Владимир Юринов
(из книги «На картах не значится»)
Новый 1989 год я встречал с женой. Это был первый наш совместный Новый год, и мы решили встретить его вдвоём. Всё у нас получилось замечательно, но я, собственно, не о том.
Утром первого января я решил навестить своих друзей-холостяков и поздравить их с праздником. Всё-таки предыдущие четыре Новых года мы встречали вместе, и этот кусок жизни был мне памятен и будил в душе тёплые воспоминания.
Захватив заранее припасённую бутылку шампанского, я отправился по хорошо знакомому мне адресу. На тот момент в нашей трёхкомнатной квартире проживало – каждый в своей комнате – трое оставшихся холостяков; все остальные переженились Час был уже не ранний, день близился к обеду, и я не без основания полагал, что мои друзья уже проснулись после весёлых ночных гуляний.
Удивляться я начал ещё в подъезде. Дверь знакомой мне квартиры была вырвана из косяков, как говорится, «с мясом» и стояла просто прислонённая к дверному проёму. Накладной замок висел на двух погнутых шурупах. Я подивился увиденному, ибо хорошо знал, что дверь в нашу квартиру, если дома был кто-нибудь из хозяев, никогда не запиралась, а стало быть, ломали её, когда в квартире было пусто. Почему в новогоднюю ночь в квартире было пусто? И главное, – кто ломал?!
Я протиснулся мимо покорёженной двери и очутился в квартире. В прихожей горел свет. В глаза мне бросился лежащий под вешалкой, качественно поломанный стул и белые женские сапоги, одиноко торчащие из россыпи мужской обуви. «Эге! – подумал я, глядя на сапоги. – А гости-то ещё не все разошлись!..»
Я повернул налево, заглянул на кухню и присвистнул. Кухня выглядела так, как будто в ней взорвалась граната. Стол был сдвинут с места; плита висела на электрическом шнуре, воткнутом в розетку; весь пол был усеян углём, окурками и растоптанным печеньем; угольный ящик был опрокинут, одна из его боковых стенок разбита в щепки. На полу возле титана отчётливо виднелись какие-то подозрительные бурые пятна, очень напоминающие кровь. «Этого ещё не хватало!..» – мелькнуло у меня в голове. Но больше всего меня поразила кухонная раковина. Она была сорвана с креплений, свёрнута вместе со сливной трубой набок и лежала на полу. Я почесал в затылке и вернулся в прихожую.
Первая по ходу дверь – дверь в комнату Лёхи Суханова – была плотно закрыта, в комнате было тихо. «Понятно, – подумал я, – Лёха ещё дрыхнет». Я прошёл дальше – в зал…
В этой комнате ещё совсем недавно жил и я вместе с моим соседом по комнате Серёгой Гасаном. Комната была проходная, и мы с Серёгой, как могли, переоборудовали её: часть комнаты возле двери отгородили шкафом, а оставшийся проход закрыли модным в ту пору бамбуковым занавесом. Получилось что-то типа импровизированного тамбура, и комната почти перестала быть проходной. Во всяком случае, не просунув голову сквозь висящие, сухо постукивающие при каждом прикосновении, бамбуковые стебли, разобрать, что происходит в комнате, было затруднительно…
Под ногами хрустнуло. Я посмотрел вниз и увидел возле стены осколки от бутылки шампанского. Бутылочное горлышко лежало тут же – с пробкой и нетронутой фольгой, что говорило о том, что разбившаяся бутылка была полной. Потёки на стене, обширное мокрое пятно на обоях и крупная выбоина в штукатурке на уровне головы не оставляли сомнения в том, что бутылка была не просто уронена на пол, а брошена из комнаты сквозь бамбуковый занавес. Брошена она была, судя по глубине выбоины, с чудовищной силой, и оставалось только порадоваться тому, что бросок не достиг цели, иначе тут же, под стеной, наверняка, лежало бы щедро политое «советским полусладким», бездыханное тело. После увиденного просовывать голову сквозь бамбуковую занавесь и смотреть, что же происходит в полутёмной, наглухо зашторенной комнате, мне как-то расхотелось. Я, стараясь не шуметь, на цыпочках проследовал дальше и свернул направо – в комнату Саньки Дамрина.
Гуляли здесь. Посреди комнаты стоял разгромленный стол, а в помещении висел тот самый, знакомый всем когда-либо жившим в общежитии, тошнотворный утренний «аромат», сотканный из запахов прокисшего майонеза, водочного перегара и потушенных в томатном соусе сигаретных окурков – «бычков в томате». Гуляли, явно, с размахом: пол был засыпан осколками битой посуды; вдоль плинтусов валялись куски хлеба, колбасы и ещё каких-то холодных закусок; на обоях проступали многочисленные неопрятные жирные пятна. Стол был весь завален грязной посудой и объедками. А посреди разгрома, прямо в центре стола, стоял совершенно нетронутый шикарный бисквитно-кремовый торт, в который – внимание! – были воткнуты ножками вниз четыре фужера. На одном из них отчётливо виднелись обильные следы губной помады. Пятый фужер – с отломанной ножкой – лежал тут же на столе, шестой – в виде мелких стеклянных осколков – под одним из стульев. Я приблизился к столу и выдернул один из фужеров из торта – стеклянная пятка фужера была отломана.
– Ну, и кто мне ответит – что здесь, в конце концов, произошло? – громко вопросил я.
При звуках моего голоса на кровати, стоявшей возле окна, произошло некоторое шевеление, и из-под одеяла вынырнула нечёсаная голова хозяина комнаты.
– А-а, это ты… – оглядев пространство, хрипло сказала голова. – Ты как здесь?
– Вас пришёл проведать, – ответил я и показал Саньке бутылку шампанского. – С праздником поздравить… С Новым годом, Саня!
– Ага, – сказал Санька и, отбросив одеяло, сел на кровати – он оказался одетым. – Взаимообразно. С Новым… – он вдруг как будто что-то вспомнил и тревожно огляделся. – А ЭТИ ушли?!
– Кто? – поинтересовался я.
– Бабы, – сказал Санька и поёжился.
Я только тут рассмотрел, что лицо его изрядно исцарапано. Царапины были мелкие, но частые. Такие, к примеру, остаются после неосторожной игры с кошкой, но я совершенно точно знал, что кошки в этой квартире не водятся. Подумав, я сообщил Дамрину про женские сапоги в коридоре.
– Плохо, – поморщился Санька. – Как минимум одна ещё здесь.
– Слушай, сказал я, – что тут у вас за разгром? Кто входную дверь сломал? Что тут вообще произошло?
– Дай попить, – попросил в ответ Дамрин.
Я раскупорил шампанское, выдернул из торта один из неиспачканных помадой фужеров, налил его доверху и подал Саньке. Он осторожно принял сосуд, благодарно прикрыл глаза и припал к нему, как говорится, «губой воспалённой».
– Фф-ух! – осушив фужер, выдохнул Санька, вытер рукавом проступившую на лбу обильную испарину и, откинувшись на спинку кровати, поведал мне о событиях минувших суток.
Всё началось накануне, часов в шесть вечера. Обитатели квартиры, ещё только готовившиеся к празднованию Нового года, услышали стук в дверь. Звонок в нашей квартире не работал уже года два или три. Все, кому надо, давно уже знали, что если дверь не заперта, то можно просто входить, а если заперта – значит, дома никого нет, и тарабанить бессмысленно. Следовательно, стучал кто-то чужой. Стучали уже сильно – в несколько кулаков, когда вышедший на шум Лёха Суханов распахнул дверь. На пороге стояли три девицы. Одна из них держала на вытянутых руках большой торт.
– Привет! – радостно сказали девицы. – А мы к вам!
Озадаченный Лёха посторонился. Девицы ввалились в квартиру и тут же наполнили её звонкими голосами и громким смехом. На необычный шум прибежали Серёга и Санька.
– Твои? – ткнув главного «казанову» квартиры – Серёгу Гасана – кулаком в бок, тихо, но грозно спросил Лёха. – Договаривались же – никаких баб!
Тот отрицательно закрутил головой. Судя по очумелым глазам Дамрина, тот тоже никак не ждал увидеть в новогодний вечер в своей квартире таких гостей.
– Девочки, – тогда робко поинтересовался Лёха. – А вы, часом, адресом не ошиблись?
– Ха! Девки! – упёрла руки в бока самая крупная из девиц – этакий гренадёр в юбке. – Да они нас не помнят! Ну вы даёте, лётчики!..
Быстро выяснилось, что примерно с месяц назад эта женская компания сидела за соседним столиком в ресторане в Свободном, где наша троица холостяков отмечала тогда какое-то незначительное событие. Всё, в общем-то, было как обычно в подобных случаях: было сказано несколько взаимных комплиментов, поднято несколько тостов, кто-то с кем-то даже потанцевал и, как утверждали хором девицы, при расставании от кавалеров прозвучало приглашение на Новый год в Орловку. Кавалеры ничего такого, разумеется, не помнили – мало ли кто, где, когда и с кем танцевал! Всех не упомнишь!
.
– Вот те нате – хрен в томате! – подытожил создавшуюся ситуацию Лёха. – Говорила мне мама: избегай, сынок, беспорядочных связей…
Однако делать было нечего – гости уже были в доме. Чтобы выставить девиц на мороз ни у кого из присутствующих даже не шевельнулось мысли – во-первых, сами понимаете, не по-джентельменски, а во-вторых, последний автобус из Орловки ушёл уже больше часа назад. Деваться было некуда, и молодые люди стали знакомиться заново.
Гренадёра в юбке звали Валей. Двух других девиц – стройных миниатюрных брюнеток – Аней и Таней.
Быстренько – в шесть пар рук – накрыли на стол.
– Что будем пить, мальчики? – поинтересовалась Валя.
– Есть шампанское, – сказал Дамрин. – Есть «массандра». Кому что?
Валя заявила, что ей – и того, и другого.
– У меня дядя в Тикси работает на метеостанции, – сообщила гренадёрша. – У них там такой коктейль называется «Северное сияние»: шампанское и спирт – пополам на пополам.
Санька хмыкнул, но соответствующие пропорции в Валином фужере смешал. Аня с Таней согласились на чистое шампанское, мужчины, что логично, отдали предпочтение «массандре». Через пару тостов напряжённая обстановка за столом разрядилась, и праздник вошёл в свою привычную колею.
Курить ходили на кухню. Девицы, все как одна, оказались дымящими, а из кавалеров курил только один Серёга Гасан. Санька Дамрин, в чьей комнате был накрыт стол, категорически воспротивился курению на месте. Девицы поворчали, но смирились. На кухне-то и произошёл первый инцидент.
Валентина, всосавшая на тот момент уже пять или шесть фужеров своего убойного коктейля, покурив, захотела попить воды. Она наклонилась к крану над мойкой, и тут её повело. Пытаясь восстановить равновесие, она ухватилась за раковину, но поскольку, как я уже отмечал, девушка она была крупная, то она продолжила своё падение, по пути вырвав из кирпичной стены четыре здоровенных шлямбура и согнув, как бумажную, водопроводную трубу. Приземлилась она крайне неудачно – прямо в ящик с углём, разнесла его вдребезги да ещё и неслабо приложилась головой о титан, рассадив себе в кровь висок. Присутствовавший при этом феерическом падении Серёга чуть не подавился собственным «бычком» и ещё в течение доброго получаса после происшествия икал и снимал «массандрой» полученный стресс.
Отключившуюся после бодания с титаном гренадёршу перевязали, с трудом перенесли в зал и уложили на Серёгину кровать. Валентина ещё некоторое время стонала, потом глубоко вздохнула и захрапела. «Обошлось!» – решили присутствующие. Праздник продолжился.
Опять пошли тосты. Мужчины были в ударе. Женщины старались не отставать. Серёга показал стойку на руках, Санька – карточный фокус, Лёха сыграл на гитаре что-то из «Битлз». Разгорячённые шампанским и мужским вниманием, Аня и Таня станцевали небольшой стриптиз, тепло встреченный присутствующими. Курить по-прежнему бегали на кухню. Это и спровоцировало второй серьёзный инцидент.
Дело в том, что оставленная в одиночестве в зале, Валентина через некоторое время подала признаки жизни, выразившиеся в восхитительном по замысловатости мате, пронзительном свисте и криках: «Да дайте же, наконец, поспать!..» Вероятно, проснувшись, ударенная головой женщина решила, что находится у себя – в комнате родного пэтэушного общежития. Гуляющие похихикали, но претензии подгулявшей гренадёрши проигнорировали. Вскоре от слов Валентина перешла к делу – сквозь бамбуковый занавес в проходящих и мешающих ей спать полетели тапочки, книги и прочие мелкие предметы, которые расстроенная дама сумела нащупать вокруг себя в темноте. Гуляющие и на эту эскападу особого внимания не обратили и, как оказалось, зря.
Возвращаясь очередной раз из прокуренной кухни, насвистывающий весёленький мотив Серёга вошёл в зал, и в ту же секунду что-то просвистело сквозь бамбук и, ударившись в стену перед его лицом, взорвалось, обдав обмершего Серёгу холодными брызгами и мелкими осколками стекла. Глядя на сбегающие по стене пузырящиеся ручейки, Серёга стремительно трезвел. Он понял, что это была припасённая им на утро, стоявшая за кроватью бутылка шампанского, и чётко осознал, что возьми метательница чуть правее, и страна бы недосчиталась одного высококлассного лётчика-истребителя. К Серёге вновь вернулась икота.
После этого курить решили прямо за столом.
Вскоре встретили Новый год по хабаровскому времени.
Женщины, разделавшись с шампанским, тоже перешли на спирт. Время близилось к полуночи. Дым стоял коромыслом.
В это время возле стола вновь появилась Валентина. Лик её был мрачен. Повязка сползла ей на один глаз, и суровая метательница бутылок была похожа на недострелянную белогвардейцами комиссаршу времён Гражданской войны.
– Дайте водки! – хрипло потребовала «комиссарша».
Ей налили полный фужер. Валентина выпила, крякнула и подсела к столу.
Гулянка достигла своего апогея.
Ударила полночь.
После тоста «За наступивший!» решено было идти на дискотеку в Дом офицеров. Ввиду общей разгорячённости и близости ГДО куртки решили не надевать.
Часа через два, вволю натанцевавшись, вернулись домой… и обомлели. Входная дверь была вырвана «с мясом». По всей лестничной площадке и в коридоре валялись щепки от развороченных косяков и куски штукатурки. Кинулись в квартиру. В дальней комнате, за столом обнаружили попивающую спирт, мрачную, как Вальпургиева ночь, Валентину.
Оказывается, раненая на всю голову гренадёрша на дискотеке отбилась от своих и, посчитав, что её бросили, что все уже дома и пьют без неё, кинулась назад… и упёрлась в запертую дверь. На настойчивый стук вышли соседи и спросили: девушка, что вы, мол, шумите? что случилось? Расстроенная девушка послала их в известном всем направлении. Глядя на её нешуточную комплекцию, озверелое лицо и наполовину размотанную окровавленную повязку, соседи посчитали за лучшее последовать её совету. Гренадёрша вновь осталась один на один с запертой дверью. В подъезде было минус двадцать, куртка висела в прихожей на крючке. И спустя ещё полчаса озлобленная и вконец замёрзшая Валентина пошла на таран.
После этого – события понеслись вскачь.
Аня и Таня, добавив «на старые дрожжи», впали в детство и принялись дурачиться. Вскоре к ним присоединилась и слегка оттаявшая Валентина. Женщины затеяли играть в странную игру – помесь пятнашек и пряток. Они, как фурии, носились по квартире, колошматили друг дружку, дико ржали и обильно ударялись о мебель. Они опрокинули стол в кухне, сорвали в Лёхиной комнате штору вместе с карнизом, разбили настольную лампу и вылили на ковёр полную банку сгущёнки. Кроме того, они скинули на пол и растоптали единственное имевшееся в квартире домашнее животное – Санькиного паука-крестовика Анансия, уже два года спокойно жившего в специальной деревянной рамочке, подвешенной к люстре. Досталось, кстати, и люстре. Хозяева квартиры, смятые мощным девичьим напором, жались по углам и, дабы не разделить участь несчастного Анансия, старались не попадаться фуриям под ноги.
Часам к четырём утра дамы слегка запыхались и угомонились.
– Всё! Хватит водку жрать! – возвестила разгорячённая и растрёпанная Аня. – Давайте чай пить.
– Точно!– поддержала подругу Таня. – Ура! Чай будем пить! С тортом! Зря мы, что ли, торт везли?!
– Ни хрена! – не согласилась с товарками Валентина. – Какой чай?! Рано ещё! Надо ещё по Москве Новый год встретить, – она протянула Гасану свой фужер. – Серенький, накапай даме спиртику.
– А тебе, Валька, уж точно хватит! – попыталась остановить подругу Аня.
– Поучи учёного, – хмыкнула Валентина.
– Нет, Валюха, точно, кончай пить! – поддержала подругу Таня.
– Сопли подбери! – ласково отшила её гренадёрша.
– Ах, так?! – вспыхнула Татьяна и, выхватив из рук Валентины фужер, грохнула его об пол.
– Дура, покалечу ведь! – предупредила товарку гренадёрша и взяла со стола другой.
И тогда произошло неожиданное.
Таня вскочила из-за стола, вырвала из рук Серёги канистру с «массандрой» и с криком: «Водку – в унитаз! Больше не пьём!» устремилась к туалету.
– Убью!!! – страшно заорала Валя и, выхватив из-под Серёги стул и, размахивая им (стулом, естественно, а не Серёгой) над головой, как дубиной, кинулась следом. Обалдевшие поначалу мужчины через секунду опомнились и, подняв с пола часто икающего Серёгу, бросились в погоню. Таня была настигнута в коридоре. Пока мужчины, мешая друг другу, толкались в дверях, Валентина успела сломать об Таню стул, и теперь две дамы, перейдя в партер, катались по полу, пытаясь выдрать друг у друга бесценную канистру и максимальное количество волос. Повязка на голове у Валентины окончательно размоталась и гренадёрша вновь истекала кровью. Увидев подоспевших на помощь Валентине мужчин, Таня бросила добычу и попыталась запереться в туалете, но не учла того, что щеколды в нашем туалете никогда не было. Тогда женщина крепко обняла унитаз и заявила, что никуда отсюда не пойдёт. От унитаза её отрывали втроём – Валя наблюдала со стороны, бережно прижимая к своей обширной груди канистру со спасённой «массандрой» и осторожно промакивая рукавом сочащуюся из виска кровь. Таня визжала и царапалась, как дикая кошка. Напоследок, уже выволакиваемая из туалета, она умудрилась уронить чугунную крышку сливного бачка прямо на унитаз, отколов от последнего чуть ли не треть. В коридоре буйную гостью связали шарфами и отнесли всё на ту же многострадальную Серёгину кровать. По дороге гостья извивалась, материлась и пыталась укусить несущих её мужчин.
Вернувшись к столу, великолепная четвёрка увидела сидящую на своём месте Аню, совершенно спокойно отгрызающую(!) ножку у последнего фужера.
– Дура! – обалдела Валентина. – Ты рехнулась, что ли?! Как же мы теперь пить будем?!
Аня в ответ обидно захохотала и метнула в подругу вазу с остатками оливье. Валентина успела увернуться. Стоявший за её спиной Серёга – нет. Попав в мягкое, ваза не разбилась, но неожиданно накормленный салатом Серёга испытал очередной приступ икоты. Увидев, что первый бросок оказался удачным, Аня принялась метать в присутствующих оставшиеся на столе закуски и столовые приборы…
Спустя пять минут Аня, связанная, в отличие от Тани – ремнями и подтяжками, лежала бок о бок с успевшей уже уснуть похитительницей канистры.
После всего этого утомлённые затянувшейся ночной кутерьмой мужчины и «требующая продолжения банкета», свежезабинтованная Валентина вернулись за стол, чтобы наконец-таки спокойно выпить и встретить Новый год по московскому времени…
Переполняемый воспоминаниями Санька прервал свой рассказ, чтобы промочить горло ещё одним бокалом шампанского.
– Слушай, а это – нафига? – спросил я его, указывая на торчащие из торта фужеры.
– А как бы мы тогда пили? – удивился моей непонятливости Саня. – Без ножки фужер ведь не стоит, а так – пожалуйста. Видишь, и торт пригодился.
Я подивился находчивости своих друзей и не нашёлся, что ответить.
– Ну, – спросил я, – так чем дело-то кончилось?
– А чем всё обычно кончается, – пожал плечами Саня. – «Массандру» допили и спать легли.
– Подожди! – не понял я. – Вы допили ПЯТИЛИТРОВУЮ канистру?!
– Так нас же шестеро было! – не понял моего удивления Дамрин; его взгляд вдруг устремился куда-то вдаль, сквозь стену, и стал мечтательным. – Но как они пьют, Вовик! КАК ОНИ ПЬЮТ!..
– Стой! – вдруг осенило меня. – Так эти… Как их?.. Таня и Аня, они что, до сих пор у Серёги в кровати лежат?
– Я тебе больше скажу, – отозвался Санька. – Там ещё и Валюха должна быть. Она их сторожить вызвалась.
Мы посмотрели друг на друга и двинулись в соседнюю комнату.
Пройдя сквозь бамбуковый занавес, мы очутились возле кровати, где тихо и одиноко спал Серёга Гасан. От нашего появления он проснулся и сладко потянулся под одеялом.
– А-а, это вы… – признал он нас; лицо его при ближайшем рассмотрении оказалось исцарапанным не меньше, чем у Дамрина. – Случилось чего?
– Бабы где? – сходу спросил у Серёги Саня.
– Бабы?.. – Гасан широко зевнул. – Прогнал я их. Развязал и прогнал.
– Куда прогнал? – обалдел Дамрин.
– Из комнаты прогнал… Я думал, они к тебе пошли.
– И Валюху прогнал?
– И её.
– Так они что, – не поверил Дамрин, – вот так просто взяли и ушли?
– Ну, почему так просто? Я им сказал, что у меня есть пистолет, – потягиваясь и зевая, сообщил Серёга. – И что, если они не уйдут, я их всех… э-э-а-а-у-ах… всех к чёртовой матери перестреляю.
– И они что, поверили?! – изумился я.
– Поверили, – веско сказал Серёга и, как бы оправдываясь, добавил: – Понимаешь, в чём дело – спать я сильно хотел!
Мы с Санькой переглянулись… и тоже поверили. Мы знали Серёгу давно. Когда Серёга сильно хотел спать, он был неудержим и не остановился бы ни перед чем – ни перед расстрелом трёх безоружных женщин, ни даже перед геноцидом населения небольшой страны. Вероятно, женщины тоже поняли это – почуяли своим непостижимым женским чутьём.
– Так они что, все втроём – у Лёхи?! – дошло вдруг до Дамрина.
Мы, толкаясь, кинулись к Лёхиной комнате. Она оказалась запертой изнутри.
– Лёха! – забарабанили мы в дверь. – Ты там живой?!..
– Бабы у тебя?!..
– Лёха, открой!!..
Через минуту дверь распахнулась, и на пороге возник Лёха – растрёпанный, в трусах, с мутным взглядом и поцарапанным лицом.
– Вы чего?! – хмуро спросил он. – Обалдели?! Который час?
– День уже, – быстро сказал Санька. – Девки у тебя?
– Какие девки? – искренне удивился Лёха.
Мы заглянули в маленькую Лёхину комнату. В ней было пусто.
– Значит, ушли, – констатировал Гасан. – К первому автобусу, наверное.
– Подожди! – опять осенило меня. – А сапоги?!
Мы высыпали в коридор и сгрудились над белыми женскими сапогами. При ближайшем рассмотрении сапоги оказались чешскими, 37-го размера.
– Танькины или Анькины, – логично заключил Дамрин.
– Да уж не Валькины! – гоготнул Серёга. – Вальке они разве что на мизинец.
– Так в чём же она ушла? – кивнул на сапоги Лёха.
Хозяева квартиры посмотрели друг на друга и бросились инспектировать свою обувь. Вскоре выяснилось, что вся мужская обувь, включая тапочки, в наличии, зато обнаружилась пропажа Санькиной парадной шинели.
– Господи! Ну, шинель-то им зачем?! – заламывал руки расстроенный владелец пропажи. – Как я теперь, без шинели?!..
А в чём ушла из квартиры хозяйка сапог, так навсегда и осталось загадкой. По этому поводу было высказано много предположений, среди которых яркой жемчужиной светилась зловещая гипотеза Лёхи Суханова. Лёшка убеждал нас, что это раненая на всю голову Валюха втихаря задушила свою обидчицу Таньку и, завернув её тело в шинель, унесла его в лес, где и прикопала в снегу. «Не расстраивайся! – утешал Лёха Саньку Дамрина. – Найдётся твоя шинель. По весне оттает. Не могла Валюха труп сильно далеко унести… Тебе всё равно эта шинель только на девятое мая понадобится…» А что? Вполне приличная, на мой взгляд, была гипотеза. Во всяком случае, ничуть не хуже других…
Спустя много лет, уже на «большой земле», Серёга Гасан как-то при встрече признался мне, что ещё долго после тех памятных новогодних событий его мучили рецидивы внезапной икоты и частые ночные кошмары. Являлась к нему во снах Валентина. Грозная гренадёрша молча и страшно стояла над ним, белея в темноте окровавленной повязкой, а потом – в накинутой на плечи парадной капитанской шинели, громко скрипя босыми ногами по снегу, – уходила прочь – в затянутую морозной дымкой, дальнюю дальневосточную даль…
© Copyright: Владимир Юринов, 2013
Свидетельство о публикации №213062101851