сих пор приходится слышать мнение, что Ляпидевскому вышла боком публикация в «Огоньке», посвященная 25-летию челюскинской экспедиции. Мол, завистники продемонстрировали Сталину журнал с парадным портретом летчика-замминистра, чья грудь вся в медалях и орденах, и «отец народов» решил осадить выскочку. Но, скорее всего, тут имел место один из излюбленных трюков Сталина – перед очередным назначением он таким образом проверял человека «на вшивость».

Назначение вскоре последовало. Герой № 1 неожиданно получил один из руководящих постов в сверхсекретном КБ-25 (ныне Всероссийский НИИ автоматики), занятом созданием водородной бомбы.

О своей работе он не рассказывал даже самым близким. Ни сыну Роберту, названному так в честь полярного исследователя Роберта Пири, ни дочери Александре, ни зятю – знаменитому товарищу Сухову, актеру Анатолию Кузнецову.

— А ведь в то время отец был дважды награжден орденом Ленина, но за что конкретно давались награды, никому и никогда не говорил, – вспоминает Роберт Анатольевич. – Просто приходил домой и по солдатской привычке опускал ордена в стакан с водкой. Сами понимаете, в той отрасли ордена давались без лишнего шума. О том, чем он занимался, мы узнали только в 1961 году.

Последний из «великолепной семерки«

30 октября 1961 года об этом узнали все. В тот день над Новой Землей была испытана самая мощная в мире 50-мегатонная водородная бомба, вошедшая в историю под именем Царь-бомба и неофициальным прозвищем «Кузькина мать». Все участники правительственной комиссии получили жесткую дозу облучения.

В том же году Ляпидевский по состоянию здоровья вышел в отставку. Диагноз «лейкемия» не стал для него приговором. Он прожил еще 22 года. Не усидев на пенсии, довольно продолжительное время работал ведущим конструктором в КБ Микояна – руководил разработкой МИГов.

Умер Анатолий Васильевич от банальной простуды, которую подхватил на похоронах Василия Молокова, своего героического товарища, с которым полвека назад вместе спасал челюскинцев.

29 апреля 1983 года Ляпидевского не стало – из «великолепной семерки» первых героев он ушел последним.

Апрель 2024
Пн	Вт	Ср	Чт	Пт	Сб	Вс
1	2	3	4	5	6	7
8	9	10	11	12	13	14
15	16	17	18	19	20	21
22	23	24	25	26	27	28
29	30