Герой Советского Союза Покликушкин Александр Васильевич
Родился 28 Октября 1913 года в селе Гусь Железный Касимовского уезда Рязанской губернии (ныне Касимовский район Рязанской области), в семье рабочего. Образование начальное среднее. С Сентября 1932 года в Красной Армии. Служил на дальнем Востоке. В 1939 году участвовал в боях с японцами на реке Халхин-Гол. В 1941 году окончил Качинскую военную авиационную школу пилотов.
С Июня 1942 года в действующей армии. Воевал на Западном, Юго-Западном, Сталинградском, Южном и 4-м Украинском фронтах.
К Февралю 1944 года командир звена 74-го Гвардейского Сталинградского штурмового авиационного полка (9-я Гвардейская штурмовая авиационная дивизия, 8-я Воздушная армия, 4-й Украинский фронт) гвардии лейтенант А. В. Покликушкин совершил 692 боевых вылета на самолёте У-2 ночью, нанёс большой урон в военной технике и живой силе противнику.
В период борьбы за Сталинград довёл бомбовую нагрузку на свой самолёт У-2 до 300 кг. Летал с максимальным напряжением, совершал в ночь по 6-7 вылетов.
Затем прошёл переподготовку для полётов на самолёте Ил-2. Замечательно проявил себя и при атаках наземных целей. Только за время боёв на юге Украины совершил 69 успешных боевых вылетов на штурмовку скоплений живой силы, военной техники, складов противника, участвовал в разгроме танковой дивизии СС «Мёртвая голова». В 9 воздушных боях сбил 3 бомбардировщика.
В последующем действовал так же решительно и сноровисто. Принимал участие в освобождении Крыма, Белоруссии, Прибалтики. Всего совершил более 150 боевых вылетов на штурмовике Ил-2.
1 Июля 1944 года за мужество и воинскую доблесть, проявленные в боях с врагами, удостоен звания Героя Советского Союза.
18 Марта 1945 года Гвардии капитан А. В. Покликушкин погиб в воздушном бою на территории Германии, возле города Растенбург (ныне город Кентшин, Польша), где и был похоронен. После войны прах Героя был перенесён в Варшаву, на кладбище воинов Советского Союза.
Награждён орденами: Ленина (дважды), Красного Знамени (трижды), Александра Невского, Отечественной войны 1-й и 2-й степеней; медалью. Одна из улиц посёлка Гусь-Железный носит имя Героя. На здании школы, где он учился, установлена мемориальная доска.
* * *
В большом мещерском селе Гусь-Железный была единственная на весь тогдашний Бельковский район средняя школа. Весной, когда по здешним топким дорогам не пройти, ни проехать мальчишки из окрестных сёл и деревень устраивались в Гусе на квартиру. Теперь одна из улиц этого города носит имя отважного лётчика — штурмовика Александра Васильевича Покликушкина.
Наверное, и много лет назад она была такой же, эта тихая улица. Впрочем, нет: коренастые раскидистые деревья были тогда ещё тоненькими, и небо ещё не было перечёркнуто линиями проводов, а вместо нынешних водопроводных колонок скрипели высокие колодезные журавли. Лишь закаты над прудом алели так же. И, должно быть, любуясь на эти закаты, 18-летний сплавщик Шурка Покликушкин с трепетом ждал, не появится ли из-за горизонта заветная маленькая рокочущая точечка…
Он с детства мечтал стать лётчиком, парнишка из глубинного мещерского села, где не было ни аэроклуба, ни авиамодельного кружка, где лишь изредка мелькали в небе крылья аэроплана. Но о Шуркиной мечте знала вся улица. Даже соседская девчонка Нинка, как-то сразу и неожиданно вымахавшая в невесту, возвращаясь заполночь с танцплощадки, пела озорные куплетики:
Скрылась в небе точечка самолёта.
Буду ждать я лётчика из полёта.
А такого парня, как Шурка, наверно, можно было бы ждать. Голубые его глаза смотрели мягко и добро. Когда он, по-юношески угловатый, с багром через плечо, возвращался со сплавного участка, под его мокрой от пота рубахой играли литые мускулы.
Мать не могла наглядеться на красавца сына, а отец, кавалер Георгиевского креста за японскую кампанию, Василий Александрович Покликушкин, очень хотел, чтобы его старший непременно стал военным. При этом старик ругал себя. Отец 7-х детей, он был вынужден оторвать Шурку от школы по 5-му году учёбы, взял к себе в помощники на сплав леса. А с четырьмя классами — известное дело! — в лётчики не берут…
И лишь младший брат Колька безоговорочно верил в исполнение Шуркиной мечты. Трогательная любовь связывала братьев. Вместе в детстве бегали они в лес по грибы, вместе удили в пруду рыбу, а когда подросли, вместе стали ходить на танцплощадку. У красавицы Нинки не было более надёжных защитников, чем они.
— Ничего! — переживая за сына, успокаивая себя и его, говорил Василий Александрович. — Ничего, Шура! Через пару годков пойдёшь в армию — глядишь, там и дойдёшь до дела. Прилетишь в Гусь на ероплане — всем нос утрёшь !
Не знал тогда старый солдат, да и никто, кроме Кольки, не знал, что в армию Шурка уйдёт не через два года, как положено по возрасту, а нынешней же осенью — добровольцем, по комсомольскому призыву. В райвоенкомате уже давно лежало его заявление…
Это воскресное июньское утро перепутало все планы. Планы молоденького лётчика, только что условившегося с невестой о дне свадьбы. Планы его большой семьи, разбросанной по стране. Планы всей необъятной Родины. Началась война…
«Ты прости, Ниночка, но свадьбу придётся отложить до победы. Третьи сутки где-то идут бои, третьи сутки сижу в кабине и жду приказа на боевой вылет. А приказа пока не дают…»
О чём он думал в те минуты? О чём он думал, когда писал торопливые строки письма, когда рвался в бой? Наверное, тревожился за судьбу брата Кольки, служившего пулемётчиком на пограничной заставе в Литве. Ведь для Николая война началась 22 июня ровно в 4 часа утра… Должно быть, не покидала лётчика и тревога за мать, уехавшую в Ростов навестить родственников. Ведь Ростов, говорят, уже бомбили… И конечно же лётчику было обидно, почему до сих пор нет приказа на вылет. Не пускали бы какого-нибудь новичка — понятное дело. А у него, у Покликушкина, за плечами был уже Халхин-Гол!
Надо сказать, что опыт и командирское звание дались ему нелегко. Поначалу служил рядовым мотористом в лётной части, потом младшим авиатехником. В 1935 году его как отличника сверхсрочной службы, сдавшего экстерном за 7-летку, направили в Борисоглебское авиационное училище. А затем Монголия, Север, Средняя Азия… И, наконец, вот этот маленький полевой аэродром неподалеку от Смоленска.
«Ты знаешь, у нас тут цветут ромашки. Войны вроде бы и нет. Но я уже слышал эхо взрывов… Только бы был приказ! Уж я — то не струшу, ты знаешь меня…»
И приказ пришёл. Но это был приказ об отступлении. Эскадрилья, в составе которой числился Александр Покликушкин, спешно оттягивалась назад, к столице.
…Он начал войну как защитник Москвы. Первые боевые вылеты. Первые тонны смертоносного груза, сброшенные на голову противника. Первые сбитые вражеские самолёты…
Вот другое его письмо — такое же треугольное, такое же пожелтевшее от времени. На почтовом штемпеле дата: ноябрь 1942 года.
«Нина, Николай погиб! Об этом мне написали его товарищи… А от матери никаких вестей. Вероятно, она так и не успела выехать из Ростова, осталась в тылу врага. Только теперь я понял, как люблю свою мать! Ведь она у меня одна. Одна, как Родина. И сын я у неё теперь остался тоже только один. Что ж, буду отныне драться за двоих — за себя и за Кольку…»
Гремела грандиознейшая в истории Сталинградская битва. Более 500 раз в те дни поднимался над пылающими руинами самолёт, на борту которого белела размашистая надпись: «За Николая!». Дерзко, чуть ли не с бреющего полёта сбрасывались бомбы в немецкие окопы и траншеи, на артиллерийские и миномётные батареи…
Имя бесстрашного лётчика стало всё чаще появляться во фронтовой печати. О своём славном земляке не раз писала и Рязанская областная газета. «В одну из тёмных осенних ночей, — говорилось в корреспонденции «Лётчик-герой», — Покликушкин развешивал над городом яркие фонари — светящиеся бомбы, помогая своим товарищам найти обречённую на уничтожение цель. Вражеские зенитчики открыли по нему ожесточённый огонь. Приходилось ежеминутно изворачиваться среди рвущихся огненных шаров. Один снаряд разорвался почти перед глазами лётчика, заставив его невольно зажмуриться в ожидании неотвратимого, а может быть, рокового удара. Машину резко рвануло, опрокинуло через крыло и штопором закрутило вниз, к земле…»
О чём он думал, этот простой русский парень из касимовского села, в те короткие, жуткие мгновения? Впрочем, вероятно, думать было некогда. Вероятно, взгляд упал на стрелку высотомера, которая скачками приближалась к нулю. Вероятно, машину трясло, как старую телегу на выщербленной, ухабистой мостовой. До какого же предельного, взрывного накала пришлось напрячь нервы, чтобы всё-таки подчинить машину себе!
«Только у самой земли удалось вывести самолёт в горизонтальный полёт», — пишет далее автор. И сколько потрясающей человеческой выдержки, сколько находчивости и героизма скрыто за этими скупыми будничными строками!
А ведь схватка со смертью была для Покликушкина уже не первой. Вот ещё одна вырезка. В ней говорится о том, как подразделение Александра Покликушкина, разбомбив танковую колонну противника, вступило в бой с превосходящим по численности врагом:
«Один «Мессер» начал пристраиваться в хвост самолёта Покликушкина. Но из этого ничего не вышло. Советский лётчик резко бросил свою машину в сторону, и немец на большой скорости пронёсся мимо. Покликушкин послал ему вслед несколько пушечно-пулемётных очередей. От метких ударов «Мессер» загорелся и начал падать вниз…»
Когда с истребителями противника было покончено, на большой высоте показались немецкие бомбардировщики. Они летели на восток. Покликушкин атаковал головной «Юнкерс». От первого же пушечного удара «Юнкерс» дал большой крен и, упав на землю, взорвался на собственных бомбах.
Разбитая танковая колонна и 2 уничтоженных немецких самолёта… И всё это — за один боевой вылет!
Исход Сталинградской битвы вскоре был предрешён. За проявление массового героизма Краснознамённому полку 1-й Воздушной армии, в составе которого воевал Александр Покликушкин, было присвоено звание Гвардейского. Во время волжских боёв заместитель командира эскадрильи Александр Покликушкин записал на свой счёт ещё 5 сбитых самолётов противника и десятки уничтоженных с воздуха танков, дотов, батарей…
Где-то в пригородах трещали пулемётные и автоматные очереди. На набережных Дона, установленные в тени чудом уцелевших деревьев, ухали зенитные батареи. А на центральных улицах города уже гордо реяли красные флаги. Ростов был освобождён!
Среди чёрных, чуть дымящихся развалин, на ступеньках низенькой, на скорую руку вырытой землянки сидели, обнявшись, седая, сухонькая женщина и старший лейтенант авиации с орденом Ленина на груди. Мать и сын… По щекам старушки катились светлые слёзы.
Сколько долгих, томительных месяцев ждали они этой встречи! Как ревностно, с высоты своего полёта следил старший лейтенант за продвижением наших войск! И какой болью щемило его сердце, когда ему, лётчику-штурмовику, приходилось сбрасывать на Ростов, на объекты окопавшегося там врага смертоносный груз!..
О многом говорили они в этот вечер. Сын подробно пересказывал письма из дому от сестёр, поведал сельские новости. Только о смерти Николая он не сказал матери ни слова, упомянув лишь, что брат давно не пишет… Да и старушка тоже умолчала о том, что последним письмом, полученным ею как раз накануне оккупации, было письмо однополчан Николая, в котором говорилось, что её младший сын пал на поле боя смертью храбрых.
Когда над городом загорелся рассвет и вдалеке стихли последние залпы, Александр повёл мать на аэродром, чтобы с первым же транспортным самолётом отправить в Москву. А уж от Москвы до Гусь-Железного рукой подать… По дороге, чтобы отвлечь старушку от горестных дум, он шутил, рассказывал забавные приключения из воинской жизни. При этом он так увлекался, что порой забывал отдавать честь встречным офицерам. Впрочем, те сами, даже старшие по званию, первыми приветствовали его.
Мать удивилась:
— Они что, твои знакомые, что ль? Что они тебя так чествуют?
— Это не меня, — задумчиво ответил Александр. И коснулся рукой ордена Ленина — Это они награду мою приветствуют…
А вот ещё один боевой эпизод о котором рассказал однополчанин Александра Покликушкина, гвардии подполковник в отставке И. Е. Коваленко.
…Это случилось уже на Курской дуге. На счету Покликушкина к тому времени было уже более 600 боевых вылетов на У-2. Он стал воздушным разведчиком, хотя и летал на штурмовике Ил-2, который немцы звали «чёрной смертью». На большой высоте пройдя в глубокий тыл противника, Александр приземлялся где нибудь среди лесных полян и, переодевшись, пробирался в окрестные села. Там он с осторожностью добывал сведения о дислокации вражеских войск, а затем возвращался к своему самолёту и вновь взмывал в небо, доставляя командованию донесения исключительной ценности.
И вот однажды на этом участке фронта, сломив оборону противника, глубоко в прорыв вышла наша танковая колонна. Колонна двигалась по шоссе, и никто из танкистов не знал, что там впереди, возле самой железнодорожной насыпи, стоит в засаде тщательно замаскированная вражеская батарея — более 30 мощных пушек.
А в это время из очередного разведывательного полёта возвращался на свой аэродром Александр Покликушкин. С воздуха он сразу же засёк немецкую батарею и был поначалу даже удивлён, почему немцы не открывают по нему огонь. Но, заметив советские танки, догадался: противник пока просто не хочет обнаруживать себя, выжидает, чтобы танки вышли на цель… Надо было немедленно предупредить танкистов. Но как?!
Он связался по радио с аэродромом, доложил обстановку, назвал точные координаты вражеской батареи. «Сейчас же высылаем туда звено бомбардировщиков, — ответили ему. — А вы пока любой ценой попытайтесь задержать колонну!»
Он сделал один разворот над шоссе, потом другой, третий. Он кружил, покачивая крыльями своей послушной машины, опускаясь до бреющего полёта. Но танкисты так и не поняли его сигналов: колонна упрямо продолжала двигаться вперёд. От немецкой засады её отделяли уже считанные километры.
И тогда Александр пошёл на невероятное… Он решил приземлиться, хотя местность по обе стороны шоссе была явно непригодной для посадки — сплошь кустарники, пни, канавы… С предельной осторожностью, собрав нервы в кулак, он повёл свою машину к земле. И самолёт сел, сел на эту гибельную площадку!..
— Спасибо, браток! — только и смог сказать командир танкистов, потрясённый мужеством и мастерством лётчика.
Колонна остановилась и замерла. Решено было переждать, пока наши бомбардировщики не уничтожат вражескую засаду с воздуха. Танкисты плотным кольцом обступили самолёт Покликушкина. Его Ил-2 напоминал огромную птицу, попавшую в западню: нечего было и думать, что машина сможет отсюда снова подняться в воздух. На многие километры вокруг простирались только ямы, кочки, кусты, перелески…
— Ты уж прости, браток, что из-за нас стал тут на мёртвый якорь, — вновь заговорил командир головного танка. — Мы всё твоему начальству объясним, напишем рапорт…
— Что тут объяснять! — махнул рукой Александр. — Ты бы лучше отбуксировал меня танком на шоссе. Может, я оттуда и поднимусь…
Шоссе было разбитое, всё в колдобинах, к тому же слишком извилистое. И всё-таки Покликушкину удалось оторвать машину от земли. Самолет взлетел, хотя и потерял при этом шасси… Кое-как дотянув до аэродрома, Александр осторожно повёл свой «Ил» на посадку. Проявив высшее, невероятное мастерство пилотажа, он смог посадить самолёт на брюхо…
А в это самое время над танковой колонной проплывало звено краснозвёздных бомбардировщиков. Оно шло туда, к железнодорожному полотну, чтобы обрушить на вражескую засаду мощный шквал огня и смести немецкую батарею с лица земли. Путь танкам был открыт!
И снова почти каждый день вёл на вражеские позиции свой грозный Ил-2 лётчик Александр Покликушкин. Меткими ударами с воздуха он разрушал укрепления врага, превращал в груды рваного металла немецкую технику, расстреливал из пушек и пулемётов живую силу противника. Он бил немцев на Украине, в Белоруссии, в Польше. Рядом с орденом Ленина на грудь легли 3 ордена Красного Знамени, орден Александра Невского, ордена Отечественной войны двух степеней, медали… И, наконец, «Золотая Звезда» Героя Советского Союза.
А между тем, омытая светлыми ливнями, несущая всё более и более радостные вести с фронта, на землю пришла весна 1945 года. В далеком мещерском селе Гусь-Железный из рук в руки переходила фотография строгого, мужественного капитана авиации с «Золотой Звездой» на груди. Рассматривая её, жители окраинной сельской улочки не могли скрыть своей законной гордости. Ещё бы! Более 10 лет не был Александр дома. Уезжал нескладным застенчивым парнем, а вернётся прославленным боевым командиром, в офицерском мундире, при всех регалиях… Ведь победа уже близка! Ждали сестры… Ждала мать… Ждала невеста…
Он погиб в самом конце войны — 18 марта 1945 года. Не сбылась мечта земляков увидеть мужественного, прославленного аса с полной грудью орденов и медалей. Для родного села, для своей соловьиной улочки Александр Покликушкин так и остался угловатым застенчивым парнем с голубыми добрыми глазами…
Здесь, как прежде, сгибаются от тяжести яблок сады, и цветут в палисадниках георгины, и заливаются по ночам соловьи. Она живёт своей негромкой будничной жизнью, эта окраинная сельская улица. Улица его имени.
Иногда на этой улице можно встретить уже немолодого сухощавого мужчину в промасленном комбинезоне. Это Николай Васильевич Покликушкин. Да, тот самый Колька! Он не погиб. Получивший в рукопашном бою жестокую контузию, прошедший сквозь все ужасы фашистского плена, он вернулся в родное село и стал работать слесарем в артели «12 лет Октября». Как самое святое, бережёт он вот уже почти полвека фотографии брата, его письма, его награды…
Представляем вам прекрасного лётчика, толкового командира, талантливого поэта.
Летал на самолётах Як-18a, УТИ МИГ-15, МИГ-17, МИГ-21, L-39 «Альбатрос». Военный летчик 1-го класса, полковник. Общий налёт составляет 3.500 часов. Участник событий в Чехословакии и ликвидации аварии на Чернобыльской АЭС, награждён двумя орденами и многими медалями.
