Военный летчик-испытатель 1-го класса, инженер-полковник ВВС в запасе, автор 102 мировых рекордов в области авиации на различных типах машин – Марина Попович за свою летную карьеру освоила более 40 типов самолетов и вертолетов, испытывала авиационную технику в ГК НИИ ВВС им. В. П. Чкалова и КБ О.К. Антонова, в том числе по пяти видам самолетов в качестве ведущего летчика-испытателя. Ее общий налет составляет около 6 тысяч часов. А еще она — профессор, писатель, общественный деятель и просто удивительная женщина… Марина Лаврентьевна Попович (девичья фамилия – Васильева) родилась 20 июля 1931 года на хуторе Леоненки Смоленской области, в многодетной семье. Ей пришлось пережить и увидеть все ужасы начала Великой Отечественной войны – первые воздушные бои, бомбардировки, кровь… Это и определило выбор ее будущей профессии – самой заветной мечтой Марины стало желание летать. Вскоре семью эвакуировали в Новосибирск, где Марина окончила школу. Но мечта об авиации осталась, и она поступила в Новосибирский авиационный техникум, а также пошла в местный аэроклуб. Свой первый прыжок Попович совершила в 17 лет в небе над Новосибирском. Именно в здесь в далеких 1940-х годах началась ее дорога в авиацию. В 1948 году она совершила свой первый полет – как курсант аэроклуба Марина летала на самолете Ут-2.
В 1951 году, после окончания авиационного техникума, два года работала инженером-конструктором на заводе, а по окончании Центральной летно-технической школы ДОСААФ в Саранске (позже – Московский филиал Киевского авиационного института), она некоторое время работала здесь инструктором, с 1958 года стала летчиком-инструктором в Центральном аэроклубе им. В.П. Чкалова. Чтобы получить право управлять истребителем, она добилась приема на военную службу, а позже окончила Ленинградскую академию гражданской авиации (Высшее авиационное училище). С 1960 года Попович стала овладевать техникой пилотирования на реактивных самолетах. В 1962 году она даже принимала участие в отборе женщин – кандидатов в космонавты и проходила медицинское обследование в составе второй группы из 9 человек, но, по некоторым причинам, в отряд взята не была. В 1964 году Марина Попович стала летчиком-испытателем – единственной в стране женщиной – военным летчиком-испытателем 1-го класса. Сначала она была летчиком транспортного звена, и хотя женщин в авиацию тогда вообще не брали, но она смогла добиться своего – и вскоре стала летать на истребителе. Затем работала командиром воздушного судна «Ан-12» в ГНИКИ ВВС. Дальнейшая ее карьера в авиации развивалась еще более стремительно. Именно Попович первой из женщин-летчиков-испытателей преодолела звуковой барьер на реактивном истребителе «МиГ-21», за что в иностранных СМИ получила прозвище «мадам МиГ».
В течение нескольких лет активных полетов и испытаний она установила 102 мировых рекорда, 13 из которых зарегистрированы в международной авиационной ассоциации (FAI). Первый из них, на скорость, был установлен в Брно на чешском самолете Л-29, после чего (как отмечало ИТАР-ТАСС), «рекорды стали обычной работой летчицы». Ей же принадлежит мировой рекорд по скорости самолетов с двумя турбореактивными двигателями, который она установила в 1965 году на самолете «РВ», пройдя замкнутый 2000-километровый маршрут. Десять мировых рекордов было завоевано Попович в качестве командира воздушного корабля-гиганта «Антей» (Ан-22). Кстати, она – единственная женщина-летчица в мире, пилотировавшая этот огромный грузовой самолет. На нем впервые в истории авиации, экипаж, возглавляемый Мариной Лаврентьевной, поднял в небо 50 тонн груза на высоту 6600 метров и преодолел расстояние в 1000 км со скоростью, превышающей 600 км/ч. До 1978 года Попович служила военным летчиком-испытателем в авиационном НИИ во Владимирске Астраханской области, а затем пять лет работала ведущим летчиком-испытателем у генерального конструктора Антонова в его ОКБ в Киеве. Позже – занимала пост президента летной ассоциации «ВЕРСТО» в Тушино, возглавляла авиакомпанию «Конверс Авиа» при Министерстве авиационной промышленности, работала в центре А.Е. Акимова, который занимался изучением торсионных полей. Марина Лаврентьевна – доктор технических наук, профессор, действительный член шести академий наук, президент Всемирной ассоциации женщин-ученых. Она – Заслуженный мастер спорта СССР, кавалер нескольких орденов, обладательница множества международных наград, в том числе Золотой и Серебряный медалей им. С.П. Королева, Большой Золотой медали ФАИ. Заслуги и талант выдающейся летчицы признаны на Родине, за рубежом и даже в космосе. Американцы присвоили туристическому звездному маршруту имя Марины Попович. Кроме того, ее именем названа звезда в созвездии Рака. Известна Попович и как активный общественный деятель – она участница женского движения «Надежда России», вице-президент Международного Центра им. Н.Рериха, проректор Международного института управления (МИУ) по патриотической работе, вице-президент НО Международный фонд «Здоровье Отечества» (в рамках работы которого ей удалось организовать медицинскую помощь детям-инвалидам)…
Марина Лаврентьевна, как истинно творческий человек и член Союза писателей России, в перерывах между полетами успела написать множество произведений. Она автор и соавтор четырнадцати книг, в том числе сборника стихов «Жизнь – вечный взлет» (1972) и киносценариев к двум фильмам: «Букет фиалок» и «Небо со мной». Одна из последних ее книг «НЛО над планетой Земля» (2003) была удостоена премии им. М.В. Ломоносова и общественной награды «Золотое перо Руси». Попович дважды была замужем. Ее первый муж – летчик-космонавт СССР Павел Романович Попович. В этом браке, который продлился 30 лет, родились две дочери – Наталья (1956) и Оксана (1968). Второй муж – Борис Александрович Жихорев, генерал, военный летчик, начальник разведки армии. Интересы Марины Лаврентьевны и сегодня многогранны: она консультирует летчиков и конструкторов ракет и самолетов, занимается исследованиями в области новых технологий, НЛО и других аномальных явлений. Участвовала в экспедициях по поиску «снежного человека» на Памире и на Кольском полуострове, а еще мечтает заняться строительством дирижаблей. Выйдя на пенсию, увлеклась горными лыжами. Удивительная женщина Марина Лаврентьевна Попович – яркая и неординарная личность, в общении она проста и естественна, полна энергии и оптимизма. Сегодня легендарная летчица живет и работает в Москве и считает себя счастливым человеком – ведь «все, о чем мечтала, сбылось!».
Category Archives: Женщины-пилоты
Никулина Евдокия Андреевна
Родилась 8 ноября 1917 года в деревне Парфёново, ныне Спас-Деменского района Калужской области, в крестьянской семье. В 1933 году получила специальность лаборанта, окончив школу ФЗУ в городе Подольске при цементном заводе. Позже окончила авиационный техникум и авиационную школу в городе Балашов. Работала лётчиком в авиационном отряде Гражданского Воздушного флота города Смоленска.
С 1941 года а рядах Красной Армии. С 1942 года на фронтах Великой Отечественной войны. Сражалась на Северном Кавказе, Кубани, в Крыму, Польше. Отличилась в Белорусской операции. В ночь на 26 июня 1944 года на участке автодороги Шклов — Черноручье бомбила отступающего врага, вызвала 2 очага пожара.
К сентябрю 1944 года командир эскадрильи 46-го Гвардейского ночного бомбардировочного авиационного полка (325-я ночная бомбардировочная авиационная дивизия, 4-я Воздушная армия, 2-й Белорусский фронт) Гвардии майор Е. А. Никулина совершила 600 боевых вылетов на бомбардировку укреплений, переправ и войск противника, нанеся ему большой урон.
26 октября 1944 года за мужество и воинскую доблесть, проявленные в боях с врагами, удостоен звания Героя Советского Союза.
Всего выполнила 774 боевых вылета. Лётчицы её эскадрильи совершили около 8000 боевых вылетов, нанеся врагу большой урон в живой силе и технике.
После войны Гвардии майор Е. А. Никулина — в запасе, а затем в отставке. В 1948 году окончила Ростовскую партшколу, в 1954 году — педагогический институт. Работала в городском комитете партии. Жила в городе Ростов-на-Дону. Скончалась 23 марта 1993 года.
Награждена орденами: Ленина, Красного Знамени (трижды), Александра Невского, Отечественной войны 1-й и 2-й степеней; медалями. На родине, в городе Спас-Деменск Калужской области, в Аллее Славы установлен обелиск. Одна из улиц города Ростов-на-Дону носит её имя. На стене дома, где она жила, установлена мемориальная доска.
* * *
Минувшей ночью лётчики сделали по 6 боевых вылетов. Они бомбили отступавшие из Белоруссии фашистские войска. Возвратившись на рассвете с боевого задания, командир эскадрильи Гвардии майор Евдокия Никулина снова ушла в полёт. В полку ждали её с нетерпением. То и дело спрашивали дежурного:
— А что Никулина, вернулась?
— Нет, — отвечал тот. — Ждём к вечеру.
Куда же направилась командир эскадрильи, почему её полёт вызвал такой интерес не только у подчинённых, но и у всех однополчан?
…От аэродрома до деревни Парфёново, Смоленской области, было всего 90 километров. Меньше чем через час самолёт Никулиной и техника Зинаиды Редько показался над станцией Спас-Демянск. Лётчица не отрываясь смотрела на землю. Вот дорога, сосновый бор. Как изменился он! Торчат лишь голые, обуглившиеся деревья. Видны ямы — воронки от снарядов и авиабомб. Но где же Парфёново? Деревня должна быть как раз под крылом самолёта. Никулина не могла ошибиться.
На поле женщины и ребятишки. Они впряглись в плуг — пашут. Лётчица решила посадить самолёт рядом с ними. Разворот. Посадка. И вот уже машина, подпрыгивая, бежит по полю. Радостной, волнующей была встреча с односельчанами. С того момента, как Никулиной в последний раз довелось побывать дома, да и то всего несколько дней, прошло 4 года. И вот она снова здесь. Командование разрешило ей слетать сюда. В сопровождении односельчан лётчица пошла в родную деревню, от которой осталось одно лишь название. Враги стерли её с лица земли. Кое-где виднелись землянки. Улица заросла. Кругом ни дерева. На месте родного дома обугленные брёвна, двор зарос крапивой.
— Жутко мне стало, — рассказывала потом Никулина подругам. — Иду по деревне, стою у своего двора, а места не узнаю.
Вот землянка. Стены сырые, под ногами вода. Постаревшая и похудевшая жена брата со слёзами бросилась к ней.
— Посмотрела бы на тебя мама, порадовалась, — говорила она, вытирая слёзы. — А мы тут сколько горя изведали! От фашистов в лесу прятались. Хорошо, что надёжно схоронились, а то не миновать бы нам угона.
Слушая рассказы родных и знакомых о страшной жизни при фашистах, Дина (так звали Евдокию Никулину с детства) с новой силой ощутила ненависть к захватчикам. Почти вся семья Никулиных сражалась с ненавистным врагом. Погибли брат Фёдор и сестра Ольга. Тяжёлые ранения получили братья Андрей и Михаил.
Бродя по родному пепелищу, Никулина невольно вспомнила детство, ФЗУ, свою дорогу в авиацию. Время отодвинуло эти события, но не могло изгладить из памяти, вырвать из сердца. Пусть они мелькали в сознании обрывочно, но были близки, дороги. Каждое из них оставило глубокий след.
…Сельские ребятишки никогда не видели самолёта. А тут во время урока раздался рокот мотора. Глянули в окно: летит, причём низко-низко, хотя и небольшой, а всё-таки самолёт. Занятия пришлось прекратить. Выбежали школьники на улицу и побыстрей к самолёту, который уже сел. Третьеклассница Дина Никулина бежала чуть не впереди всех. На дворе зима, мороз, а ребятам жарко. Вдруг самолёт, подняв столб снежной пыли, взлетел. Как досадно было, что не удалось разглядеть диковинную машину. Тогда-то у школьницы Никулиной и появился особенный интерес к полёту человека.
В 1930 году, когда Дине исполнилось 11 лет, она простилась с родной школой и уехала к брату, работавшему на цементном заводе подмосковного города Подольска. Началась другая жизнь. ФЗУ, куда поступила Дина, готовило лаборантов. Выпускники исследовали цемент. Этим же занялась и она, окончив ФЗУ в 1933 году. Работа нравилась, но крепко-накрепко засевшая ещё с детских лет мысль об авиации не давала покоя. И вот однажды Дина и её подруга Клава Дунина пришли в аэроклуб. Им повезло. Правда, в аэроклуб они не попали, так как приём уже закончился, но вдруг приехал представитель из авиационной школы — агитировать молодёжь учиться авиационному делу. Кого-кого, а Никулину агитировать было не нужно. Её мечта становилась явью.
На комиссии Дину спросили, кем она хочет быть: лётчиком или техником? А ей было всё равно, лишь бы попасть в авиацию. Один из членов комиссии посоветовал учиться на техника. Дина согласилась. Однако на 2-м курсе авиационной школы Никулина решила всё-таки овладеть лётным делом. Ей пошли навстречу, но поставили задачу сдать экзамены и на бортмеханика и на лётчика. Она согласилась.
1936 год ознаменовался для Дины Никулиной большим событием. Девушки, занимавшиеся в разных авиационных школах, были сведены в эскадрилью, которую передали Батайской школе. За 2 года Дина прошла 3-годичный курс, получив по лётному делу высшую оценку. В Московском управлении Гражданского Воздушного Флота дали лётчице направление в Смоленский отряд. Вот где пришлось поработать! Возила почту, выполняла задания по подкормке льна, уничтожала малярийных комаров. Часто приходилось вылетать с врачами по срочным вызовам.
Около 500 часов налетала Никулина. И это всего лишь за 2 года! С таким лётным опытом она в первые дни Отечественной войны стала обслуживать штаб Западного фронта. Потом пришёл приказ: откомандировать лётчицу Е. Никулину в город Энгельс в распоряжение Героя Советского Союза Расковой, Дина мечтала о тяжёлых скоростных машинах, о том, чтобы на них громить врага. Но получилось иначе…
Вызывает однажды Раскова лётчицу Амосову и говорит, что на фронт первым должно уйти подразделение самолётов У-2.
— Если хотите в действующую армию, то вам придётся перейти на этот самолёт. Решайте сами.
Амосова ни секунды не медлила с ответом:
— Конечно, согласна. Только пошлите и Никулину.
Раскова записала. А через некоторое время, встретив Дину, спросила:
— Не обиделась, что на У-2 летать придется? Согласна?
— Согласна! — твёрдо ответила лётчица.
…Лето 1942 года. Евдокия Никулина получила приказ вылететь на бомбёжку противника. Была ночь, тёмная, южная, памятная на всю жизнь. При свете фонаря лётчица написала заявление с просьбой принять её кандидатом в члены партии. «Хочу в первый боевой вылет идти коммунистом», — заявила патриотка.
Линия фронта шла по реке Миус. Экипаж Никулиной должен был бомбить скопление войск противника. Набрали побольше высоту. Не сразу нашли место цели. Сказалось отсутствие опыта. Бомбы сбросили с 900 метров. Увидели сильный взрыв. Возбуждённые и радостные, возвратились они на аэродром. Когда Дина вылезла из самолёта, её поздравили. Партийная организация единодушно приняла Никулину кандидатом в члены партии. Но счастливый момент был омрачён: погибла командир эскадрильи Люба Ольховская. Так уже в первые боевые часы лётчицы почувствовали грозную силу войны. Опасность ждала на земле и в воздухе. Повышением бдительности, лётного мастерства, высокой дисциплиной ответили экипажи лёгких ночных бомбардировщиков на смерть подруги.
Евдокия Никулина стала командиром эскадрильи. Штурманом на её самолёт назначили Евгению Рудневу. Вместе они совершили 450 боевых вылетов. Слушая Никулину, перечитывая дневники Рудневой, её письма к родителям, узнаёшь, как много значили они друг для друга.
В одном из писем к матери Женя Руднева писала:
«Ну, а изо всех лётчиц самая лучшая, конечно, Дина. Не потому, что она моя, нет, это было бы слишком нескромно, а потому, что она действительно лучше всех летает.
Мамочка, независимо от того, получишь ли ты её письмо, пришли Дине хорошее письмо: ведь она вам почти дочка. В самых трудных условиях мы с, ней вдвоём — только двое, и никого вокруг, а под нами враги».
Другая запись проникнута тёплой заботой о подруге:
«В комнату заглянула Дина, уставшая. Ведь она у меня большой командир, и ей приходится работать даже тогда, когда остальные отдыхают. Еле уговорила её пойти ужинать».
Однажды Дина не вернулась. Женя очень переживала, плакала.
— Что же произошло?
Дина и штурман Лариса Радчикова в полёте были ранены. Их самолёт попал в вилку 6 вражеских прожекторов. Снаряды разворотили плоскости, борт. Лётчица продолжала вести машину. Вдруг на плоскостях забегали огоньки. Что делать? Надо во что бы то ни стало сбить пламя! Как? Скольжением — это единственный выход. Машина стала резко падать. Сердце Дины радостно забилось: выключились прожекторы и огня нет! Теперь новая задача: дотянуть до своих. Никулина понимала, что на изрешечённой машине, с пробитым бензобаком, из которого течёт бензин, раненая, она не сможет добраться до аэродрома. Невероятных усилий стоило ей сесть недалеко от передовой, на обочину дороги. Ориентиром служили случайные вспышки автомобильных фар.
Раненых лётчицу и штурмана доставили в Краснодар. Об этом в дневнике Жени Рудневой за 1 августа 1943 года есть такая запись:
«22-го утром я с командиром полка поехала к Дине в Краснодар. У въезда в город спустил скат. Пришлось менять. А было уже 6 часов, и было видно, как с аэродрома взлетают санитарные самолёты. Оказывается, мы прибыли раньше Симы. Дина доложила о выполнении задания, а я даже подойти к ней не могла — полились слёзы. У Дины рана в голень навылет, у Лели — осколки в мякоти бедра, она потеряла много крови. Сели они прямо к полевому госпиталю. Динка просто герой — так хладнокровно посадить машину ! Предварительно она сбила пламя, но мог загореться мотор, потому что там бензин. У Лели было шоковое состояние.
Мне не хочется никакого пафоса, но именно о Дине, о простой женщине, сказал Некрасов: «В игре её конный не словит, в беде не сробеет — спасёт, коня на скаку остановит, в горящую избу войдёт».
…Под Ростовом шли тяжёлые бои. Экипаж Никулиной получил приказ лететь на Дон, не дать противнику строить переправу. На борту 2 х 100-кг бомбы. Но пусть об этом полёте расскажет сама Дина:
«Внизу вспыхивают огоньки.
— Как будто переправа, — сказала Женя.
Подошли ближе: действительно, переправляются гитлеровские войска. Они соорудили не только понтонный мост, но и организовали переправу на лодках. Сделали мы заход, и Руднева сбросила одну из бомб. Бомба угодила в край моста. Теперь и второй «гостинец» туда же. Но что это? Один раз самолёт прошёл над целью, второй, а бомба не сбрасывается.
— Что-то случилось с бомбосбрасывателем, — сообщила Женя через переговорное устройство.
— Дёргай за трос крепче! — говорю я.
Ещё два круга сделали мы, но безрезультатно. А тут зенитки открыли ураганный огонь.
— Женя! Тяни ещё.
— Я руки в кровь ободрала, — говорит Руднева, — а бомба не отрывается, и только. Сделать ничего не могу. Попробуй бросать самолёт.
Я начала швырять машину вниз, в стороны….. Зенитки бьют так, что, того гляди, попадут в самолёт. Решила возвращаться. Бомба резко кренила самолёт, и держать его в горизонтальном положении было трудно. Правда, мне помогала Руднева. Она бралась за вторую ручку управления и тоже вела самолёт. Тогда я отдыхала. Во время одной из передышек взгляд упал на бомбу. По правде сказать, от того, что я увидела, перехватило дыхание. «Гостинец» продолжал висеть под левым крылом, но… контрящей вилки лопасти взрывателя не было. Это очень опасно. Достаточно удара силой в 5 килограммов по обнажённому взрывателю — и бомба взорвётся. Руднева мужественно приняла новость. Решили рисковать, но всё-таки посадить машину. Собственно, другого выхода и не было.
— Приготовь несколько ракет и освещай мне поле, — говорю Жене. — Дай три красные ракеты. Наши поймут сигнал — значит, самолёт возвращается с бомбами, либо что-то с машиной, экипажем. Поняла ?
— Поняла.
Вот и аэродром. Видим: садятся другие самолёты. Они ходят по кругу справа, а я слева. Нас заметили, но, как потом выяснилось, приняли за противника. Только соберусь садиться, а на аэродроме свет выключают. Что хочешь, то и делай! Того и гляди, бомба сорвётся. Мы же крутимся на высоте 300 метров. Обращаюсь к Рудневой:
— Женя, пиши записку. Заверни её в платок, привяжи к запасной ручке управления и сбрось. Пиши: «Бомбу не сбросили: заело замок. Проверьте бомбодержатели и замки у всех самолётов. Сажусь. Если погибнем, передайте привет семьям. Целуем всех. Никулина, Руднева».
Ещё заход. Вспыхнул свет ракеты. В то же мгновение штурман выбросила ручку.
— Как коснёмся земли, выпрыгивай! — кричу я.
— Я прыгну, а ты останешься? Нет! Ни за что, — решительно заявила Женя.
Земля ближе, ближе… 15 метров. Руднева стреляет из ракетницы. Толчок. Земля! Села легко-легко… Самолёт бежит, а я смотрю, есть ли бомба. Вдруг вижу: бомбы нет. Даю знак Жене, и мы почти одновременно выскакиваем из машины. Едва к месту посадки стали приближаться товарищи, как я закричала:
— Не подходите близко. Бомба!
Вызвали инженера по вооружению Надежду Стрелкову. Она нашла бомбу и ловко разрядила её. Оказывается, оторвавшись, наш смертоносный груз скользнул по траве и лёг. Стоило ему пойти ниже, удариться о бугорок, и мы бы погибли…
Когда нервы немного успокоились и переполох, вызванный опасной посадкой, улёгся, я спросила заместителя командира полка:
— Ручку управления с запиской нашли?
— Нет. Какую ручку? Как же вы без ручки летели?
Я улыбнулась и шутливо ответила:
— В такой момент можно и без ручки лететь.
Так и не нашли ручку, — заключила Дина. — Видимо, в траве затерялась».
Бои за Северный Кавказ оставили глубокий след в памяти лётчицы. Фашисты были у Моздока, строили переправы. Никулина и Серафима Амосова за ночь совершили по 8 боевых вылетов. Их удары принесли врагу огромный урон. На следующий день пришёл приказ о награждении Никулиной, Амосовой и Рудневой орденами Красного Знамени.
Ещё полёт на переправу к Моздоку. Груз — 4 х 50-кг бомбы. В районе сосредоточения противника осветили себе «рабочее место». Гитлеровских войск на переправе много, прямо кишмя кишат.
— Будем заходить против ветра, так легче бомбить, — сказала Дина штурману. — Приготовься. Рассчитывай.
— Рассчитала. Левее, левее. Ах, не так! Снова делай заход.
На высоте 750 метров шла напряжённая работа. Обе девушки напрягли всё своё внимание.
— Очень хорошо, Дина. Так держи!
Самолёт тряхнуло. Знакомое ощущение, появляющееся всякий раз, когда отрывались бомбы, наполнило сердце радостью. Развернувшись, Никулина и Руднева увидели результаты бомбёжки.
На другой день в авиаполку получили приказ по наземным войскам. В нём говорилось, что фашистские подразделения, находившиеся на переправе через Терек, сметены. Командование благодарило лётчиц за помощь.
В те дни газета «Крылья Советов» в номере за 28 февраля 1942 года сообщала, как смело, решительно действовал наш экипаж ночного бомбардировщика во главе с Е. Никулиной:
«Машины стоят в полной готовности. Лётчики с нетерпением ждут боевого вылета. Прошло немного времени, и сигнал подан. Один за другим плавно отрываются от земли самолёты, исчезая в синеве ночного неба.
Первым ложится на курс орденоносный экипаж лейтенанта Никулиной. В 250 раз летит он на врага. Уверенно ведёт Никулина свой самолёт. На этот раз приказано разрушить железнодорожную станцию противника. Станция эта имеет важное стратегическое значение, и немцы поэтому прикрывают её мощным огнём зенитной артиллерии.
Ещё издали, услышав шум моторов, вражеские пулемёты открывают пальбу, а прожекторы начинают беспокойно шарить своими щупальцами по темному небу. Но всё это не может остановить бесстрашных патриоток, идущих к цели. Станция обнаружена. Бомбы, метко сброшенные младшим лейтенантом Рудневой, ложатся по назначению. На земле блеснули яркие вспышки взрывов, и густые клубы чёрного дыма заволакивают цель…»
За каждым боевым эпизодом — отличная слётанность, взаимодействие, абсолютное понимание между лётчиком и штурманом плюс дружба.
Фронтовая биография каждой из девушек богата боевыми эпизодами. Любой из них по-своему значителен, добавляет какой-то новый штрих для характеристики как Никулиной, так и Рудневой.
…На станции Красной стояли 2 эшелона противника. Сильный зенитный огонь исключал подход ночного бомбардировщика на наиболее удобной высоте: 600 — 800 метров. С большой же высоты бомбить плохо. Дина и Женя решили подождать, когда эшелон выйдет со станции.
— Вижу дымок паровоза, — сказала штурман. — Набери метров 600. Ничего, что дым стелется.
Сброшена одна бомба. Мимо! Поезд идёт очень быстро.
— Меть в голову. Бросай все оставшиеся, — услышала Женя приказ командира.
Взрыв. Женя реагировала бурно. «Ой, попали!» — радостно закричала она. Задание выполнено, можно возвращаться.
…Обстановка требовала высокого мастерства. Садились в туман. Летали под Кизляр, где у немцев было много танков. Маневрируя между горами, Никулина совершала рейсы к нашим окружённым частям, доставляя им продукты и боеприпасы. Если добавить, что каждый такой полёт проходил в облачности, то станет ясно, как много сил и энергии забирал он у лётчицы.
Хорошо помог экипаж Дины Никулиной, как и другие экипажи полка, нашему десанту, который высаживался на Керченский полуостров.
…Облачность до 100 метров. Волны под самой машиной. Лётчица чувствует их мощное дыхание. На сей раз груз не бомбы, а продукты. Они предназначены для группы моряков и пехотинцев, укрепившихся в поселке Эльтиген. Шторм не давал возможности пробиться к ним катерам, чтобы помочь продовольствием, боеприпасами, медикаментами. Никулина часто вкладывала в очередной мешок записку: «Ребята! Не унывайте. Мы поможем вам». Большую радость доставляли десантникам газеты, которые по собственной инициативе привозили девушки. Путь в Эльтиген и обратно стоил колоссального напряжения. Заходили с пролива и уходили в пролив. Дул очень сильный ветер, а облачность была низкой, фашисты часто вели зенитный огонь по самолётам. Сама «бомбёжка» мешками со всем необходимым для десантников требовала исключительной точности: груз мог упасть в воду либо к противнику.
Дина Никулина вспоминает, что, несмотря на трудности, хотелось летать ещё и ещё. Командир десанта потом приезжал в полк, благодарил «сестричек», как воины называли лётчиц.
Много боевых вылетов совершено на Севастополь. Летали обычно морем, чтобы береговая артиллерия противника не могла помешать У-2 достичь цели. Не только бомбили, но и брали с собой световые авиабомбы, которыми парализовали прожекторы врага. А чего стоило вырваться из светового луча, направив самолёт в море! Над водой очень трудно лететь, ведь горизонта не видно. И всё-таки Дина предпочитала такой маневр — заходила на цель с моря, приглушив мотор. Именно в те дни она установила рекорд в полку, подняв на У-2 около 500 килограммов бомбового груза!
15 мая 1944 года полк простился с югом, с морем. Сколько воспоминаний связано с этими местами! Здесь ковалось боевое мастерство Никулиной и её подруг, здесь погибло несколько однополчан, в том числе всеобщая любимица Женя Руднева.
…Дина ходила по родному сожжённому, разграбленному врагом селу. Рассказывала колхозникам о пройденном фронтовом пути, о боевых друзьях. Около 5 часов провела она среди односельчан. Провожали её все: женщины, старики, дети. Самолёт сделал прощальный круг и ушёл на запад.
Наши войска вступили на территорию Польши. В одну из октябрьских ночей в полк пришла радостная весть: За образцовое выполнение боевых заданий командования, мужество, отвагу и геройство, проявленные в борьбе с немецко — фашистскими захватчиками, Указом Президиума Верховного Совета СССР Гвардии майор Никулина Евдокия Андреевна удостоена звания Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда» (№ 4741).
…Советская Армия наступала. Краснозвёздные ночные бомбардировщики появились над Восточной Пруссией. Дина Никулина совершала боевые вылеты на Штеттин, Данциг, Гдыню, к Балтийскому морю. Иной раз в ночь бывало по 12 вылетов.
7 мая 1945 года эскадрилья Героя Советского Союза Гвардии майора Евдокии Никулиной выполнила последнее боевое задание. Она бомбила аэродром и фашистские войска на Свинемюнде. Через несколько часов и на этом участке фронта гитлеровцы капитулировали.
Вскоре после войны я был в этом прославленном женском полку. На груди Никулиной сверкали «Золотая Звезда» Героя, орден Ленина, три ордена Красного Знамени, ордена Отечественной войны 2-й степени и Александра Невского, боевые медали «За боевые заслуги», «За оборону Кавказа» и «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-45 г.г.»
Высокого звания Героя Советского Союза в эскадрилье кроме её командира Е. Никулиной удостоилось ещё 8 лётчиц и штурманов. Эта эскадрилья была воистину эскадрильей отважных! За время войны её экипажи совершили около 8000 боевых вылетов.
Лётная книжка самой Дины рассказывает о многом. Я перелистывал её, выписывал цифры боевого счёта героини и думал, как много сделала для победы эта весёлая, скромная девушка, с доброй, широкой улыбкой.
Герой Советского Союза Евдокия Никулина совершила в годы войны 774 боевых вылета, в воздухе пробыла 3650 часов, из них 1500 — ночью.
Мы беседовали о боевых делах ночных бомбардировщиков, об их фронтовой жизни. Дина и её подруги рассказали не только о полётах, но и о своём увлечении вышиванием. Эта «болезнь» захватила буквально всех. Вышивали до и после полётов, использовали каждую свободную минуту. Некоторые возили с собой до 50 разных рисунков. Приехал как-то командующий 4-й Воздушной армией генерал Вершинин. Был он и в эскадрилье Никулиной. Генерал улыбался, рассматривая вышитые подушечки.
— Молодцы! — похвалил он. — Сразу видно, что женщины. Так и надо.
Дина Никулина могла бы рассказать командующему, как они часто недосыпали, чтобы быть чистыми, опрятными. В самой тяжёлой обстановке заботились о внешнем виде. В день рождения виновнице торжества обязательно дарили вышитую вещь. Заранее договаривались, какой именно сделать подарок. Наволочка с васильками, подаренная Дине Зиной Петровой, дорогое воспоминание о большой дружбе, любви, о той атмосфере теплоты и сердечности, которая царила в женском авиаполку.
Жизнь давно повела каждую бывшую лётчицу своей дорогой. Эта дорога определилась и у Никулиной. В 1948 году она окончила Ростовскую партшколу, в 1954 году — педагогический институт. Работала инструктором городского комитета КПСС. В памяти Дины оставались свежи воспоминания о героических днях, о борьбе с врагом во имя свободы, счастья Родины и народа, будущих поколений. Скончалась 23 марта 1993 года.
И. Ракобольская и Н. Кравцова проливают свет на некоторые события, связанные с её смертью: «Дина Никулина всё время жила в Ростове-на-Дону, занималась административной работой. А недавно наша бесстрашная лётчица погибла от руки бандита, «современного фашиста», как пишет Полина Гельман. Он пришёл в дом героини, назвался другом фронтового товарища, напал на хозяйку, избил её и трёхлетнюю внучку, забрал боевые награды и исчез. Вскоре Дина скончалась…»
Народ не забыл свою Героиню. На родине, в городе Спас — Деменск Калужской области, в Аллее Славы установлен обелиск. Одна из улиц города Ростов-на-Дону носит её имя. На стене дома, где она жила (проспект Журавлёва, 104) установлена мемориальная доска.
Носаль Евдокия Ивановна
Родилась 13 марта 1918 года в селе Бурчак, ныне Михайловского района Запорожской области, в семье крестьянина. Работала учительницей в городе Николаев. Окончила аэроклуб, Херсонскую авиационную школу в 1940 году. Работала инструктором — пилотом Николаевского аэроклуба. С 1941 года в рядах Красной Армии, призвана: Главным Управлением Гражданского Воздушного Флота.
С 27 мая 1942 года сержант Е. И. Носаль на фронтах Великой Отечественной войны. Сражалась на Южном и Закавказском фронтах. Была пилотом, командиром звена, заместителем командиpa эскадрильи.
Заместитель командиpa эскадрильи 46-го Гвардейского ночного бомбардировочного авиационного полка (218-я ночная бомбардировочная авиационная дивизия, 4-я Воздушная армия, Северо-Кавказский фронт) Гвардии младший лейтенант Е. И. Носаль совершила 354 боевых вылета на бомбардировку объектов противника (с общим налётом 489 часов), сбросила 47957 кг бомб разного калибра. Обладала отличной техникой пилотирования и высокой эффективностью бомбометания. Так, например, за период с 10 ноября 1942 года по 22 апреля 1943 года совершила 139 боевых ночных вылетов, в результате чего произвела 19 сильных пожаров, вызвала 24 взрыва, уничтожила зенитную точку противника.
Наиболее эффективными за этот период были боевые вылеты: в ночь с 12 на 13 февраля 1943 года бомбила по скоплению автомашин противника у посёлка Поповическая. Точным бомбометанием вызвала 2 взрыва большой силы с пламенем огня. В ночь с 6 на 7 марта 1943 года бомбила по колонне автомашин противника по дороге к посёлку Славянская, вызвала 2 очага пожара с сильными взрывами. В ночь на 11 декабря уничтожала немецкие войска в посёлке Абинская, в результате прямого попадания вызвала 3 сильных очага пожара со взрывами.
В ночь с 22 на 23 апреля 1943 года выполняла боевое задание по уничтожению войск противника в районе юго-западнее Новороссийска. После выполнения этого задания, на обратном курсе, самолёт попал в нисходящие потоки воздуха, в результате чего была потеряна высота и полёт нельзя было продолжать, так как рельеф местности превышал высоту. Носаль набрала высоту над уровнем моря. На высоте 1100 метров была обстреляна самолётом противника. Снарядом пробиты козырьки первой и второй кабины, гвардии лейтенант Носаль убита осколком.
24 мая 1943 года за мужество и воинскую доблесть, проявленные в боях с врагами, посмертно удостоена звания Героя Советского Союза.
Награждена орденами: Ленина, Красного Знамени, Красной Звезды. В музее Пашковской школы хранятся её документы.
* * *
Евдокия Ивановна Носаль начала войну рядовым пилотом. Вскоре отважную лётчицу поставили командиром звена, а затем заместителем командира эскадрильи. За 20 дней июня 1942 года она совершила 95 боевых вылетов ночью на уничтожение механизированных частей и живой силы противника, водных переправ, железнодорожных эшелонов, складов. В результате точного бомбометания вызвала в стане врага 10 сильных очагов пожара, 18 сильных взрывов с пламенем и уничтожила 1 переправу. За это Евдокия Носаль была награждена орденом Красной Звезды. После этой награды она совершила 120 боевых вылетов и в каждом из них добивалась победы. Она вызвала 14 очагов пожара и 16 взрывов в расположении противника, разрушила 2 переправы через реку Терек, а на станции Ардон прямым попаданием уничтожила железнодорожный эшелон с живой силой и техникой врага. За отличное выполнение боевых заданий Дусю наградили орденом Красного Знамени.
После первой и второй правительственных наград Дуся ещё 139 раз летала на бомбардировку врага. Её мастерство росло от полёта к полёту и удары становились более точными. Теперь она вызвала в расположении немецких войск 19 сильных пожаров и 64 взрыва, уничтожила 1 зенитную точку.
В ночь с 22 на 23 апреля 1943 года Дуся Носаль нанесла бомбовый удар по противнику юго-западнее Новороссийска. Это был её 354 боевой вылет. На обратном пути наш У-2 атаковал вражеский истребитель. Осколком снаряда Дуся Носаль была убита. Самолёт стал терять высоту. Штурман Гвардии старшина Каширина взяла управление машиной в свои руки и благополучно посадила её на своём аэродроме.
Дуся Носаль первой в 46-м Гвардейском Таманском полку была удостоена звания Героя Советского Союза. Вслед за ней этого звания были удостоены ещё 22 лётчицы. Все они совершили по нескольку сот боевых вылетов, а на счету некоторых из них — более 1000.
* * *
Первая в полку.
…Позади остались тёмные громады заросших лесом гор. В свете полной луны перед Дусей Носаль раскинулась панорама Новороссийской бухты, города. А вот и цель. Она медленно уходит под крыло самолёта.
— Ира, бросай!
Бомбы сброшены. Вот они уже разорвались, осветив на мгновение скопление автомашин и другой техники. Тут же с земли потянулись светящиеся полоски трассирующих пуль — проснулись фашистские зенитчики. Поздно ! Задание уже выполнено, и можно возвращаться домой. Дуся начала разворачиваться на обратный курс, осмотрелась — где-то рядом должны быть самолёты Нади Поповой и Марины Чечневой. Действительно, справа что-то блеснуло. Дуся успела рассмотреть длинный и тонкий фюзеляж самолёта. Он почти моментально скрылся. «Это не У-2… Фашист! — мелькнуло в голове у Носаль. — Опять они ночников пускают…»
Тихоходный У-2 идёт к горам, к перевалу. «Заправят бензином, подвесят бомбы и опять прилетим сюда, дадим жару фашистам», — думает Дуся. Но встреча с ночным истребителем не выходит из головы, заставляет вспоминать недавнее прошлое…
В мае 1942 года полк прибыл на фронт. Сбылась мечта Дуси: теперь она сама могла мстить фашистам за своего первенца — сына, за разорённую Родину. Сколько времени она мечтала об активной борьбе !.. С первого же дня Дуся постоянно летает на задания. По 4 — 5, а то и больше вылетов в ночь делает отважная лётчица. Она просится на самые ответственные задания, рвётся в бой.
Часто ей говорили:
— Хватит на сегодня, Дуся. Устала ведь.
— Ничего, после войны отдохнём… Вот сделаю тысячу боевых вылетов, тогда, может, поменьше летать буду!
Тысяча боевых вылетов! Кто из девушек их полка не мечтал об этом!.. Но многие думали об этой цифре как о чём-то едва ли достижимом. А Дуся поставила себе конкретную цель: сделать 1000 боевых вылетов, нанести максимальный урон фашистам.
И вот уже отмечался первый своеобразный юбилей — 100-й боевой вылет Дуси Носаль. От её бомб возникло 10 пожаров, взорвалось 18 складов с боеприпасами, перестала существовать 1 переправа.
2 сентября 1942 года. 100-й боевой вылет. Фашисты остановлены в предгорьях Кавказа. Но они ещё сильны, готовятся к новому наступлению, подтягивают резервы, подвозят боеприпасы, горючее. Задание — бомбить эшелоны врага на станции Ардон. Один за другим уходят самолёты. А вот очередь и Дуси. К моменту её подхода к цели станция была ярко освещена С.А. Бами. На путях несколько эшелонов. Какой из них выбрать? Вон тот, который разгружают. Не дать разгрузить!
Прямое попадание в один из вагонов вызвало сильный взрыв. Самолёт подбросило вверх, тряхнуло раз, другой, а потом уже нельзя было отличить отдельных бросков. На некоторое время самолёт потерял управление. Казалось, сейчас он развалится…
Её бомбы попали в эшелон с боеприпасами. От взрыва загорелись и стоявшие рядом цистерны с горючим. Дуся не любила хвалиться своими успехами. Но об этом вылете она написала мужу — лётчику, воевавшему где-то на другом фронте: «И вот ахнули!.. Думала, что и сами вдребезги разобьёмся. Страшный взрыв, а затем пожар… Я ещё за всю свою боевую деятельность не видела такого пожара после моих бомб…»
Постепенно увеличивается боевой счёт. К нему ещё прибавилось 14 сильных пожаров, 16 взрывов складов, 2 переправы…
Выполнено 215 боевых вылетов. Две правительственные награды украшают грудь Дуси — ордена Красной Звезды и Красного Знамени…
Война продолжалась. Правда, теперь уже немцы отступали, бежали с Северного Кавказа. Полк жил напряжённой боевой жизнью. Полёты, полёты… при любых условиях противодействия фашистов. И на самые ответственные и опасные боевые задания теперь посылали Дусю Носаль — её авторитет как опытного лётчика ни у кого не вызывал сомнения. К концу 1942 года Дусю назначили командиром звена, а потом и заместителем командира эскадрильи.
У-2 медленно приближается к горам. Высота 1500 метров. А в голове у Дуси всё новые и новые воспоминания. Немцы бегут. Нужно громить их на марше, в местах ночёвок. Не дать врагу опомниться, собраться с силами, организовать сопротивление. Огромный фронт — от Воронежа до Кавказских гор — пришёл в движение. На запад! Долго, с огромным напряжением сил вся страна ждала этих дней…
Ночь с 9 на 10 декабря 1942 года. Дорога проходит через небольшой населённый пункт Кривонос. Здесь Дуся увидела колонну фашистов. Бомбы, сброшенные с самолёта, взорвались в середине колонны.
Февраль 1943 года. Наступление продолжается. И снова от бомб Дуси Носаль взорвалось 2 автомашины с боеприпасами среди скопления техники у посёлка Поповичевская.
Полёты, бомбёжки, пожары, взрывы… Несмотря на усталость, девушки полка летали на задания. Усталость… С ней не считались. Нужно летать, бомбить гитлеровцев. Отдыхали между вылетами, сидя в кабине самолёта.
«Знаешь, как крепко засыпаешь, когда прилетишь с боевого задания! Только успеешь доложить, сидишь и сразу же незаметно уснёшь. Не слышишь, когда подвесят бомбы, заправят самолёт горючим! А потом просыпаешься, быстро застегиваешь ремни — и снова в бой!»
Так писала Дуся своему мужу в те дни. А 23 марта 1943 года она сообщила ему о своем новом боевом юбилее: «Можешь поздравить с 300-м боевым вылетом (я писала тебе, кажется, что ЦК ВЛКСМ в честь 25-й годовщины РККА наградил меня часами)».
…Самолёт вдруг резко бросило вниз, к ставшим совсем близкими вершинам гор. «Нисходящие потоки… Не перетянем через перевал… Придётся возвращаться к цели и там снова набирать высоту». Дуся посмотрела на высотомер. Вместо 1500 метров он показывал сейчас только 700. Горы здесь значительно выше… Дуся развернулась и пошла обратно, туда, где несколько минут назад рвались её бомбы, где и сейчас ещё полыхает пожар. Самолёт продолжал терять высоту, хотя мотор работал на полных оборотах. «Ничего, сейчас выйдем из этого потока, наберём высоту…»
Выйти из мощного нисходящего потока воздуха удалось только над бухтой. Здесь и стала набирать высоту Дуся Носаль. Медленно движется стрелка на высотомере, гораздо быстрее проносятся мысли в голове…
Немцы тогда всё-таки сумели закрепиться, остановить наступление наших войск. Они создали мощную линию обороны, расхвалили её как неприступную. Каждую ночь летали девушки на эту «Голубую линию» бомбить узлы обороны, скопления войск. Особенно запомнились полёты на станицу Киевскую. Фашисты сосредоточили там много прожекторов, зенитной артиллерии. Появились и ночные истребители. За одну ночь девушки потеряли 8 подруг: «Мессершмитты» сбили 4 самолёта…
Тогда быстро нашли способ борьбы. Заходили с территории, занятой противником, бомбили с планирования с приглушёнными моторами, и прожектора не успевали поймать У-2 в свои лучи. Ночные истребители оказались бессильными в борьбе с тихоходными и ничем не защищенными лёгкими самолётами…
И вдруг вспомнилось всё предыдущее. Перед войной Дуся с мужем жили в Бресте — на самой границе. Они мечтали о ребёнке, о сыне, но утром 22 июня 1941 года их разбудили взрывы бомб… Муж начал свою боевую работу, а Дуся поехала к себе на родину. Однако ей пришлось сделать остановку. На свет появился долгожданный сын. Казалось, исполнилось желание супругов. Но война разрушила все мечты, отняла сына. После очередной бомбёжки роддом превратился в груды битого кирпича и обломков. С трудом разыскали Дусю под развалинами…
С первых же дней войны Дуся встречается со смертью, видит горе и страдания женщин, детей, всего советского народа. И жгучей ненавистью к врагу наполняется сердце молодой женщины. На этом испытания не окончились. Дальше пришлось эвакуироваться на автомашинах. «Наверное, я очень счастливая, — пишет Дуся сестре, — если уцелела одна из двадцати женщин, находившихся со мной в машине. Немцы строчили из пулемётов с бреющего полёта, и бомбы сыпались без конца…»
Наконец Дуся в родном селе Бурчай, Михайловского района, под Запорожьем. Здесь в селе её хорошо помнили. Она всегда была весёлой задорной певуньей, хорошо играла на гитаре, плясала. Вокруг неё постоянно собирался кружок молодёжи, и там подолгу не смолкали мелодичные украинские песни, слышался весёлый смех. Так было и когда она жила в селе, и когда училась в педагогическом техникуме, и когда работала учительницей в Николаеве и одновременно занималась в аэроклубе…
Такой её помнили все в селе. Но сейчас сюда вернулся совершенно другой человек. Одна мысль постоянно владела Дусей — мстить фашистам за поруганную землю, за разрушенные города и сёла, за страдания советских людей, за гибель своего сына!.. Она твёрдо решает идти на фронт.
— Родине нужны такие, как я. Я не могу сидеть в стороне, — говорит она отцу.
Её зачислили в полк лёгких ночных бомбардировщиков. Девушки быстро перезнакомились, сдружились. И в тылу, в период подготовки к боевым действиям, и на фронте весь полк жил как одна дружная, сплоченная семья, связанная единой целью. Успехи отдельных экипажей радовали всех. Особенно большим авторитетом среди лётного состава пользовалась прямая, откровенная, настойчивая и волевая Дуся Носаль. Она любила свою работу, летала с душой, получала удовлетворение от сознания выполненного долга…
Самолёт медленно набирает высоту. Внизу море. Вверху среди мириадов ярких южных звезд сияет полная луна. Вот в её свете снова промелькнул силуэт «Мессершмитта».
«Что-то он привязался к нам основательно. Увидел, наверное… — и Дуся посмотрела на фотографию мужа, прикреплённую к приборной доске: — Помоги, выручай, дружочек, почему сидишь?!»
Так, она ещё совсем недавно писала мужу: «Ты летаешь вместе со мной. У меня на доске приборов вместо часов — твоё фото. Кто бы ни посмотрел, говорит, что я хитрая: мне не страшно летать, потому что ты со мной. Иногда случаются тяжёлые минуты, посмотришь на тебя и скажешь: «Помоги, выручай, дружочек, почему сидишь?!»
Эта фотография, может быть, не раз поддерживала Дусю в бою. Её боевой счёт непрерывно увеличивался. Но Дусе всё мало. Только 354 вылета. До 1000 ещё далеко… «Выручай, дружочек, мы ещё повоюем!..»
Штурман Ира Каширина увидела, как огненный шар разорвался в кабине лётчика. Эта вспышка ослепила её на минуту… Самолёт перешёл в беспорядочное падение.
— Дуся! Дуся!!! — Ира схватилась за ручку управления в своей кабине. Ручка не двигалась: Дуся Носаль безжизненно склонилась к приборной доске…
Постепенно самолёт начал выравниваться, нетвёрдо, но всё-таки стал держаться на постоянной высоте, а вот и взял курс домой… Ира Каширина борется за спасение машины. Тяжело ей приходится. Она только недавно стала летать штурманом. До этого работала техником. И вдруг вести самолёт в таких условиях…
На аэродроме командир полка, подруги ждали возвращения этого экипажа. Расчётное время кончилось, а его всё нет и нет… Но вот он появился. Лётчицы привыкли садиться почти в темноте. Дуся была отличным пилотом. Поэтому, глядя на приземлявшийся самолёт, все решили, что с экипажем что-то случилось: это не Дусин «почерк». Когда подруги подбежали к остановившемуся самолёту, то увидели безжизненное тело Дуси Носаль в передней кабине, окровавленную приборную доску…
Хоронили Дусю Носаль с воинскими почестями в станице Пашковской. Стоял тёплый апрельский день. Пышно цвели сады Кубани. Все знали, что Дуся любила природу, цветы. И вот, когда вырос могильный холм в центре станицы, десятки венков из живых цветов от подруг — однополчан и от местных жителей украсили его так, что не стало видно земли…
На самолёте Дуси Носаль стала летать Ирина Себрова. В передней кабине, как и прежде, на приборной доске находилась фотография Дусиного мужа. Она была забрызгана кровью Дуси и напоминала о героических делах славной лётчицы.
— Когда летишь на задание и смотришь на неё, — говорила Ирина, — сердце наполняется ненавистью к врагу и воюешь тогда с особенной злостью.
Евдокия Ивановна Носаль не сделала 1000 боевых вылетов, как мечтала, но она стала первым Героем Советского Союза в женском полку лёгких ночных бомбардировщиков.
Отважная Героиня похоронена в посёлке городского типа Пашковский (в административном подчинении города Краснодара). Её именем названы средняя школа в родном селе и школа № 58 в городе Краснодаре, в музее Пашковской школы хранятся её документы. В посёлке городского типа Михайловка Запорожской области Украины на площади Победы установлен бюст Героини. На фасаде школы № 56 в посёлке Пашковский администрации города Краснодар установлена мемориальная доска.
Зеленко Екатерина Ивановна
В музее боевой славы Оренбургского Высшего военного авиационного Краснознамённого училища лётчиков Военно — Воздушных Сил России бережно хранится комсомольский билет воспитанницы училища Екатерины Ивановны Зеленко. Рядом портрет отважной лётчицы и описание её подвигов. Знакомясь с этими документами, будущие воздушные бойцы с гордостью думают о славной дочери советского народа.
Екатерина Зеленко родилась 14 сентября 1916 года в селе Корошин, ныне Бельского района Ровенской области. Окончила 7 классов неполной средней школы в городе Курске, затем — авиационный техникум и Воронежский аэроклуб в 1933 году. По комсомольской путёвке была направлена в 3-ю Оренбурскую военную авиационную школу пилотов и лётчиков — наблюдателей имени К. Е. Ворошилова. Осенью 1934 года с отличием окончила авиашколу и была направлена в 19-ю лёгкобомбардировочную авиационную бригаду. Наряду со службой в бригаде испытывала самолёты и авиационное оборудование. За 4 года освоила 7 типов самолётов.
Немного сохранилось документов о её предвоенной службе. Вот что писал о Зеленко Герой Советского Союза полковник Н. Каманин: «Волевые качества развиты хорошо. Энергична. Решительна. Личная огневая подготовка хорошая. Передавать свои знания подчинённым может. Уверенно летает на самолётах У-2, Р-1, Р-5, Р-10, УТ-1, УТ-2. Достойна присвоения воинского звания cтарший лейтенант…»
Зимой 1939-1940 годов она участвует в Советско-Финляндской войне в составе 3-й эскадрильи 11-го легкобомбардировочного авиационного полка (ВВС 8-й армии). Совершила 8 боевых вылетов на самолёте Р-Z. Как свидетельствуют документы: «На боевые задания летает с большим желанием, в плохих метеоусловиях и сложной обстановке хладнокровна и расчётлива. Обстрелянная зенитной артиллерией, смело продолжает вести бой, задание выполняет отлично. Разведывательные данные, доставляемые Зеленко, всегда отличаются точностью не только в пределах срока и объёма задания, но и дополнялись ценными сведениями, добываемыми разумной инициативой». За уничтожение артиллерийской батареи и склада боеприпасов противника она была награждена орденом Красного Знамени.
В дни финской кампании её впервые увидел комиссар А. Г. Рытов, позже генерал-полковник авиации, и оставил такой рассказ:
«Однажды я приехал в полк, располагавшийся на озерном аэродроме. На берегу стояло несколько домиков, в которых жили лётчики. Захожу в один из них. На полу ни соринки, на окнах марлевые занавески, стол накрыт скатертью и даже еловая веточка с шишками в банке красуется.
— Вот это порядок ! — похвалил я лётчиков. — Молодцы! Кто же у вас такой уют создаёт?
Лётчики стоят, многозначительно улыбаются. Потом один из них с гордостью говорит:
— Беспорядка не терпит наша хозяйка.
— Какая такая хозяйка?
— А самая настоящая. Вот за этой занавеской.
И лётчик показал рукой на ситцевый полог, висевший на телефонном проводе.
И верно: приподнимается край занавески, и оттуда выходит девушка. На ней унты, ладно пригнанная гимнастёрка, подпоясанная офицерским ремнём. На голубых петлицах по три кубика.
— старший лейтенант Екатерина Зеленко! — браво рапортует она и смущённо добавляет: — Екатериной представляюсь потому, чтоб не путали с мужчиной.
С виду Зеленко в какой-то мере напоминала парня. Женщину в ней выдавали карие жгучие глаза и маленькие пунцово-красные губы.
— Вот не знал, что у нас в армии есть лётчица!
— Она не только лётчица, но и сущий милиционер в этом доме, — шутливо заметил стоящий у окна капитан. — Житья от неё нет.
Екатерина улыбнулась:
— Что верно, то верно. Могу доложить, товарищ комиссар, что ни пьянства, ни табачного дыма, ни мата в этом доме вы не увидите и не услышите.
— И они терпят? — указываю глазами на лётчиков.
— Ворчат, но терпят, — сквозь смех отвечает Зеленко.
— И всё ж среди мужчин вам, наверное, неудобно?
— Поначалу было неудобно. А сейчас и они со мной смирились, да и я к ним привыкла. Ребята они хорошие. В обиду меня не дают.
Капитан, стоящий у окна, рассмеялся:
— Наша Катя кого хочешь сама может обидеть. Попадись только ей. Язычок что бритва.
…Екатерина Зеленко была единственной девушкой-лётчицей, принимавшей участие в войне с белофиннами. О ней немало хорошего слышал я и в начале Отечественной войны. Но потом следы её затерялись».
Только после войны А. Г. Рытов узнал о совершённом Екатериной Зеленко воздушном таране и написал: «В Великую Отечественную войну в рядах авиации сражалось немало женщин. Но Кате Зеленко принадлежит пальма первенства».
…Пальму первенства, но только скромную, в масштабах улиц Горького и Весёлой в городе Курске, она завоевала ещё в детстве: лучше всех мальчишек лазила по деревьям, не плакала и не ябедничала и, наконец, когда все пацаны с Весёлой улицы договорились прыгать с зонтиками с крыш сараев, изображая парашютистов, Катя прыгнула первой. «Я буду лётчицей!» — сказала она тогда под общий смех большой семьи, в которой Катя была 10-м ребёнком. Мать Кати, Наталья Васильевна Максимова, была родом из Костромской области, села Назаровки. Отец — из села Велико-Михайловское Курской области. Старшие два брата её были в авиации и, узнав о мечте сестренки, посоветовали поступать в авиационный техникум в Воронеже, где жила старшая сестра Софья. Катя не знала, собираясь в отъезд, что отцу осталось жить считанные дни: он уже был тяжело болен.
Она училась уже на 2-м курсе техникума, когда в Воронеже открылся аэроклуб. Значит, можно всё же стать лётчицей? Их было несколько девчонок среди сотни парней, и приходилось снова доказывать свою силу, ловкость, смелость. Она старалась прыгать с парашютом больше всех, летать на самолётах лучше всех. В 1933 году в Воронежский аэроклуб прибыла комиссия ВВС отбирать кандидатов в военные авиаучилища. Катя Зеленко и её подруга Нина Русакова выдержали самые строгие испытания и вскоре были направлены в Оренбургское военное авиационное училище. В 1936 году, закончив училище, стали одними из первых военных лётчиц страны.
Услышав, что предполагается рекордный высотный полёт на самолёте без кислородного прибора, Катя подала рапорт: готовить её — как «выносливую, не устающую от перегрузок спортсменку и призёра Харьковского военного округа по метанию молота». С ней согласились, подготовка началась. Но медики вскоре решили, что такой полёт бессмыслен: не стоит испытывать людей на выносливость, лучше создавать новые самолёты и безотказную кислородную аппаратуру.
Зато её рапорт об отправке на Карельский перешеек для участия в боевых действиях кто-то, не заметив в подписи «лейтенант Е. И. Зеленко» ничего необычного, подписал, и она оказалась на войне.
В одном из писем она писала в Воронеж сестре, заменившей ей умершую в 1937 году мать:
«Я здорова, Сонечка! Какие тут прекрасные места! Словами передать просто невозможно. Если бы я была поэтом, обязательно бы стихи написала. Представь себе: лес да лес без конца и без краю, озёра, снег, много снегу. Одним словом, что-то несравненное, удивительное. Если бы не война…
Мне уже много раз доводилось отвозить «ворошиловские килограммы» белофинским бандитам. Приятные гостинцы, как ты думаешь?
Я стала заядлым парашютистом. Как видишь, Соня, недаром я с хлева прыгала с зонтиком! Есть большое желание прыгать больше…»
После окончания боевых действий Зеленко служила в 19-й авиационной бригаде Харьковского военного округа. В мае 1940 года, как опытный пилот, она была назначена командиром звена во вновь сформированном 135-м бомбардировочном полку.
— Я прошу зачислить меня в первую эскадрилью, — попросила она.
— Но эта эскадрилья принимает с авиазавода новые самолёты Су-2, осваивает их и учит других лётчиков!
— Именно поэтому я и прошусь туда.
Знания, полученные в авиатехникуме, помогли ей быстро разобраться в новых самолётах. Она бывала в цехах, где собирали Су-2, проводила их испытания. С октября 1940 года по май 1941 года в качестве лётчика-инструктора принимала участие в переучивании руководящего состава 9 авиационных полков на новый самолёт Су-2. Кате было неполных 24 года, когда она помогала осваивать новые самолёты командному составу, где встречались ученики гораздо старше её по возрасту. Но умела молодая лётчица учить других так, что никто не считал зазорным учиться у женщины, сдавать ей технику пилотирования и не обижался на суровую требовательность. Может быть, оттого, что сама Катя летала безукоризненно?
«Некоторые лётчики недолюбливают парашют, и кое-кто пытался ускользнуть от учебных прыжков, — вспоминает однополчанин Кати, генерал-майор авиации Николай Ильич Ганичев, — так мы таких тогда, в 1940 году, направляли в группу Кати. Все знали, как любит и умеет она прыгать и как не решаются при ней наши лётчики показать свою робость перед парашютом».
С началом Великой Отечественной войны Екатерина Зеленко снова на фронте. Была заместителем командира 5-й эскадрильи 135-го ЛБАП ( 16-я смешанная авиационная дивизия, ВВС 6-й армии, Юго-Западный фронт ).
…Июль 1941 года. 135-й бомбардировочный авиационный полк базировался близ Полтавы. Ранним утром командир полка полковник Б. Янсен поставил командиру звена Зеленко задачу: разгромить колонну немецких танков и автомашин в районе Пропойска. Командование не случайно именно ей поручило выполнение этого ответственного задания: лётчица, в отличии от многих других офицеров полка, уже имела боевой опыт.
Спустя некоторое время группа бомбардировщиков Су-2, возглавляемая Екатериной Зеленко, поднялась в воздух. В чётком строю они приблизились к указанному району. Обнаружили цель: вражеская техника двигалась по дороге на восток.
Ударили зенитки. Маневрируя среди дыма и огня, наши самолёты вышли на боевой курс. Путь им прокладывал Су-2, который вела Зеленко. По её сигналу все устремились на цель. На земле возникли яркие вспышки разрывов, загорелись танки, автомашины, цистерны.
Выполнив задание группа без потерь возвратилась на аэродром. Фотоконтроль подтвердил точность бомбового удара. Лётчики вывели из строя 45 танков, 20 автомашин с пехотой и боеприпасами, до батальона солдат противника.
От полёта к полёту росло мастерство и боевой опыт отважной лётчицы. Она уверенно выполняла любые боевые задания как днём, так и ночью.
В августе 1941 года группа самолётов, возглавляемая старшим лейтенантом Е. И. Зеленко, наносила бомбовый налёт по скоплению вражеских войск в районе Быхова. Немецкие позиции прикрывали несколько зенитных батарей. Погода была неблагоприятная. Но ничто не помешало нашим лётчикам выполнить поставленную боевую задачу. Преодолев средства ПВО противника, они успешно атаковали его позиции. Враг потерял много живой силы и боевой техники.
За период своего участия в Великой Отечественной войне, заместитель командира 5-й эскадрильи 135-го бомбардировочного авиационного полка (16-я смешанная авиационная дивизия, ВВС 6-й армии, Юго-Западный фронт) старший лейтенант Н. И. Зеленко совершила 40 боевых вылетов (в том числе ночью), участвовала в 12 воздушных боях с истребителями противника. 12 сентября 1941 года отважная лётчица не вернулась с очередного боевого задания.
Тот роковой день выдался серый, пасмурный, словом, «невесёлый», как говорят лётчики. Командир 135-го ближнебомбардировочного авиаполка полковник Янсен вернулся из разведывательного полёта с тревожной вестью: к Лохвице с двух сторон движутся танковые соединения. В полку после тяжёлых боёв первых недель войны осталась едва половина самолётов, а из оставшихся — многие повреждены. Истребителей, которые должны сопровождать бомбардировщики, на фронте не хватало: сколько их уничтожили фашисты в первое утро войны на аэродромах…
Выручал железный закон бомбардировщиков: плотнее строй — и защищай товарища от врага своим огнём. Что же, сидеть и ждать, когда тыл пришлёт истребители? И бомбардировщики частенько летали одни. И несли потери, хотя к 5 «ШКАСам» на борту Су-2 полковые умельцы добавили и 6-й пулемёт, дегтяревский, — в хвосте. Штурман теперь мог отстреливаться из него от истребителей, атакующих самолёт снизу, сзади. Да и сам бомбардировщик ближнего действия Су-2, лёгкий, одномоторный, достаточно маневренный для этого класса машин, стал в руках опытных пилотов 135-го полка и разведчиком, и штурмовиком, а в критической ситуации — и истребителем.
— Надо слетать мне. И разведать и побомбить, — в ответ на рассказ Янсена предложил помощник командира полка капитан Анатолий Иванович Пушкин, лётчик высокого класса, прошедший боевое крещение в небе Китая.
…Спустя много лет генерал-лейтенант авиации в отставке А. И. Пушкин рассказал, что было в тот день дальше.
Пушкин вернулся через 45 минут — обычный тогда срок полёта Су-2 на боевое задание.
— Отбомбился, — сообщил он. — Танковые колонны явно идут на соединение в районе Лохвицы. Надо бомбить!
— Товарищ командир! Разрешите мне лететь? — подошла к Янсену старший лейтенант Зеленко.
За плечами Екатерины Зеленко, заместителя командира 5-й эскадрильи, к 12 сентября было 40 боевых вылетов, 12 воздушных боёв, 60 уничтоженных танков и автомашин и до батальона немецкой пехоты. Командование полка собиралось представить её к высокой правительственной награде. Но было в полку и негласное решение: Катю беречь, в боевые полёты пускать пореже — единственная она в полку была женщина. И Янсен отдал приказание лететь экипажу Лебедева. А Катя не уходила, стояла навытяжку, смотрела умоляюще.
— Летите в паре с Лебедевым, — решил командир.
— Можно на вашем самолёте? — спросила Катя, обратившись к Пушкину.
— Можно.
Уже из кабины Су-2 Катя крикнула:
— Товарищ командир! Тут ваши планшет и краги.
— Ладно, пусть там будут! — махнул рукой Пушкин.
— «Синенький, скромный платочек!» — донеслось сквозь рокот мотора: с этой песней всегда уходила в полёт Катя Зеленко.
Су-2 капитана А. И. Пушкина. Именно на нём Е. И. Зеленко провела свой последний бой.
Пушкин ждал экипажи минут через 45 — 50, а пока занялся неотложными делами: из штаба ВВС 21-й армии извещали, что вероятно срочное перебазирование полка в город Лебедин Сумской области. К Берестовке, где располагался полк, подходили немцы.
Но ни через 45, ни через 50 минут экипажи не вернулись. Только через час из штаба Воздушной армии позвонил Лебедев и доложил, что они со штурманом капитаном Гавричевым находятся на аэродроме в Лебедине. На них напали 7 «Мессеров», бомбардировщики приняли бой, но в облачности потеряли друг друга. О судьбе экипажа Зеленко он ничего не знает.
Вслед за звонком Лебедева в полку появился усталый, раненный в руку штурман Кати, лейтенант Павлык. Все бросились к нему:
— Что с Катей? Где она?
— После выполнения задания по разведке мы возвращались на аэродром. Самолёты атаковали 7 «Мессеров». Экипаж Лебедева потеряли в ходе боя. Я вёл заградительный огонь. Боеприпасы кончались. Когда один из «Мессеров» заслонил смотровое стекло, Катя нажала гашетку «ШКАСов». Фашист загорелся и круто пошёл к земле. Но и нас зацепило. Я был ранен. Катя приказала: «Прыгай !» Я открыл люк, оглянулся и увидел: голова Кати клонится к приборной доске. Видно, она была ранена или…
— Не говорите Павлу, — быстро сказал кто-то.
Но капитан Павел Игнатенко, командир 4-й эскадрильи, стоял за спиной Павлыка и, бледный, сжав зубы, слушал рассказ.
— Но ты же не видел её убитой?! Ведь не видел же! — вскричал он. — Значит, ещё ничего не известно!
Он не хотел верить, что Катя погибла. Через день ей должно было исполниться 25 лет.
…Они поженились месяц назад, в августе. Павел уговорил. Идёт война, неизвестно, насколько затянется, они должны быть вместе. Впервые Павел обратил внимание на Катю в харьковском Доме офицеров. Даже не узнал вначале: стройная девушка в белом платье и светлых туфельках грациозно кружилась в вальсе, улыбаясь чему-то радостно и ликующе. Она ли ? Павел привык к её обычному наряду — гимнастёрка, бриджи, сапоги, пилотка. А тут — сама грация, сама женственность, и эта радостная улыбка!
Он подошел к ней, так оробев, что долго не знал, что сказать. И наверное, это неловкое молчание и заставило Катю заметить его среди уверенных и быстрых на слово ухажеров. Они стали тайком встречаться — ходили в кино, театр, на концерты. Вскоре Павел попросил Катю стать его женой. Но Катя считала, что ей, единственной в полку женщине, неудобно стать замужней дамой. Даже когда поняла, что беременна, утягивалась потуже, чтобы не замечали однополчане изменившейся фигуры, и продолжала летать.
— Перед войной Катя преждевременно родила двойню — сыновей, — рассказывает сестра лётчицы Любовь Ивановна Лагода. — Один родился мёртвым, другой прожил 12 часов. Очень она убивалась… Сохранилось её письмо с фронта от 6 июля 1941 года: «Я летаю с портретом маленького кучерявого Валентина и с волосиками своего сыночка. Это всё у меня в медальоне…» Валентин — это сын второй нашей сестры, Сони. А волосики — сыночка Кати и Павла.
В мае 1941 года Павла направили на учёбу в Москву, в Военно-Воздушную академию имени Н. Е. Жуковского.
— Давай, наконец, распишемся, — приступал он к Кате.
— Меня тоже обещают направить в Жуковку через год. Там, в Москве, и распишемся, — отговаривалась она.
Но 22 июня 1941 года смешало все планы.
«Паша, мой любый! Сегодня лечу на фронт, пожелай мне удачи. Я знаю, Паша, что война будет для меня суровым испытанием, но я уверена в себе — вынесу, переборю любые трудности. Я их никогда не боялась и не боюсь. Моё поступление в академию, сам понимаешь, придётся пока отложить до времени, пока полностью разобьем врага. Твоя Катюша».
Павел с этим письмом в руке пошёл проситься назад, в полк, и, прибыв туда, твёрдо сказал, что надо сыграть свадьбу. Пусть все знают, что они муж и жена. Уговорил. После боевых вылетов собрались лётчики в большой палатке, накрыли стол. Было много тостов за жениха и невесту, за мир и лад в семье, за любовь…
Нет, не мог Павел поверить, что Кати больше нет, никогда не будет… Он расспрашивал наблюдателей из батальонов аэродромного обслуживания, не видели ли того боя 12 сентября, но тот, что мог видеть, перебазировался на другой участок фронта.
Он писал запросы в госпитали Харькова и Москвы: разнёсся слух, что кто-то видел тяжело раненную девушку-лётчицу в санитарном поезде, уходящем в Харьков. Но ведь в боевых авиачастях Катя была тогда одна-единственная! Однополчане, сочувствуя товарищу, тоже везде расспрашивали о Кате, и кто-то сказал, что женщину-лётчицу эвакуировали на Урал вместе с госпиталем. Павел написал на Урал и ждал ответа. Шли бои, и Павел не просто сражался — он мстил за Катю.
Погиб он по трагической нелепости — попал под винт рулящего самолёта. Это было в 1943 году, в командировке на Урале, где он получал новые самолёты для полка и где рухнула его последняя надежда после известия: «Зеленко Е. И. в уральские госпитали не поступала…»
Шло время, но, несмотря на ожесточённые бои и частые перебазировки, в полку помнили о Кате. Ещё в ноябре 1941 года командование полка представило старшего лейтенанта Зеленко к званию Героя Советского Союза — за 40 успешных боевых вылетов, за 12 воздушных боёв, за уничтоженную вражескую технику и ещё за то, что в день 12 сентября 1941 года, оставшись одна против 7 «Мессеров», не вышла из боя, не дрогнула. Екатерину Зеленко наградили орденом Ленина посмертно.
Это была её вторая награда. Первую — орден Красного Знамени она получила за участие в войне с белофиннами, где она, единственная девушка-лётчица, наравне с мужчинами вела бомбардировки, летала на разведку.
В 1943 году, когда Сумская область была освобождена от фашистов, в областной военкомат пришла учительница Анастасия Пантелеймоновна Марченко и принесла комсомольский билет с пятнами крови. Вот что рассказала она:
— Это билет лётчицы, таранившей фашистский самолёт. Мы, жители села Анастасьевка, в тот день, 12 сентября 1941 года, спешили убрать урожай в поле и спрятать. Ждали, что вот-вот появятся немцы. Над нами разыгрался бой: 7 фашистских самолётов окружили один советский. Он отстреливался, и один вражеский самолёт загорелся и понёсся к земле. Потом советский самолёт ринулся на фашистский с налёту, и оба рухнули наземь. Фашистский — на лес, а наш — на край поля, в казацкую могилу — так у нас скифские курганы зовут.
Старый Мусий Хоменко, бывалый солдат, и Анастасия Марченко первыми подбежали к самолёту. Среди его обломков лежал пилот в обгоревшем комбинезоне. Достали из нагрудного кармана документы.
— Це дивчина! Та яка молодэнька! — печально сказал старый Мусий и склонил голову.
Анастасия Пантелеймоновна посмотрела документы — удостоверение личности, орденскую книжку, комсомольский билет.
— Комсомольский билет № 7463250… Екатерина Ивановна Зеленко… Год рождения 1916-й…
— Надо схоронить дивчину, а то скоро немцы могут нагрянуть, — спохватился старый Хоменко.
Похоронили Катю на опушке, неподалёку от того места, где упал её самолёт ( после войны её останки были перевезены в город Курск ). А вечером Анастасьевку заняли немцы…
После войны, когда украинские журналисты рассказали о подвиге Екатерины Зеленко и попросили всех знавших её откликнуться, посыпались письма однополчан, родственников, знакомых. Среди писем была весточка из Гомеля — от В. А. Сочинской, военнослужащей, бывшей в день 12 сентября среди наблюдателей 267-го батальона аэродромного обслуживания у села Берестовка, того самого батальона, который безуспешно разыскивал Павел Игнатенко.
— Этот бой врезался мне в память навсегда, — вспоминала Сочинская. — Один наш самолёт — против 7 фашистских! Один бомбардировщик — против 7 истребителей! Он подбил одного «Мессера», но мы понимали, что он обречён, а мы ничем не можем помочь. Из него уже не вылетали красные жгуты — кончились патроны. И вдруг он бросился на «Мессера» — безоружный, беззащитный. Он словно на миг слился с врагом, а потом от фашистского отделился парашют. Меня всегда мучила мысль, что никто не узнает имя лётчика, таранившего врага, — ведь нам был дан срочный приказ перебазироваться в другой район. Но верно говорят — ничто не забыто, никто не забыт!
Очень помогли эти свидетельства установить истину, потому что в ответ на ходатайство однополчан о присвоении Зеленко звания Героя Советского Союза создавались комиссии, давшие категорическое заключение: «Факт тарана не подтверждается». Но и после «подтверждения» звания Героя Екатерина Зеленко так и не была удостоена…
Екатерина Ивановна Зеленко — единственная женщина, применившая воздушный таран. На месте её гибели установлен обелиск. В Берестовке, где находился аэродром и откуда она ушла в свой последний боевой вылет, установлен памятник. В Курске улица Весёлая называется теперь её именем. Есть улица Екатерины Зеленко в Воронеже и Сумах, есть школы её имени, есть (или теперь уже — был?) корабль «Катя Зеленко», а на заводах Харькова, Воронежа, Сум и Курска были бригады, включившие её в свой состав и перечислявшие её зарплату в Фонд мира.
Её комсомольский билет долгое время хранился у учительницы Анастасьевской школы, а затем был передан в Оренбургское высшее лётное военное авиационное Краснознамённое училище лётчиков имени И. С. Полбина.
«Эх, Соня, как всё изменилось ! — писала Катя сестре в первый месяц войны. — Какие планы были! Как хорошо было жить! А теперь — война… А я собиралась в летних лагерях варить варенье, там ягоды очень много, особенно земляники… Пишу письмо под крылом самолёта. Вот-вот полечу на задание. Не беспокойся за меня. Кто из наших идёт на фронт? Привет от Павлика. Ваша Катя».
Как удивительно просто всё в ней сочеталось: и грусть по несваренному варенью, и стремление идти в бой, и любовь к Павлу, и постоянная готовность защищать родную землю до последнего удара сердца…
«Это был лётчик высокого класса! — закончил свой рассказ о Кате её однополчанин, генерал — лейтенант авиации, Герой Советского Союза, заслуженный лётчик СССР А. И. Пушкин. — Она родилась для авиации, как птица для полёта!»
Ученый-астроном Крымской обсерватории Тамара Смирнова, открыв новую малую планету Солнечной системы, назвала её в честь Екатерины Зеленко «Катюшей» — пусть не забывается её имя в веках!
За образцовое выполнение боевых заданий командования, мужество, отвагу и геройство, проявленные в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками в годы Великой Отечественной войны, Указом Президиума Верховного Совета СССР от 5 мая 1990 года старший лейтенант Зеленко Екатерина Ивановна посмертно удостоена звания Героя Советского Союза.
В Воронеже на доме, в котором жила Екатерина Зеленко (на улице Комисаржевской), установлена мемориальная плита.
Себрова Ирина Федоровна
Родилась 25 декабря 1914 года в селе Тетяковка, ныне Новомосковского района Тульской области, в семье рабочего. Жила в Москве. Окончила Московский техникум мукомольной промышленности. Работала на картонажной фабрике. В 1938 году окончила московский аэроклуб, в 1940 году — Херсонскую военную авиационную школу пилотов. Была лётчиком-инструктором во Фрунзенском аэроклубе города Москвы.
С октября 1941 года в рядах Красной Армии. В 1942 году окончила курсы при военной авиационной школе пилотов. С мая 1942 года на фронтах Великой Отечественной войны.
К 25 октября 1944 года командир звена 46-го Гвардейского ночного бомбардировочного авиационного полка (325-я ночная бомбардировочная авиационная дивизия, 4-я Воздушная армия, 2-й Белорусский фронт) Гвардии старший лейтенант И.Ф. Себрова совершила 825 боевых ночных вылетов на бомбардировку войск противника, нанеся ему большой урон в живой силе и технике. Отличилась в боях при прорыве обороны врага на реке Проня, при освобождении Могилёва, Минска, Гродно.
23 февраля 1945 года за мужество и воинскую доблесть, проявленные в боях с врагами, удостоена звания Героя Советского Союза.
Всего совершила 1008 боевых вылетов на бомбардировку живой силы и техники врага.
Награждена орденами: Ленина, Красного Знамени (трижды), Отечественной войны 1-й и 2-й степеней, Красной Звезды; медалями.
* * *
Москва 1941 года. Первый снег запорошил землю. Белым пухом лёг на ещё зелёную листву деревьев, на скамьи в скверах. Первый мороз сковал льдом лужи на мостовой.
Ранним октябрьским утром мы идём по пустынным улицам к Казанскому вокзалу. В колонне одни девушки. На нас новенькая солдатская форма. Поскрипывают большие кирзовые сапоги. Огромные шинели туго затянуты солдатским ремнем. Идём и поём песни. У каждой за плечами рюкзак, котелок, позвякивающий в такт шагу, фляга на поясе. Сапоги скользят по булыжной мостовой. Изредка кто-нибудь падает под звон котелка и общий смех.
Мы идём мимо скверов, откуда торчат стволы зениток, мимо разрисованных домов: на стенах — серые дороги, зелёные деревья; окна — в полосках крест-накрест. Мы идём на войну…
Среди девушек — лётчицы из аэроклубов, московские студентки, техники из ГВФ, комсомолки заводов и фабрик Москвы. Все девушки: и те, кто уже посвятил себя авиации, и те, кто ещё никогда не видел близко самолёта, — пришли добровольно в авиационную часть, организованную известной лётчицей Героем Советского Союза Мариной Расковой.
Вместе с группой лётчиц шагает Ирина Себрова — невысокая стройная девушка с мягкими карими глазами. Шапка надвинута низко на лоб. В лицо бьёт мелкий сухой снежок. Настроение у Иры бодрое, приподнятое. Это — общее настроение. Ира чувствует, что она — частица коллектива, у которого одно общее сердце, молодое, горячее, рвущееся в бой.
Как и многие другие девушки, Ирина Себрова пришла в женскую авиационную часть из аэроклуба. К этому времени, в 23 года, она была уже довольно опытным инструктором, выпустив за 2 года работы во Фрунзенском аэроклубе Москвы несколько групп курсантов.
1936-1938 годы были годами увлечения авиацией. Молодёжь садилась на самолёт. В то время Ирина после окончания школы-семилетки училась в механическом техникуме и работала слесарем по ремонту сшивальных машин на картонажной фабрике. Ира любила возиться с машинами, копаться в новых механизмах, налаживать станки. И когда возникали какие-нибудь неполадки с машинами или на фабрику поступали новые станки, купленные за границей, на помощь звали именно её, а не дядю Васю или других наладчиков. Когда фабрика на собственные средства купила стране самолёт, из аэроклуба прислали 3 комсомольские путёвки для молодёжи, желающей научиться летать. Среди лучших комсомольцев, которых фабрика направила в авиацию, была и Ирина.
Ира быстро научилась летать, и её оставили в группе инструкторов. Затем направили в Херсонское авиационное училище Гражданского Воздушного Флота, по окончании которого она вернулась работать в Москву во Фрунзенский аэроклуб.
С первого дня войны Ира стремилась попасть на фронт. И такая возможность ей вскоре представилась.
…Тает снежок на ресницах. Щёки пощипывает мороз. Дружная песня раскалывает тишину улиц настороженной Москвы. А навстречу ей несётся другая, размеренная и торжественная, песня военного времени: «Вставай, страна огромная!..» Ира чувствует, как от этой песни мороз пробегает по коже, и твёрдый комок подкатывается к горлу. «Вставай на смертный бой!» — И руки сами сжимаются в кулаки.
Этот день, это утро запомнились на всю жизнь, Мы шли на войну. Пусть мы не сразу попали на фронт, а только спустя 7 месяцев, пройдя необходимую учебную и лётную подготовку в тылу, на Волге, но именно этот день был днём, когда мы уходили защищать Родину.
Редкие прохожие останавливались, глядя на нас, и качали головой, вздыхали. А пожилые женщины, утирая слезу краешком платка, горестно смотрели нам вслед и крестили нас дрожащей рукой…
С Ирой я подружилась уже на фронте, когда меня назначили штурманом к ней в экипаж. Это было трудное время. Летом 1942 года наши войска оставили Донбасс, где наш полк начал свою боевую работу. Вместе с войсками и мы отступали всё дальше и дальше на юго-восток. Но, отступая, мы не теряли времени даром: каждую ночь бомбили вражеские части, продвигавшиеся вперёд. А днём перелетали на новую площадку, всё ближе к Кавказу. Обстановка иногда складывалась так, что после выполнения задания опасно было возвращаться на свой аэродром: там уже могли быть фашисты. Случалось часто и так, что мы прекращали полёты среди ночи, получив приказ срочно перелетать на новое место.
В дни отступления я хорошо узнала Иру. Она и раньше мне нравилась — тихая, скромная, удивительно приятная девушка. И втайне я мечтала с ней летать. Когда же после некоторых перемещений в полку нас назначили в один экипаж, я была очень рада. Познакомившись с Ирой ближе, я узнала, что это девушка очень требовательная к себе, в высшей степени честная и не терпящая никакой фальши. Ей были совершенно чужды какая-либо рисовка, стремление показать себя в лучшем свете, неискренность. И если Ира замечала эти черты в других, ей самой становилось как-то неловко и стыдно. Она никогда не поступала вразрез со своими убеждениями или иначе, чем ей подсказывала совесть, и всегда была очень справедлива в своих суждениях. Вероятно, поэтому девушки в полку часто советовались с Ирой по самым различным вопросам и прислушивались к её мнению.
Ира отлично летала — уверенно, спокойно, в любую погоду и в любых условиях. И всё же у неё, как и у многих других, была полоса невезения, которая относится к периоду подготовки к фронту и самому началу боевых вылетов. Ира пережила 2 серьёзные аварии. На её глазах насмерть разбились 4 наших девушки. Чудом остались целыми сама Ира и её штурман — Руфина Гашева. Однако Ира сумела мужественно перенести это трудное для неё время и не поддалась чувству неуверенности, которое может заползти в душу лётчика в подобных случаях.
Ира нравилась мне всё больше и больше. Постепенно мы с ней подружились. Наша дружба, которая длится уже много лет и после войны, никогда ничем не омрачалась. Все эти годы я питаю к Ире самую горячую симпатию и глубоко уважаю её, человека редкой душевной чистоты, с чутким, отзывчивым сердцем и твёрдым, принципиальным характером.
По-настоящему первое боевое крещение мы получили, летая в предгорьях Кавказа. Здесь, в Сунженской долине, окружённой горными хребтами, мы задержались на целых полгода. Полёты в районе Терека были трудными не только из-за того, что противник организовал здесь довольно сильную противовоздушную оборону. Большую роль играла быстро меняющаяся погода и туманы в горах, что усложняло полёты.
Однажды Ира получила задание бомбить немецкие зенитные средства, расположенные в районе города Моздока. В её задачу входило отвлечь внимание зениток и прожекторов на себя, чтобы дать возможность в это время другим нашим экипажам уничтожить боевую технику противника в этом же районе. Когда мы вылетали, темное небо было усеяно крупными звёздами и погода казалась отличной. Но уже за хребтом увидели, что с востока наползал плотный белый туман, грозя закрыть и аэродром, и нашу цель.
— Ира, видишь, туман, — сказала я.
Ира кивнула. И ответила:
— А цель открыта.
«Успеем ли вернуться прежде, чем закроет аэродром?»- подумала я, но ничего больше не сказала. Пока цель открыта, нужно лететь вперёд.
Фашисты встретили нас зенитным огнём. Пошарив в небе, скрестились лучи прожекторов, цепко схватив наш самолёт. К нему потянулись красновато-жёлтые трассы. Стреляли крупнокалиберные пулемёты. Ира маневрировала в огне, насколько это было возможно с нашим тихоходным У-2. Секунды казались часами. Прицелившись, я сбросила бомбы на ближайший прожектор. В это время один за другим отбомбились и 2 других экипажа, летевшие вслед за нами. Теперь можно было уходить. Резко развернувшись, Ира со скольжением попыталась выйти из лучей. Под крылом блеснул Терек. Один за другим прожекторы отключились. Вот они заметались в поисках других самолётов. Но поздно: успешно отбомбившись, оба самолёта уже летели вслед за нами домой.
А туман тем временем почти целиком закрыл аэродром. Там тревожились — то и дело в воздух взлетали ракеты, пятнами расплываясь в тумане. Ира, пробив туман, благополучно посадила самолёт. Следом за нами сели и остальные самолёты.
В другой раз Ире пришлось лететь к цели прямо-таки в нелётную погоду. На полпути от аэродрома до цели мы попали в снегопад. Вскоре землю закрыла низкая облачность, в которой, однако, попадались «окна», то есть просветы. Когда до цели оставалось несколько минут, Ира сказала:
— Будем ждать «окна». Приготовь САБ.
Цель обнаружили легко: при подходе зажглись прожекторы. Лучи упирались в облака. К счастью, мы дождались просвета в облаках. Я поспешила бросить осветительную бомбу.
— Ира, смотри, слева от дороги. Видишь, машины?
— Ну, давай ударим. Не задерживайся, а то закроет.
— Доверни чуть левее. Ещё. Стоп.
Бомбы угодили прямо в машины. Вспыхнул пожар, окрасив облака и землю в багровый цвет. На обратном пути Ира вела самолёт в облаках. Как я ни старалась, но земли разглядеть не могла. На нашем пути лежал горный хребет. Вся Сунженская долина и наш аэродром были закрыты. Нужно было что-то предпринимать.
— Что будем делать? — спросила Ира. — Скоро горы. Где мы сейчас?
Я не могла сказать точно где. Но спуститься ниже нужно было во что бы то ни стало. Решили бросить осветительную бомбу в один из слабых просветов в облаках. Вслед за ней спустились немного ниже и уже потом, когда она погасла, вдруг заметили внизу огонёк.
— Фара! Наташа, это фара на дороге!
Ира стала смело снижаться в её направлении. Вскоре облака оказались выше нас, и мы выскочили на речку. Это была Сунжа. Ира вела самолёт низко-низко вдоль русла реки. Так мы проскочили через ущелье между хребтами и вышли к аэродрому. Нас ждали: самолёт наш сел последним.
На Северном Кавказе Ира Себрова совершила более 250 боевых вылетов. На её счету — повреждённые переправы и железнодорожный состав, вражеские автомашины и боевая техника, склад с горючим под Малгобеком. В ноябре 1942 года Ира Себрова получила первую награду — орден Красного Знамени.
Ира летала много и умело. Она выводила самолёт невредимым из самых сложных ситуаций. Мы с ней считали, что нам везло. В самом деле, ведь мы летали на самолёте под номером «13». Как-то раз инженер эскадрильи Татьяна Алексеева предложила:
— Слушай, Иринка, а не сменить ли тебе номер машины? Живо нарисуем какой-нибудь круглый номер на хвосте. Всё-таки чёртова дюжина…
— Ну не-ет, — протянула Ирина улыбаясь, — наша машинка нас не подведёт.
Когда мотор на нашем самолёте отработал свой ресурс, весь экипаж, оказавшийся «безлошадным», был отправлен в Хачмас, где располагались полевые авиационные мастерские (ПАМ). Ира, захватив механика Валю Шеянкину и меня (мы обе уселись в задней кабине), полетела к Каспийскому морю. Этот наш полёт (а мы были первым экипажем, который полетел на ремонт) положил начало дружбе нашего полка с ПАМом, который почти всю войну ремонтировал наши самолёты. И начальник ПАМа, полковник Бабуцкий, и технический состав мастерских относились к нашим девушкам с большим уважением и симпатией. Самолёты, отремонтированные ПАМом, никогда нас не подводили.
Для Иры этот полёт был знаменательным: здесь она встретилась со своим будущим мужем — техником Александром Хоменко.
Когда Ира красиво посадила самолёт на небольшую площадку возле мастерских, к ней первым подбежал высокий мужчина с чёрными, как смоль, усами, похожий на цыгана: загорелое лицо, нос с горбинкой, живые весёлые глаза.
— Здравствуйте, девушки. Вы откуда же такие явились ?
— Спустились к вам с неба, — засмеялась Ира.
— Ну, тогда добро пожаловать. — И, покрутив чёрный ус, он приложил руку к козырьку.
Саша оказался очень общительным, весёлым парнем. Потом мы узнали, что у него золотые руки. Он любил работать и всё умел. Когда наши лётчицы возвращались в полк на своих «птичках», отлично отремонтированных и выкрашенных под мрамор, мы знали, что это дело его рук. Однажды Саша прилетел к нам в полк и от имени ПАМа передал полку прекрасно сделанный памовцами самолёт.
— Наш ПАМ в знак дружбы и уважения к вашему полку дарит вам самолёт, который мы собрали из запчастей, — сказал Саша.
Самолёт мы назвали «Комсомолкой». Он был вручён лучшему комсомольскому экипажу: лётчице Тане Макаровой и штурману Вере Велик.
Время шло, и наконец мы дождались дня, когда пришёл приказ перелетать на новую точку — вперёд. После разгрома на Волге немецкие войска начали отступать с Кавказа. Теперь мы часто перебазировались с одной площадки на другую, каждую ночь получая задачу: бомбить отступающего противника.
Отходя с Кавказа, немецкие войска оказывали слабое сопротивление, и мы без труда бомбили колонны автомашин и техники, двигавшиеся по дорогам с включёнными фарами. По-прежнему Ира была моим командиром. В одну из боевых ночей мы с ней удачно сбросили бомбы в самую гущу машин, на перекрестке шоссейных дорог под Минеральными Водами. Ира неслышно планировала до высоты 400 — 500 метров.
— Пора. Выдержи курс поточнее, Иринка.
Раздались взрывы. Самолёт тряхнуло волной. Бомбы разорвались прямо на дороге. Вспыхнул пожар. Создалась пробка, движение остановилось.
— Эх, ещё бы хоть парочку бомб ! — с сожалением сказала Ира и, круто развернувшись, взяла курс на аэродром. Нужно было спешить, чтобы успеть слетать ещё раз до рассвета. Словно услышав Ирины слова, кто-то из наших девушек отбомбился точно по машинам.
Двигаясь вперёд за наступающими войсками, наш полк дошёл до Кубани. На большом, настоящем аэродроме (а не на случайно выбранной площадке) в станице Пашковская, под Краснодаром, мы разместили свои У-2 в капонирах. Отсюда Ира десятки раз летала бомбить гитлеровцев под Новороссийском и на «Голубой линии» — укреплённой оборонительной линии фашистов.
Летала Ира уже не со мной, а с другими штурманами — Галей Докутович, Катей Доспановой, позднее с Лидой Целовальниковой. Я же, переучившись на лётчика, по-прежнему оставалась вместе с Ирой. Меня назначили лётчиком в звено, которым она командовала. За то время, пока я летала с ней (а мы с ней 350 раз летали на задания), я многому научилась у неё — Ира была прекрасным инструктором.
Мы по-прежнему дружили. И хотя летали на разных самолётах, я всегда знала, где в тот или иной момент находится Ира, что она делает. Как-то раз мне показалось, что Иру сбили зенитки. Это было летом 1943 года, вскоре после той ночи, когда наш полк потерял сразу 4 экипажа. Ира в то время заменяла командира эскадрильи Дину Никулину, которая лежала после ранения в госпитале. Получив задачу выделить 2 экипажа для полёта на разведку с бомбометанием по выбранной цели, Ира решила лететь сама со штурманом Женей Рудневой, а вторым экипажем назначила меня и штурмана Полину Гельман.
Пролетая по заданному маршруту и отмечая все огневые средства, которые нам встречались, мы с Полиной вдруг увидели, как впереди взметнулись в небо лучи прожекторов и схватили самолёт У-2. «Ира !» — подумала я. Начался обстрел. Трассы пуль, казалось, пронзали Ирин самолёт насквозь. Стреляли крупнокалиберные пулемёты, били зенитки. Самолёт кувыркался в воздухе, пытаясь выйти из лучей.
Увеличив скорость, я на полном газу лечу прямо к Ире. У меня ещё были бомбы. Вот самолёт уже совсем близко. Я вижу, как Ира скользит, пикирует, бросает самолёт в стороны, уходя от огненных трасс. Но вот под крылом моего самолёта уже зеркало прожектора, рядом с ним — пулемёт. Пора! Полина нажимает рычаги — бомбы летят вниз. Тут же гаснет прожектор.
И вдруг я вижу, как круто пикирует Ирин самолёт, — мне кажется, что он падает, и я теряю его из виду. Вышел из лучей или сбит? Этот вопрос мучил меня весь обратный путь. Мне казалось, что самолёт ползёт, как черепаха, хотя летели мы на максимальной скорости. Когда мы сели, Ира ещё не возвратилась. Но вот садится самолёт. Мы с Полиной бежим к нему и на ходу вскакиваем на плоскость.
— Ира! Женя!
Да, это были они, целые и невредимые. Ира и Женя вышли из самолёта и спокойно, как всегда, доложили командиру полка Бершанской о выполнении задания.
В июле 1943 года в жизни Иры Себровой произошло большое событие: она была принята в члены КПСС. В этот день она летала с особенным подъёмом.
Наступила осень 1943 года. Вместе с другими экипажами, выделенными для боевой работы под Геленджиком, Ира Себрова принимала участие в уничтожении немецких войск в районе Новороссийска. Взлетая с небольшой площадки на самом берегу моря, она брала курс на Новороссийск. Внизу, под крылом самолёта, чернела вода. Справа тёмной грядой тянулись горы. Полёты были напряжёнными. Меняющиеся воздушные течения то прижимали самолёт к воде, то подбрасывали его вверх. Несколько десятков боевых вылетов сделала Ира в этом районе.
Когда наши войска прорвали «Голубую линию» и сбросили гитлеровцев с таманской земли, полк обосновался в небольшом рыбачьем посёлке недалеко от Темрюка. Отсюда в течение нескольких месяцев (с октября 1943 года до апреля 1944 года) мы летали на Крым. Ире, одной из лучших лётчиц полка, поручали сложные задания. Она участвовала в оказании помощи небольшой группе наших войск, отрезанной в Эльтигене, летала в море на поиски затерявшихся в шторм катеров, на разведку, бомбила противника под Керчью. В одном из боевых вылетов Ирин самолёт был подбит. Мотор, повреждённый осколком снаряда, остановился, когда Ира находилась ещё над территорией противника.
— Придётся садиться на вынужденную, — сказала Ира Вине Реуцкой, совсем ещё молодому штурману, только недавно начавшей летать.
— Как… садиться? — упавшим голосом спросила Нина. — Где?
— Тут, в Крыму, — ответила Ира.
Не могло быть и речи о том, чтобы пытаться перетянуть через Керченский пролив. Ира планировала, держа курс на восток. «Дотянуть бы только до своей территории», — думала она, а вслух сказала, чтобы успокоить Нину:
— Ничего, всё будет в порядке.
Линию фронта она пересекла, уже значительно потеряв высоту. Сесть на искромсанном снарядами небольшом плацдарме, отвоеванном нашей пехотой под Керчью, было нелёгкой задачей. Ира это знала. Небо на востоке постепенно светлело. Скоро должен был наступить рассвет. Но внизу всё казалось одинаково тёмным, как ни старались Ира и Нина рассмотреть землю, чтобы выбрать площадку для посадки. Всё-таки Ира наметила место, которое казалось ей наиболее подходящим.
Самолёт приближался к земле. Нина быстро выстрелила белую ракету, потом другую. Но и это не помогло: по-прежнему впереди ничего нельзя было рассмотреть. Ира всё внимание сосредоточила на том, чтобы посадить самолёт и вовремя уклониться от возможного препятствия. И когда земля была уже совсем близко, впереди вдруг выросла тёмная масса. Самолёт стукнулся колёсами о землю, пробежал немного и, резко затормозив, уткнулся носом в землю. Выбравшись из самолёта, девушки увидели рядом подбитый танк со свастикой, спутанные клубки колючей проволоки, столбы с проводами. Чуть подальше — наш разбитый истребитель. Земля была изрыта воронками от снарядов и бомб.
Ира и Нина переглянулись и ничего не сказали друг другу. Трудно было поверить, что здесь можно было посадить самолёт и остаться целыми. Рассвет уже наступил, когда девушки добрались до переправы через Керченский пролив. Небольшой катер, увозивший на другой (таманский) берег раненых бойцов, спешил отплыть. Ожидали бомбёжку: немцы прилетали регулярно каждое утро. Девушки с трудом уговорили начальника переправы взять их на переполненный катер. Не прошло и десяти минут, как над головой загудели самолёты. Катер не успел причалить, а вниз уже полетели бомбы. Высадившись на берег, Ира и Нина переждали бомбёжку, укрывшись в воронке от снаряда. Потом пешком и попутными машинами добрались в полк.
Много раз ещё летала Ира бомбить немецкие войска под Керчью и каждый раз искала глазами то место, где посадила подбитый самолёт.
Зимой 1944 года Ира ездила на 10 дней в отпуск. Она побывала в Москве и в родной деревне Тетяковке, где оставались отец и младшая сестра Клава. Там Ира узнала о том, как умерла её мать.
И вот Ира снова в полку. Мы бродим с ней по песчаному берегу. Над серым неспокойным морем проносятся свинцовые тучи. Она рассказывает мне о своей поездке, о Москве, о маме…
— Немцы были в деревне недолго, их быстро оттуда выгнали. А мама умерла…
Ира рассказывает медленно, словно думает вслух. Тонким прутиком она чертит какой-то рисунок на мокром песке. Линии быстро исчезают, размываемые водой.
— Наверное, она и сейчас была бы жива… Они у всех отбирали тёплую одежду. А с неё силой стащили валенки… У мамы было больное сердце…
Ире больше не хочется говорить. И я молчу тоже. Да и на полёты пора. Мы медленно поднимаемся по узкой тропинке в посёлок…
В апреле началось большое наступление на Крым. Апрель — май мы двигались вперёд. Вместе с другими лётчицами Ира бомбила отступавшие вражеские войска на крымских дорогах, под Феодосией, Балаклавой, Севастополем. После освобождения Крыма полк участвовал в операциях по разгрому гитлеровских войск в Белоруссии, затем в Польше и, наконец, в самой Германии.
Ира Себрова со своим штурманом Лидой Целовальинковой летала на уничтожение немецких группировок, так называемых котлов, бомбила немецкие войска под Белостоком, Варшавой, Штеттином, на Немане, Висле и Одере. Не раз Ире приходилось попадать в трудные условия, под обстрел, садиться ночью вынужденно на подбитом самолёте.
В одну из боевых ночей Ира и Лида, выполнив задание, возвращались на свой аэродром.
— Погода что-то портится, — сказала Лида, — и ветер изменился: сносит нас теперь влево.
Вскоре пошёл густой снег. Ориентироваться стало невозможно. Ира продолжала лететь с курсом на аэродром. Но кончилось расчётное время, а снег не переставал, и всё вокруг было закрыто пеленой. Девушки не видели, когда они пересекли Вислу. Горючего в баке оставалось совсем мало, когда Ира сказала:
— Что ж, будем садиться!
Четыре раза пробовала Ира сесть, но каждый раз у самой земли перед самолётом вставало какое-нибудь препятствие — лес, столбы с проводами, деревья. Наконец на пятый раз она посадила самолёт. И тут же могор стал: бак был пуст…
За образцовое выполнение боевых заданий командования, мужество, отвагу и геройство, проявленные в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками, Указом Президиума Верховного Совета СССР от 23 февраля 1945 года Гвардии старший лейтенант Себрова Ирина Фёдоровна удостоена звания Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда» (№ 4856).
Пришла весна 1945 года. Война приближалась к концу. В воздухе пахло победой. Остались позади Висла и Одер. Последние свои боевые вылеты экипажи полка совершали, летая из района Ной-Бранденбурга на порт Свинемюнде, откуда эвакуировались на кораблях немецкие войска.
Оставались считанные дни до победы. Пал Берлин. На следующий день после взятия немецкой столицы Ира и я, летая днём, уклонились от своего маршрута и полетели смотреть Берлин. Огромный город, весь в развалинах, окутанный дымом, лежал внизу. Во многих местах догорали пожары. Снизившись, мы развернулись над Бранденбургскими воротами, покружили над Рейхстагом. Парой пролетели низко-низко над флагом Победы.
Да, это был Мир, долгожданный Мир, к которому Ирина Фёдоровна Себрова пришла дорогой подвига, совершив 1008 успешных боевых вылетов.
С 1948 года Гвардии старший лейтенант И. Ф. Себрова — в запасе, а затем и в отставке. Работала в Московском авиационном институте. Жила в Москве. Умерла 5 апреля 2000 года. Похоронена на кладбище «Ракитки» (участок 2).
Меклин (Кравцова) Наталья Федоровна
Родилась 8 сентября 1922 года в городе Лубны, ныне Полтавской области, в семье служащего. Жила в Харькове и Киеве. В 1940 году окончила среднюю школу и аэроклуб, в 1941 году — 1-й курс Московского авиационного института. С октября 1941 года в рядах Красной Армии. В 1942 году окончила Энгельсскую военную авиационную школу пилотов.
С мая 1942 года в действующей армии. К декабрю 1944 года старший лётчик 46-го Гвардейского ночного бомбардировочного авиационного полка (325-я ночная бомбардировочная авиационная дивизия, 4-я Воздушная армия, 2-й Белорусский фронт) Гвардии лейтенант Н. Ф. Меклин совершила 840 боевых вылетов на бомбардировку важных объектов в тылу врага, скоплений его живой силы и боевой техники, нанеся ему значительный урон. Во время Белорусской операции 1944 года бомбила скопления войск противника на реке Проня и Днепр, в районе Могилёва, Минска, Гродно.
23 февраля 1945 года за мужество и воинскую доблесть, проявленные в боях с врагами, удостоена звания Героя Советского Союза. Всего выполнила 982 успешных боевых вылета.
В 1953 году окончила Военный институт иностранных языков. С 1957 года Гвардии майор Н. Ф. Меклин — в запасе. Живёт в Москве. Почётная гражданка города Гданьск (Польша). Зачислена в члены трудового коллектива цеха № 5 ПО «Оргсинтез» имени 60-летия СССР в городе Волжский Волгоградской области.
Награждена орденами: Ленина, Красного Знамени (трижды), Отечественной войны 1-й и 2-й степени, Красной Звезды, «Знак Почёта»; 12 медалями. Её именем названы школы в городах Северодвинск, Смоленск, Полтава, Ставрополь.
* * *
Школьные годы Наталья провела в Харькове и Киеве, где в 1940 году с отличием окончила среднюю школу № 79. В школе увлекалась спортивной гимнастикой, завоёвала вторые места в соревнованиях среди школьников Киева. Не раз занимала первые места на республиканских соревнованиях по стрельбе из малокалиберной винтовки и пистолета. Среди первых её наград — гитара и чернильный прибор из карельской берёзы.
В старших классах увлеклась планеризмом. Записалась в планерную школу при Киевском Дворце пионеров. После изучения теории ездила с друзьями в пригороды Киева, где с холмов летала на планерах. Поскольку вес у Натальи был небольшой, ей приходилось брать с собой в кабину мешочек с песком, на котором она сидела. Это было необходимо для правильной центровки.
Весной и летом 1940 года продолжила занятия в Киевском аэроклубе. Приходилось вставать ранним утром, чтобы ехать в Святошино на полёты. В это же время в школе были выпускные экзамены, и готовиться к ним Натальи приходилось в трамвае по дороге на аэродром и в промежутках между полётами.
В конце лета Наталья уехала в Москву поступать в авиационный институт. Поскольку она была отличницей, её приняли без экзаменов на 1-й курс самолётостроительного факультета. Поначалу учёба шла не очень хорошо, были «хвосты», которые приходилось пересдавать. В Москве Наталья много ходила в театры, на концерты, в обсерваторию.
В первый же день войны бомбёжке подвергся родной Киев, где остались родители и младший брат, а в начале июля 1941 года большой отряд студентов МАИ отправился копать противотанковые рвы в Орловскую и Брянскую области. В этом отряде была и Кравцова. На длинной трассе рва работали студенты многих вузов Москвы. Копали с утра до позднего вечера с перерывом на обед, который готовили дежурные. Лопатами выбрасывали землю, торф, глину — так, чтобы ров имел в глубину 3,5 метра. Пешком делали большие переходы по 30 — 40 километров с одного места на другое. Шли в жару босиком по пыльным дорогам, а над головой пролетали немецкие бомбардировщики — на Москву…
В институт вернулись в первых числах сентября, проработав 2 месяца вместо нескольких дней. Из Брянска уезжали последним поездом, город горел после бомбёжки.
В начале октября 1941 года стало известно, что знаменитая лётчица Герой Советского Союза Марина Раскова набирает девушек в авиационную часть, чтобы воевать с врагами. Наталья пошла в ЦК комсомола, где проходил набор. Из разных городов прибывали сюда лётчицы из Гражданского Воздушного Флота, аэроклубов, техники, парашютистки.
Почти 2 недели провели в Академии имени Жуковского: здесь всем выдали обмундирование, разделили на группы, и 16 октября, когда немцы уже вплотную приблизились к Москве, лётчиц товарным поездом отправили в Энгельс в лётную школу. Позади остались 7 месяцев напряжённой учебы и тренировочных полётов — и 3 женских авиационных полка (истребительный, полк пикирующих бомбардировщиков и полк ночных лёгких бомбардировщиков) улетели на фронт. Эти полки провоевали всю войну, но единственным чисто женским полком остался полк ночных бомбардировщиков. Командиром полка была назначена Евдокия Давидовна Бершанская, опытный лётчик из гражданской авиации с 10-летним лётным стажем.
В мае 1942 года полк ночных бомбардировщиков У-2 прилетел в Донбасс. Труд Горняка — посёлок под Краснодоном — первая площадка, откуда Наталья Кравцова начала летать на боевые задания. Бомбили немцев на реке Миус, в Донбассе, на Дону. В середине лета под напором немецких танков, которые прорвали оборону, началось большое отступление советских войск. Немцы наступали двумя лавинами: к Сталинграду и к южным нефтяным районам Грозного и Баку. Лётные экипажи, отступая, ночью бомбили врага, а днём перебазировались на новую точку. Иногда срочно улетали ночью, прекратив полёты на задания, когда танки подходили к аэродрому… Так, отступая, полк оказался южнее Терека. Дальше к югу были высокие горы…
За 3 года женский полк прошёл боевой путь от Терека до Берлина. Бомбили немцев в предгорьях Кавказа, на Кубани, на Таманском полуострове, в Крыму, в Белоруссии, Польше и Германии. Летали ночью на лёгких тихоходных самолётах По-2, против которых действовали вражеские прожекторы, зенитки и ночные истребители. Бомбили переправы, огневые точки, скопления войск, укреплённые районы, штабы, железнодорожные станции и эшелоны, автомашины, самолёты на аэродромах… Девушки — лётчицы доставляли врагу столько вреда и хлопот, что они прозвали их «ночными ведьмами».
Полк также нёс немалые потери. Лётчицы погибали от огня зенитной артиллерии и атак истребителей. Самолёт легко загорался в воздухе, и вместе с ним горели экипажи: парашюты они стали брать в полёты только за полгода до конца войны. Всего полк потерял 31 лётчицу, 5 из которых посмертно были удостоены звания Герой Советского Союза. Те же, кто получал ранение, возвращались из госпиталя в полк и продолжали летать.
В настоящее время Н. Ф. Кравцова трудится над своей новой книгой воспоминаний — «Хроника лёгкого ночного бомбардировщика По-2, или 46-й Гвардейский женский полк». Вот как она описывает один из эпизодов своей фронтовой жизни:
«Задание — бомбить Багерово, железнодорожную станцию западнее Керчи. Сюда приходят немецкие эшелоны, подвозят к фронту оружие, снаряды, подкрепления.
…Некоторое время самолёт летел выше облаков. «Пора снижаться,» — сказала мой штурман Нина Реуцкая. Мы вышли из облаков на высоте 500 метров. Перед нами, как на ладони, лежала станция, наш ПО-2 тоже был отлично виден с земли. Я знала, что нам будет жарко: на высотках здесь стоят прожекторы, зенитки. Сейчас они затаились и молчат, выжидают… Это действует на нервы. Пора. Ещё секунда… Нет, две… Что же они медлят?
В таких случаях у меня в желудке появляется ощущение холода, как будто я проглотила лягушку. Лягушка — это страх. Обыкновенный противный страх, который нужно преодолеть: всё равно я пройду через всё то, что меня ждёт.
Включились 4 прожектора. Рявкнула первая зенитка. Вторая… Яркие вспышки приблизились к самолёту. Я выдерживаю курс: Нина бомбит по эшелону. Вокруг самолёта раскатисто, с сухим треском рвутся снаряды. Пахнет порохом, гарью. Бросая самолёт то в сторону, то вниз, стараюсь угадать, где разорвётся следующий снаряд…
Мы уходили на север, в море. Прожекторы не отпускали нас, пока мы не оказались низко над водой. Лучи совсем легли на землю. Наконец, погасли. Нина сказала: «Наташа, посмотри на плоскости». Я увидела 2 большие дыры в нижнем крыле, насквозь просвечивало верхнее, лонжерон перебит, болтались как флаг куски перкали. Но самолёт летел, и все страхи были позади. Вдруг ноги мои затряслись, запрыгали, стуча о пол кабины. Я изо всех сил прижала их руками — не помогло. Постепенно всё прошло. Теперь мы летели в чистом небе — никакой облачности. Мирно светили звезды. Впереди на земле уже виднелись 3 неярких огонька. Там нас ждали. Там был наш дом».
46-й Гвардейский полк ночных бомбардировщиков 4-й Воздушной армии получил почётное наименование Таманского, был награждён орденами Красного Знамени и Суворова 3-й степени, получил 22 благодарности Верховного Главнокомандования. Восемь раз Москва салютовала частям, среди которых назывался и полк подполковника Бершанской. 23 лётчицы получили звание Героя Советского Союза, а 2 — Героя России.
Боевые экипажи полка сделали в общей сложности 24 000 боевых вылетов, сбросили на врага 3 000 тонн бомбового груза. 982 боевых вылета на счету лётчицы полка, командира звена и знаменосца Наталии Кравцовой. Указом от 23 Февраля 1945 года ей было присвоено звание Героя Советского Союза.
После войны Н. Кравцова окончила Военный институт иностранных языков (1948 — 1953 гг.), работала в информационном отделе Управления Генерального штаба Советской Армии переводчиком — референтом, затем в Издательстве военно — технической литературы на иностранных языках переводчиком, редактором. В отставку вышла в звании Гвардии майора.
С 1972 года — член Союза писателей. Ею изданы повести: «От заката до рассвета», «Вернись из полёта !», «Из-за парты — на войну», «За облаками — солнце», «Госпитальная палата», «На горящем самолёте», а также очерки и рассказы. За сборник повестей «Вернись из полёта !» была удостоена медали имени Фадеева.
* * *
Знаменосец полка.
В феврале 1959 года в Краснознамённом зале Центрального Дома Советской Армии в Москве состоялась волнующая встреча молодых воинов и представителей общественности с бывшими лётчицами 46-го вардейского Таманского авиационного полка. Зал был переполнен. Под звуки марша в дверях появилось боевое Гвардейское полковое знамя. Его несла, как и в военные годы, знаменосец полка Наташа Меклин ( ныне Кравцова ). Зал аплодировал. Тяжёлый шёлк знамени мерно колыхался в такт чёткому шагу знаменосца. На алом полотнище блестели два боевых ордена.
Пройдя на сцену, Наташа Меклин застыла около знамени по стойке «смирно». На трибуну вышла бывший заместитель командира полка Серафима Тарасовна Амосова и начала рассказ о боевом пути полка. А Наташа, незаметно коснувшись щекой мягкого шёлка знамени, вспомнила, как она впервые несла его мимо чёткого строя своих боевых подруг, как командир полка Евдокия Давыдовна Бершанская, склонившись на колено, целовала край знамени.
— Упорным трудом, отличной боевой работой завоевали мы звание Гвардейцев… — донеслись до Наташи слова Амосовой.
…В перерыве к Наташе подошла пожилая женщина и, глядя на неё восхищённым взглядом, спросила с удивлением:
— Милая девушка, а сколько же тебе было лет, когда ты пошла на войну? Ты такая юная!
Стоявшая рядом Ира Себрова, самая близкая Наташина фронтовая подруга, посмотрела на неё и подумала: «И в самом деле, надеть бы сейчас на неё гимнастёрку и брюки, которые она носила во время войны, и опять выглядела бы Наташа мальчиком-подростком, каким она казалась в годы войны».
…Наташе Меклин было неполных 19 лет, когда над нашей страной пронеслось страшное слово: «Война!». В то памятное воскресное утро 22 июня 1941 года Наташа, сдав накануне последний экзамен за первый курс в МАИ, проснулась поздно. Проснулась она от ощущения быстрого падения. Ей снилось, будто бы она, как и год назад, летит на самолёте с инструктором. Под крылом блестит Днепр, вдалеке белеет большой красивый город — её родной Киев. Наташе хочется лететь дальше, выше.
«Меклин, ты строишь не «коробочку», а египетскую пирамиду», — слышит она в переговорном аппарате строгий голос инструктора Касаткина. Она глянула вниз. И вот уже нет ни Днепра, ни Киева. Под ней голая, обожжённая земля и одинокая пирамида — совсем как в учебнике по истории. Она хочет получше рассмотреть пирамиду, склоняется за борт, самолёт кренится, входит в крутую спираль и падает, падает…
«Вот странно, — пробудившись, думает она, — сон повторил почти в точности то, что было. Даже египетскую пирамиду — ведь это было излюбленной поговоркой нашего инструктора».
Мысли как-то незаметно настроились на «обратный ход». Наташа вспомнила Киев, школьных товарищей, аэроклуб. Улыбнулась, припомнив свой первый и единственный прыжок с парашютом, когда её, тоненькую, худенькую девчонку, унесло ветром далеко от аэродрома. Её не сразу нашли в густой ржи, куда она приземлилась…
Как хорошо, что утомительные экзамены уже позади и она через несколько дней будет дома, увидит родителей, братишку, будет гулять с подругами по Крещатику, купаться в Днепре… Она весело вскочила с койки, включила радио.
«…Враг вероломно напал на нашу Родину…» — послышалось из репродуктора.
Не сразу дошёл до Наташи весь суровый смысл только что услышанного. Но дальнейшие слова диктора не оставляли никаких сомнений — началась война!…
Через несколько дней Наташа Меклин вместе со многими комсомолками МАИ уехала на трудовой фронт. В течение 3-х месяцев она с лопатой в руках исходила по Орловской и Брянской областям не один десяток километров, участвуя в создании оборонительных сооружений. Работать приходилось от зари до зари. Ныла спина, затекали и немели пальцы рук, горели на ладонях мозоли.
— Молодцы, девчата! — хвалил студенток руководитель работ. — Вы каждый день перевыполняете норму землекопа-мужчины.
«Это, конечно, хорошо, — думала Наташа, — но я хочу не с лопатой, а с оружием в руках участвовать в защите Родины».
Возвратившись в Москву, Меклин пошла в военкомат.
— Отправьте меня на фронт, — попросила она.
Военком удивлённо посмотрел на неё:
— А какая же у тебя военная специальность?
— Я пилот запаса. Окончила аэроклуб. Могу и медсестрой.
Военком, пожилой мужчина с глубокими морщинами на лице, видя, с каким нетерпением и надеждой ждёт его ответа эта несколько смущённая девочка, не захотел огорчать её категорическим отказом и, пытаясь перевести разговор на шутливый тон, сказал:
— Пойдёшь на фронт, дорогая. Только после меня.
— То есть… как? — не поняла Наташа.
— Да так. Что ж, ты думаешь, я девчонок буду отправлять на фронт, а сам буду сидеть вот здесь, в кабинете? Нет, милая, иди пока домой, а то мать небось уже волнуется за тебя.
И «милая» ушла. Только не домой, она записалась на курсы медсестёр.
Однажды, придя из двухдневного тренировочного похода, Наташа с удивлением заметила, что в институте царит какая-то непонятная суматоха.
— Что случилось? — спросила она у знакомой студентки, которая с бумажкой в руках спешила куда-то.
— Институт эвакуируется!
— А ты куда бежишь?
— В ЦК комсомола. Создается женская авиачасть под командованием Расковой. Я иду туда.
— А меня возьмут?
— Не знаю. Попытайся…
На другой день Наташа Меклин была в ЦК ВЛКСМ, где проходил отбор девушек в авиачасть Героя Советского Союза Марины Расковой, а ещё через день она с рюкзачком в руках явилась на сборный пункт. Вечером Марина Михайловна Раскова вызывала по очереди всех девушек к себе в кабинет для беседы, в ходе которой решался вопрос, в какую группу следует определить каждую девушку.
Наташа не без волнения и робости вошла в кабинет. Ещё бы! Ведь она втайне надеялась, что её зачислят в лётную группу. Раскова внимательно посмотрела на неё. Небольшого роста, худенькая, с тонкими, миловидными чертами лица. Спокойный, мягкий взгляд умных серых глаз. Чёткие дуги чёрных бровей. Гладко зачесанные на прямой ряд каштановые волосы. «Совсем ещё девочка», — подумала она с нежностью.
— Я зачислю тебя в штурманскую группу, — сказала в конце беседы Раскова. — Для лётчика у тебя налёт маловат. Согласна?
Наташа понимала, что лётного опыта у неё практически нет. «Хорошо ещё, что штурманом берут, — утешала она себя. — Вон других девушек из МАИ назначили авиамеханиками, а это значит — прощай, небо! Да, штурманом тоже неплохо».
Она поспешно согласилась. Но всё же в самом сокровенном уголке своего сердца она затаила мечту стать лётчицей. И эта мечта сбылась. Правда, не сразу. Прошло больше года, прежде чем Наташа села в переднюю кабину лётчика и взяла управление самолётом в свои руки…
Наташа Меклин с первых же вылетов зарекомендовала себя как хороший, толковый штурман. Она была спокойна в воздухе, без суеты и нервозности выполняла все то, что положено выполнять штурману. И её первая лётчица, Маша Смирнова, строгая, требовательная, была вполне довольна своим «штурманёнком», как иногда ласково называла она Наташу.
Потом её назначили в экипаж Иры Себровой. Девушки быстро сдружились. Наташе всё нравилось в Ире: чуть застенчивая улыбка, открытый взгляд добрых карих глаз, мягкий юмор, спокойный оптимизм, лётный почерк. И Наташе казалось, что нет в полку лётчицы лучше, чем Ира.
Для успешного выполнения боевых заданий очень большое значение имеет слетанность экипажа. Наташа и Ира быстро достигли этого. Однажды — это было на Северном Кавказе — несколько экипажей, в том числе и экипаж Себровой — Меклин, получили задание уничтожить склад горючего, который находился в населённом пункте Малгобек, под Грозным. Наташа с Ирой вылетели первыми. В чёрном южном небе мерцали далёкие звёзды. Но их скупой свет не освещал землю. Над целью Наташа сбросила САБ, земля под самолётом осветилась.
— Ира, я вижу цистерны! — радостно воскликнула Наташа. — Вон они, около белых домиков!
— Ну, давай, Наташа, постарайся.
И Наташа постаралась. Бомбы гулко рванули, а в следующее мгновение на земле вспыхнул пожар, который полыхал всю ночь. Экипажи, бомбившие цель немного позже, добавили жару, и склад был полностью уничтожен.
Через 2-3 дня во фронтовой газете появился очерк о метком ударе ночных бомбардировщиков. Рядом был помещён фотоснимок двух девушек в лётной форме — Наташи Меклин и Иры Себровой.
Часто, возвращаясь с задания, Ира передавала управление самолётом штурману. Наташа всегда с нетерпением ждала момента, когда Ира скажет:
— Ну, бери, Наташа!
Поэтому, когда Меклин сказала ей, что хочет стать лётчицей, Ира не удивилась.
— Что ж поделаешь, жалко мне с тобой расставаться, но тебя ведь всё равно не удержишь. Иди, добивайся. Желаю тебе успеха!
Наташа Меклин и ещё 3 штурмана, мечтавшие стать лётчицами, обратились к заместителю командира полка Амосовой. Она обещала им помочь, тем более что лётчиц в полку не хватало. Составила программу тренировочных полётов и сама взялась за подготовку.
— Только учтите, девушки, что эта переподготовка не освобождает вас от боевых вылетов в качестве штурманов, — предупредила Амосова.
Не зря поётся в песне: «Кто хочет, тот добьётся!» Сбылась мечта Наташи: 18 мая 1943 года она полетела в свой 381 боевой вылет уже лётчицей!
Первые вылеты Наташи в качестве лётчика совпали с трудным периодом в боевой работе полка. Враг упорно сопротивлялся наступлению наших войск на Тамани. Его противовоздушная оборона была насыщена до предела. Он начал применять против самолётов По-2 новую тактику: фашистский ночной истребитель подходил к висящему в лучах прожекторов нашему маленькому самолёту и в упор расстреливал его. Так в одну ночь полк потерял 4 экипажа, погибло 8 девушек…
Наташа вместе со всеми глубоко переживала гибель боевых подруг. Её серые глаза, окаймлённые синевой от усталости и горя, глубоко запали, сделались тёмными.
— Наташа, ты повнимательнее летай, — осторожно советовала ей Ира Себрова.
Наташа понимала беспокойство подруги. Но разве можно уклониться от всех пуль и снарядов? Пробоины и дыры в самолёте стали появляться всё чаще и чаще.
— Не беспокойся, Ириночка, ничего со мной не случится. Я верю, что дождусь конца войны, потому что я очень этого хочу. А ведь мне всегда удавалось добиться того, чего хочу, — шутила Наташа.
В октябре 1943 года немецкие войска были сброшены с Таманского полуострова. За активное участие в боях за Тамань женский полк ночных бомбардировщиков получил наименование «Таманский».
…Крым. Наташа знала его только по рисункам и кинокартинам. Он всегда представлялся ей солнечным, весёлым, в зелени виноградников, садов и пальм, с синей каймой моря, с белыми дворцами-санаториями. А он лежит вот сейчас под крылом самолёта тёмный, настороженный…
Наташа Меклин со штурманом Ниной Реуцкой летят бомбить врага на станции Багерово, под Керчью. Нина ещё моложе Наташи, и это её первые боевые вылеты. Она обожает свою лётчицу и безгранично верит ей.
Ночь лунная, но облачная. Они летят под самой нижней кромкой облаков. Высота — 600 метров.
«Маловато», — с тревогой думает Наташа.
Лётчицы женского полка уже успели узнать, что такое Багерово. Это целый лес прожекторов и шквал зенитного огня. Наташа понимает, что их самолёт заметен на светлом фоне облаков, поэтому время от времени она входит в облака. Вот и станция. Штурман сбрасывает САБ, и обе девушки, склонившись за борт, внимательно смотрят вниз. Станция забита эшелонами.
— Нина, целься точнее. Я ложусь на боевой курс, — говорит Наташа.
Услышав гул мотора в небе, включились прожекторы, нащупали самолёт и зажали его в ярком пучке лучей. Зенитки дружно набросились на освещенную цель. Наташа, стиснув зубы, старалась не отводить взгляда от приборной доски и с напряжением ждала момента, когда штурман сбросит бомбы. Вокруг их самолёта беспрерывно рвались снаряды. Появилось много пробоин в плоскостях.
«Почему это Нина так долго не сбрасывает бомбы? Уж не случилось ли что?» — думает Наташа.
В этот момент бомбы отделились от самолёта и полетели вниз. Девушки увидели сильный взрыв. Наташа стала энергично маневрировать, чтобы выйти из слепящих лучей прожекторов. Она бросает самолёт из стороны в сторону, резко скользит, но ничего не помогает. От всех этих маневров высота быстро падает — 400, 200, 100 метров… Девушки пытаются уйти в море, но ветер встречный, и самолёт, кажется, висит на одном месте.
Но вот и берег. Зенитки уже перестали стрелять. А прожекторы всё ещё держат По-2, хотя их лучи почти лежат на земле. Самолёт уходит всё дальше в море. Один за другим гаснут прожекторы — они уже бессильны. Пройдя ещё немного северным курсом, Наташа разворачивается и идёт с небольшим набором высоты вдоль берега. Опасность, кажется, миновала.
— Ну как? — спрашивает она штурмана. — Страшно?
— Знаешь, Наташа, когда стреляли, то я не думала о страхе, а вот сейчас стало страшно, даже колени дрожат.
— Ничего, это нормально. У меня тоже дрожат.
Когда девушки возвратились, их техник, Галя Пономаренко, осмотрев самолёт, сказала:
— Как это вы долетели на таком решете? Все плоскости изорваны, лонжерон перебит. Больше летать нельзя.
— Есть другой самолёт, — сказала командир полка. — Полетите ещё?
— Конечно, — ответили девушки.
— Только смотрите, чтоб ни одной пробоины не было, а то накажу, — пошутила она.
И девушки опять поднялись в ночное небо.
Они поднимались и сбрасывали бомбы на врага ещё много ночей, пока Крым не был освобождён. В последние дни пребывания в Крыму фашистам пришлось туго. Прижатые к морю южнее Севастополя, они в панике эвакуировались по морю и по воздуху. Единственный аэродром, который ещё оставался в их руках, лихорадочно работал день и ночь. Наша авиация наносила массированные удары по отступавшему врагу. Женский 46-й Гвардейский полк тоже принимал в этом участие. Наташа Меклин не раз вылетала на бомбёжку вражеского аэродрома. Вылеты были успешными и благополучными. Но вот однажды…
Вместе с Ниной Реуцкой они вылетели на задание, когда на землю опустилась ночь. Они решили в этот раз набрать побольше высоту, чтобы спокойно перевалить через горы, и потом с планирования ударить по аэродрому. Ещё на дальних подступах к цели девушки увидели, что включилось множество прожекторов, которые искали кого-то в ночном небе.
— Двадцать четыре прожектора, — подсчитала штурман.
Пора уже и снижаться. Наташа убирает газ и начинает бесшумно планировать. Впереди хорошо обозначается аэродром. Там горят стартовые огни, видно, как самолёты заходят на посадку, — им теперь уж не до маскировки. Огоньки старта подходят всё ближе, ближе… Наташа, увлекшись заманчивой целью, совсем забыла о том, что её самолёт планирует, снижается. И когда она бросила взгляд на высотомер, то не поверила своим глазам — 400 метров! У неё ёкнуло сердце. «Как же это я так увлеклась? — в растерянности подумала она. — Но давать газ нельзя: враг может услышать и помешать точно отбомбиться. Нужно планировать теперь до момента сбрасывания бомб»…
— Сейчас буду сбрасывать бомбы, — слышит Наташа голос своего штурмана.
«Давно пора, — подумала Наташа, — нужно скорее набирать высоту, а то как бы не сесть на вражеском аэродроме».
Бомбы так рванули, что самолёт подбросило: высота была слишком мала. На земле вспыхнул пожар. Наташа включила полный газ. Мотор взревел.
«Ну, сейчас дадут нам жару! — подумала каждая про себя. — Нас теперь и видно и слышно».
Но что за чудо? Прожекторы моментально выключились, перестали бить зенитки.
— Что это они, неужели нас испугались? — с удивлением спрашивает Нина Реуцкая.
— Не думаю. Просто они приняли, наверно, наш самолёт за свой. Мы ведь очень низко идём, нам создали условия для посадки.
— Нет уж, мы лучше пойдём на свой аэродром, хотя для этого нам нужно перелезть через горы, — говорит Нина.
Девушки благополучно вернулись на свой аэродром. А ведь могли бы и не вернуться: такие полёты редко проходят безнаказанно!
Кавказ, Крым, Черное море — всё осталось позади. Полк перелетел в Белоруссию. Несмотря на то что здесь не было ни гор, ни морей, полёты были по-своему трудными, сложными. И так уж отсюда повелось, что всякий раз перед началом напряжённой боевой ночи на аэродром выносилось Гвардейское знамя полка. Его всегда несла Наташа Меклин, крепко сжимая в руках древко. Развернутое знамя стояло потом на КП до самого утра, блестя пурпурным шёлком в скупом свете стартовых огней. А Наташа, уходя в очередной боевой вылет, думала: «Нужно выполнить задание так, чтобы быть достойной нести вперёд наше знамя».
…Это было в Восточной Пруссии. Метёт февральская метель. Полк из-за непогоды не летает уже двое суток. Вечереет… Вдруг раздается команда:
— Боевые экипажи, в штаб для получения задачи!
Через 10 минут командир полка майор Бершанская ставила задачу:
— Нам нужно любой ценой доставить боеприпасы в пункт Н. На этом участке фронта создалась очень сложная обстановка. Вот здесь, — она указала карандашом на карте, — одна наша часть, выдвинувшись вперёд, практически оказалась отрезанной. Узкий перешеек, соединяющий эту часть с нашими войсками, простреливается противником. Бойцы заняли оборону, но у них кончились боеприпасы. Нам нужно сбросить им несколько ящиков с патронами. Сейчас вооруженцы подвешивают груз. Ваша задача: сбросить ящики в точно обозначенное место. Там будут выложены три костра. Полетят… — и Бершанская назвала несколько фамилий, среди которых была и фамилия Меклин.
Через несколько минут Наташа с Ниной Реуцкой были уже у самолёта.
— Что это вы делаете? — с удивлением спросила она вооруженцев, которые верёвками прикрепляли ящики на плоскостях.
— Подвесить груз к замкам бомбодержателей оказалось невозможным, — пояснила подошедшая инженер полка по вооружению Стрелкова, — поэтому пришлось положить ящики прямо на плоскости. Штурману стоит только потянуть за конец верёвки, и они, высвободившись из петли, соскользнут с крыла.
— Вы уверены, что соскользнут? — с сомнением спросила Меклин.
— Да, конечно, — не совсем уверенным голосом ответила инженер. — Во всяком случае, придумывать что-либо другое нам некогда. Время не терпит.
— Ну, хорошо. Садись, Нина, полетим, — сказала Наташа, обращаясь к своему штурману. — Да смотри не забудь: тебе нужно будет дёргать не за шарики бомбосбрасывателей, а за верёвку…
По ночному небу неслись лохматые серые тучи, и лишь кое-где в небольших просветах мелькали бледные звёзды. Минут через 10 пошёл мокрый снег. Самолёт начал покрываться тонкой ледяной коркой, но две девушки продолжали полёт. На крыльях своего маленького самолёта они несли помощь нашим бойцам, попавшим в беду.
— Наташа, подходим к линии фронта, — сообщила штурман.
Впереди еле заметно засветились 3 оранжевые точки.
— А вон и костры, Нина, видишь?
— Да, мы вышли точно на них.
Наташа убрала газ и начала планировать. Штурман держала наготове концы верёвок. Высота — метров 20 — 30. Костры уже под мотором. Штурман дёргает за верёвки, но ящики будто примёрзли к плоскостям, не хотят падать вниз. Меклин разворачивается и снова заходит на цель. Реуцкая ещё энергичнее дёргает за верёвки, а ящики лежат.
— Что же делать? — спрашивает лётчица.
— Знаешь что, Наташа? Я вылезу на плоскость и столкну их. Другого выхода нет.
— Ты с ума сошла! Да тебя сдует с плоскости!
— Не сдует! Я буду держаться!
Реуцкая привстала с сиденья и перекинула ногу через борт кабины.
Наташа понимала, что штурман приняла правильное решение, но она понимала также и то, что из-за одного неосторожного движения Нина могла сорваться и полететь вниз. Но ведь ящики-то надо сбросить!
И Наташа молча согласилась, уменьшила скорость и с огромным напряжением, с величайшей осторожностью стала снова заходить на костры. Оглянувшись, она увидела, как ящики от толчков отважного штурмана соскользнули с трапа. Нина перелезла на другое крыло. Наташа сделала плавный разворот и опять зашла на 3 огонька. На лбу у неё выступил холодный пот, руки онемели от напряжения: трудно пилотировать, когда знаешь, что малейшая неточность может стоить жизни боевой подруге.
Наконец все ящики были сброшены. Штурман села в кабину, и Меклин услышала по переговорному аппарату её голос:
— Всё в порядке, Наташа, можно лететь домой.
Они сделали ещё круг над кострами. Видно было, как внизу бегали люди, махали руками, выражая, наверное, радость и благодарность.
Обратный путь был тоже не лёгок. Повалил густой снег, небо и земля слились в одну серую, густую мглу. Пришлось пилотировать по приборам, а это не так-то легко на По-2. Еле нашли свой аэродром. Мобилизуя всё своё внимание, Наташа зашла на посадку, плавно коснулась лыжами укатанной снежной полосы, которая уже успела покрыться сырым, рыхлым снегом. Едва зарулили они на стоянку, как к самолёту подошла инженер по вооружению, с нетерпением ожидавшая их прилёта:
— Ну как, девушки? Легко сбросились ящики?
Наташа смертельно устала. Теперь, после пережитого волнения и огромного напряжения, всё тело её расслабилось, хотелось покоя, и не было, кажется, сил даже шевелить языком. Она односложно ответила:
— Ваша верёвочная система не сработала. Нина вылезала из кабины. Сталкивала ящики руками. И ногами…
Понимая состояние девушек, инженер молча отошла от самолёта.
Наташа Меклин была достойным знаменосцем полка. Об этом красноречиво говорят боевые ордена и медали, которыми она награждена. Об этом говорит и «Золотая Звезда» Героя Советского Союза. Она получила эту высшую награду 8 марта 1945 года. А через 2 месяца кончилась война. К этому моменту у Наташи на боевом счету было 982 вылета. Она немножко жалела, что ей не удалось «сравнять счёт».
— Ничего, — сказала ей Ира Себрова, — ты вполне свела свои счёты с фашистами, с лихвой отомстила им за свой разрушенный Киев.
982 боевых вылета сложились в подвиг, который совершила Наташа Меклин в годы Великой Отечественной войны.
Р. Е. Аронова. Герой Советского Союза.
(Из материалов сборника «Героини. Выпуск 1.» Москва, Политиздат, 1969 год.)
Попова Надежда Васильевна
Родилась 17 декабря 1921 года в деревне Шебановка, ныне в черте посёлка Долгое Должанского района Орловской области, в семье рабочего. Окончила среднюю школу, Донецкий аэроклуб, в 1940 году — Херсонскую лётную авиационную школу. Работала инструктором. С июня 1941 года в Красной Армии. В 1942 году окончила Энгельсскую военную авиационную школу усовершенствования пилотов.
С мая 1942 года в действующей армии. К декабрю 1944 года заместитель командира эскадрильи 46-го Гвардейского авиационного полка (325-я ночная бомбардировочная авиационная дивизия, 4-я Воздушная армия, 2-й Белорусский фронт). Гвардии cтарший лейтенант А. В. Попова совершила 737 боевых вылетов, нанесла большой урон противнику в живой силе и технике. Отличилась в Белорусской операции 1944 года; участвовала в освобождении Могилёва, Минска, Гродно.
23 февраля 1945 года за мужество и воинскую доблесть, проявленные в боях с врагами, удостоена звания Героя Советского Союза.
Всего совершила 852 боевых вылета. Уничтожила 3 переправы, эшелон, артиллерийскую батарею, 2 прожектора, сбросила 600 тысяч листовок в тылу врага.
С 1948 года Гвардии капитан А. В. Попова — в запасе. Жила в Москве. Член президиума Всесоюзной организации ветеранов войны и труда, Совета комитета ветеранов войны. Заслуженный работник культуры РСФСР. Почётный гражданин города Донецка.
Награждена орденами: Ленина, Красного Знамени (трижды), Отечественной войны 1-й степени (дважды), Отечественной войны 2-й степени; медалями.
В 1914 году экипажу небольшой немецкой подводной лодки в одной атаке удалось потопить сразу 3 английских крейсера… Несколько позже уже английский лётчик на одномоторном аэроплане сбросил на немецкий «Цеппелин» (дирижабль) серию мелких бомб: вражеский исполин был в мгновение ока уничтожен страшным взрывом. Вскоре подобные удары стали сравнивать со смертельными укусами москитов.
В 1942 году впервые появился термин «русская москитная авиация». По окончании Второй Мировой войны при изучении немецких архивных документов выяснилось, что так противник окрестил широко применявшиеся в боевых действиях советские учебные и учебно-тренировочные самолёты, на которые устанавливалось «нештатное» вооружение.
Наибольшую известность среди наших «москитов» получил У-2 (По-2), которого советские люди ласково называли «кукурузник», а немецкие солдаты пренебрежительно, правда только поначалу, «рус фанер». Этими ночными бомбардировщиками были вооружены целые полки. Опыт их боевого применения достаточно хорошо изучен и освещён во многих изданиях. Но мало кто знает, что наши лётчики воевали и на других «москитах», например, на учебно — тренировочных монопланах УТ-1 и УТ-2 конструкции А. С. Яковлева, и даже на (совсем уж устаревших) бипланах И-5!
При этом один из полков «москитной авиации» занимает в истории нашей авиации особое место — речь идёт о 46-м Гвардейском Таманском авиационном полке лёгких ночных бомбардировщиков. Пилотами этого полка были молодые девушки, которых противник уже вскоре с ненавистью стал называть «ночными ведьмами». Одной из лётчиц этого полка была и героиня нашего рассказа Анастасия Васильевна Попова.
Каждый год 2 мая в сквере у Большого театра собираются ветераны 3-х женских авиационных полков. Много лет приходит сюда на традиционную встречу с однополчанами Герой Советского Союза Гвардии капитан в отставке Попова Надежда Васильевна.
…В сентябре 1941 года к прославленной советской лётчице Марине Расковой, формировавшей в городе Энгельсе женские авиационные полки, обратилась молоденькая, симпатичная девушка — инструктор, прибывшая из Средней Азии. Это была Надежда Попова. Она сказала:
— Хочу в тот полк, который первым пойдёт на фронт!
Просьба была удовлетворена. На фронт женский полк ночных бомбардировщиков вылетел 1 апреля 1942 года. Для Нади Поповой и её подруг началась активная боевая работа.
В один из пасмурных сентябрьских вечеров 1942 года экипаж Попова-Рябова получил задание нанести удар по переправе в районе Моздока, где разведка обнаружила скопление вражеских войск. На подходе к цели самолёт попал в сплошную облачность. Но экипаж не повернул назад и продолжал полёт в район цели, преодолевая сильную болтанку.
Мужество и мастерство были вознаграждены. Над станицей Екатериноградской сквозь просвет в облаках Попова и Рябова увидели Терек и вражескую переправу.
Бомбовой удар они нанесли точно, с первого захода, и благополучно вернулись на свой аэродром. Немало самолётов полка поднималось в воздух в ту ночь, но выйти на цель и выполнить боевую задачу удалось только экипажу лётчицы Надежды Поповой и штурмана Екатерины Рябовой.
Особенно отличилась Надежда Попова в период проведения Белорусской наступательной операции частей Красной Армии в 1944 году, участвовала в освобождении Могилёва, Минска и Гродно.
За годы войны 852 раза вылетала на боевые задания на своём верном По-2 Надя Попова. Рисковала жизнью под огнём зениток и вражеских истребителей в небе над Кубанью, Крымом, Белоруссией, Польшей, Восточной Пруссией. И не было такого, чтобы её экипаж не выполнил задания. При этом было уничтожено 3 переправы, воинский эшелон, артиллерийская батарея, 2 прожектора, много живой силы и другой боевой техники противника. Экипаж Надежды Поповой сбросил 600 тысяч листовок в тылу врага.
Несколько слов хочется сказать и о её боевой подруге — штурмане Екатерине Васильевне Рябовой. Родилась она 14 июля 1921 года в селе Гусь-Железный Касимовского района Рязанской области. В 1942 году окончила школу штурманов. С мая 1942 года на фронтах Великой Отечественной войны. К январю 1945 года Гвардии старший лейтенант Е. В. Рябова совершила 816 успешных ночных вылетов на бомбардировку живой силы и техники противника. 23 февраля 1945 года, вместе со своей подругой Надеждой Поповой, стала Героем Советского Союза. После войны ушла в отставку. Окончила Московский государственный университет, работала в полиграфическом институте. Умерла 12 сентября 1974 года. Похоронена на Новодевичьем кладбище.
Надежда Попова и Семён Харламов: два Героя в одной семье.
Зачем мы вспоминаем такие истории? В нашем мире, стремительно теряющем духовность, память о том, какими были те, кто ковал Победу, как они бесстрашно воевали, как искренне любили, помогает сохранить уважение к своей истории, да просто — сохранить себя.
Всего однажды мне довелось увидеть их вместе. С Героем Советского Союза Надеждой Васильевной Поповой мы возвращались из Пскова со слёта юных историков. Кружила февральская метель. Когда наш поезд подошел к московскому вокзалу, из снежной круговерти показался генерал с букетом красных роз. Надежду Васильевну встречал её муж Герой Советского Союза Семён Ильич Харламов. А историю их необычайной встречи на войне я узнала много позже.
Тот день, 2 августа 1942 года, вместил столько событий, что Надежда Попова запомнила его до мельчайших подробностей. На рассвете на своём У-2 она вылетела на воздушную разведку. Лётчица уже повернула машину к аэродрому, когда пулемётные очереди достали их тихоходный У-2. Последними усилиями она смогла посадить самолёт в степи. С штурманом они чуть успели отбежать в сторону, и самолёт взорвался. Теперь они брели по степи, надеясь на попутную машину. Вдруг впереди различили дорогу, по которой ехали грузовики, шли пехотинцы.
— Мы добрались до дороги и примостились в кузове грузовой машины. Бойцы тут же поделились с нами пайком, — вспоминала Надежда Васильевна Попова.
В этих же местах несколько дней назад лётчик-истребитель Семён Харламов, вылетев на боевое задание, в воздушном бою сбил немецкий самолёт. Но и его сбили. Кровь заливала лицо. Раненый лётчик смог посадить изрешечённый самолёт. В медсанбате хирург осмотрел его: осколок пробил скулу, надорван нос, осколки осыпали тело. После операции Семёна Харламова вместе с другими ранеными направили в госпиталь. Он ехал на санитарной машине по той же степной дороге, на которую случайно набрели Надя Попова со своим штурманом.
— Мы часто останавливались, — рассказывала Надежда Васильевна. — И я увидела проходившую между машинами медсестру. Спросила её — нет ли здесь какого-нибудь из лётчиков — нам же надо было разобраться в обстановке. Сестра ответила: «Есть один, раненый. Пойдём со мной!».
Марлевые повязки закрывали всю его голову и лицо. Из-под бинтов видны были только глаза и губы — таким я впервые увидела Семёна Харламова. Конечно, жалко его стало. Я села рядом. Завязался разговор. Семён спросил: «На каком самолёте вы летаете?» «А вы угадайте!» Он перечислил все виды военных самолётов. А я посмеивалась: «Не угадали!» Когда сказала, что летаем на У-2, он удивился: «Да это же учебный самолёт. Как же на нём можно воевать?» Я рассказала ему, что на У-2 в нашем полку летают женские экипажи. По ночам мы бомбим вражеские объекты.
Это было тяжёлое время войны. Наши войска отступали. Вдоль дороги — разбитые танки, орудия. Пехота шла в облаках пыли.
— Между нами будто протянулась какая-то нежная, волшебная нить, — рассказывала Надежда Васильевна. — Но почему-то мы не решились перейти на «ты». Вспоминаю и сама удивляюсь. Была тревожная обстановка. А мы с Семёном стали читать друг другу стихи. Оказалось, что и вкусы у нас совпадают. Мы ехали вместе несколько дней. И я, чтобы помочь Семёну переносить тяжёлые перевязки, стала напевать ему свои любимые песни, романсы. В Донецке был замечательный Дворец культуры. Я занималась в вокальной студии. Выступала на сцене. Слушая мои песни, Семён только повторял: «Спойте еще…»
«Как это было! Как совпало — война, беда, мечта и юность!» — написал поэт-фронтовик Давид Самойлов, — это про нас.
На войне так много смертельного страха и тяжёлой, опасной работы, что можно потерять в себе человеческое, а тут двое, ещё накануне чудом избежавшие смерти, читают друг другу стихи. И никто из них не мог знать — сколько им осталось жить.
— Казалось, что мы уже давно знаем друг друга, — вспоминала Надежда Васильевна. — Говорили и не могли наговориться. Но надо было прощаться. Я смогла сообщить в штаб полка, где мы находимся. За нами прислали самолёт. Семёна везли дальше в госпиталь, адреса которого он не знал. У меня душа разрывалась — так было жаль уходить от него. Мы расстались на степной дороге без всякой надежды на встречу.
Надежде Поповой исполнилось 20, но она была уже опытным лётчиком. В Донецке прошла обучение в аэроклубе, успешно окончила Херсонскую лётную школу. Вернувшись в Донецк, поступила в Донецкое военное авиационное училище. Когда началась война, вместе с училищем её эвакуировали в Самаркандскую область. Здесь, как инструктор, она стала обучать лётчиков-курсантов. Осенью 1941 года Надежда узнала, что знаменитая лётчица Герой Советского Союза М. М. Раскова набирает в Москве девушек в военную авиацию. Попова пишет один рапорт за другим. Направляет письмо Расковой с просьбой зачислить её в женскую лётную часть.
Октябрь 1941 года. Немецкие генералы уже через подзорные трубы рассматривают Москву, паника на московских вокзалах, а в здании ЦК ВЛКСМ Марина Раскова беседует с каждой девушкой, принявшей решение вступить в военную авиационную часть. Их были сотни, юных добровольцев — студентки и сотрудники вузов, работницы заводов. В здании образовались очереди. Комиссия, которую возглавляла Марина Раскова, отбирала, прежде всего, инструкторов и курсантов аэроклубов. Но принимали и тех, кто по уровню знаний мог в сжатые сроки освоить лётные специальности. Среди них были и те, чьи имена войдут потом в историю Великой Отечественной. Евгения Руднева и Руфина Гашева — студентки мехмата МГУ, Марина Чечнёва — инструктор Центрального аэроклуба, Наталья Меклин — студентка МАИ,Мария Смирнова — педагог…
Юные прекрасные, отважные девушки. В те трагические дни самоотверженность казалась им естественным делом. Общая для всех судьба страны — стала для них важнее собственной жизни.
Со своими однополчанами Надежда Попова встретилась уже в Энгельсе, где началась подготовка к боевой работе. Её зачислили в женский ночной бомбардировочный полк. Обучение, которое до войны проходило за 3 года, девушкам предстояло освоить всего за 6 месяцев. Занимались по 12 часов. А порой и более.
Чтобы представить всю степень риска, с которым были связаны боевые вылеты на машинах, не зря названными «небесными тихоходами», скажем о том, что представлял собой У-2. Это был самолёт деревянной конструкции, с перкалевой обшивкой, открытыми кабинами. На нём не было радиосвязи. С полной боевой нагрузкой мощность мотора позволяла летать со скоростью лишь 120 километров в час. Проходя обучение, девушки заранее знали, что вылетать на боевые задания им придется по ночам. Потому что днём их самолёт станет лёгкой добычей для немецких лётчиков.
В мае 1942 года женский бомбардировочный полк вылетел на фронт.
— Наши полёты были не только опасными, но и трудными, — говорила Надежда Васильевна. — На У-2 не было приборов, которые помогали бы нам ночью различать объекты на земле. Мы должны были сами разглядеть сверху цель, на которую надо сбросить бомбы. А для этого приходилось максимально снижаться. В это время, заметив нас, немецкие зенитчики тут же включали прожектора и открывали огонь. Приходилось сжать себя в комок, чтобы точно сбросить бомбы, а ещё хуже — не свернуть в сторону. Мы бомбили переправы, военные склады, немецкие эшелоны. Вернувшись на аэродром, ждали, когда подвесят бомбы, заправят горючее, — и снова в небо. Совершали по 5 — 6 вылетов за ночь.
Этот авиационный полк стал единственным, в котором воевали только женщины. Из девушек — добровольцев вышли и техники, которые обслуживали самолёты, нередко всего за день восстанавливающие пробитый осколками корпус. Но даже этих тихоходных самолётов тогда не хватало, надо было беречь каждый. И девочки — вооруженцы, надрываясь от непосильной ноши, подвешивали бомбы. Каждый вылет — как последний…
И вот в этой круговерти боёв в жизни Нади Поповой происходит событие, которое иначе как чудом не назовёшь.
— Наши самолёты стояли в станице Ассиновской. Днём мы укрывали свои машины под кронами деревьев, — рассказывала она, — а вечером выводили самолёты на небольшую площадку и взлетали. Запаса горючего нам хватало только, чтобы долететь до фронтового аэродрома, где приземлялись истребители. Там мы снова заправлялись, нам подвешивали бомбы, и мы улетали на задания.
В тот день я уже сидела в кабине самолёта, ждала команды — на взлёт. Вдруг ко мне подбегает техник: «Надя! Тебя тут кто-то спрашивает». Подходит к самолёту лётчик. «Здравствуйте, Надя! Я — Семён Харламов. Помните меня?» Тут я впервые увидела его лицо. Ведь когда мы ехали по степной дороге, оно было в бинтах. Семён узнал, что по ночам на их аэродроме приземляются женские экипажи, и у него появилась надежда найти меня. От радости, что мы встретились, я чмокнула его в щеку, достала из кабины яблоко и протянула ему. И тут мне сигнал — вылетать на задание. Семён так разволновался, что ушёл в сторону от аэродрома. Потом он мне об этом рассказывал. На другой вечер я прилетела на этот аэродром радостная. Думаю, сейчас увижу Семёна. Но его не было. Лётчики рассказали мне, что днём его подбили в воздушном бою. Он снова ранен, его снова увезли в госпиталь…
Она и сама не могла надеяться остаться в живых. Слишком часто в небе казалось — улетают последние мгновения жизни. Однажды она получила задание — доставить боеприпасы и продукты морским пехотинцам, которые десантировались в район Новороссийска.
— Веду самолёт, — рассказывала Надежда Васильевна. — С одной стороны — гористый берег, с другой штормовое море. Подо мной прошла огненная полоса фронта. Чёрные коробки разрушенных городских кварталов. Мне надо снизиться над руинами так, чтобы разглядеть условный сигнал, который подадут моряки: они захватили плацдарм и отбивали вражеские атаки. Мне пришлось вести самолёт так низко, что чуть заводские трубы не задевала. И вдруг вижу — мелькает свет фонаря. Это моряки. Сбрасываю контейнеры. И тут меня обнаруживают немецкие зенитчики. Ураганный огонь. Осколки ударили по крылу самолёта. У меня одна мысль — если погибнуть, то в море.
Больше всего мы боялись попасть в плен к врагу. Я поворачиваю машину, чтобы лететь над штормовыми волнами. Мне казалось, что сейчас зачахнет мотор и самолёт врежется в море. Но каким-то чудом мотор тянул. И мы летели к своему аэродрому. Когда приземлились и вышли из кабины, то самой не верилось — неужели всё позади, и мы остались живы? Техники осмотрели самолёт — на нём оказалось 42 пробоины. Самолёт быстро залатали, и мы снова вылетели на боевое задание.
И опять судьба делает неожиданный вираж. Надю отправляют в командировку в Баку. Она идёт в гостиницу, навстречу — пятеро лётчиков. И среди них — Семён Харламов… «Здравствуйте, Надя!» Как потом она узнала, в их полку были большие потери. Началось новое формирование полка.
— Вечером Семён пригласил меня на танцы, — рассказывала Надежда Васильевна. — Мы пришли в зал. Вокруг девушки в красивых платьях, в туфельках на каблучках. Я стою среди них в сапогах. Играет оркестр, смех, улыбки. А у меня — ком в горле. Разве могла я забыть, что в эти самые минуты мои подруги — красивые, молодые, поднимают самолёты в воздух, чтобы лететь к фронту. Невесело мне было на этом танцевальном вечере. Меня пригласили на вальс. Прошли один круг. Я сказала: «Что-то не танцуется»… Мы с Семёном вышли из клуба. Он говорит мне: «Разрешите вам что-нибудь подарить?» Снимает с себя белый шёлковый шарфик — их выдавали только лётчикам-истребителям. И ещё дает мне платочек с вышивкой, который достался ему по жребию из шефской посылки. «Возьмите на память». В тот вечер мы с Семёном договорились писать друг другу…
Эта неожиданная встреча принесла им столько радости! Нежное чувство согревало обоих. Но вместо счастливых свиданий их ждало небо войны.
А потому Надежда Васильевна больше всего рассказывает о своих подругах, с которыми вместе вылетала на боевые задания.
— Я вспоминаю их лица. Мне казалось, они словно светились изнутри. Каждая была яркой личностью. Когда-то, ещё в аэроклубах, нас позвала в небо романтика. Но даже на войне, несмотря на все ужасы, мои подруги смогли сохранить высокий настрой души. Мы любили читать стихи, пели песни. И это после опасных, изнуряющих полётов, когда под утро казалось, что нет сил вылезти из кабины. Но молодость брала своё. Особенно если выдавались дни без полётов. Мы стали даже выпускать свой рукописный журнал. В нём были наши рассказы, рисунки, карикатуры. Но больше всего было стихов. Кому-то наши стихи сейчас могли бы показаться слишком пафосными. Но мы знали — они были искренними. Наташа Меклин, ставшая Героем Советского Союза, написала строки, которые нам очень нравились: «Мы завоюем радость, солнце, свет!» Стихи помогали нам выходить из тех потрясений, которые мы переживали каждый день в бою.
В огненном небе Наде пришлось увидеть самое страшное: на её глазах погибали подруги — они заживо сгорали в деревянных самолётах.
— Не забуду трагическую ночь 1 августа 1943 года. Я заходила на бомбёжку, снизившись над землёй. Сбросив бомбы над целью, ушла в сторону. И вдруг немецкие прожекторы стали схватывать один за другим наши самолёты. Горящими факелами они понеслись к земле: их расстреливали в упор ночные истребители. Сердце разрывалось, но помочь подругам мы не могли. В эту ночь погибли 4 наших экипажа. В вещевых мешках остались дневники, неотправленные письма погибших девушек… В апреле 1944 года в боях под Керчью сгорела в самолёте Женя Руднева, штурман полка. Она была необычайно одарённая, добрая, отважная. Мечтала стать астрономом. Наши вооруженцы потом писали на бомбах: «За Женю!».
В каждом полёте — смерть была рядом. Помню, в Польше мы уже возвращались на аэродром. Вдруг в мгновение — над моим самолётом промелькнул огненный шар. И в ту же секунду загорелся самолёт, на котором летели Таня Макарова и Вера Белик. Пехотинцы потом рассказали нам — они слышали, как кричали девушки в горящем самолёте… Их останки опознали только по орденам. Холмики над могилами наших девчат остались на всем пути полка. А где-то и холмиков нет, жива только наша память о погибших.
В дни войны Надежда Попова совершила 852 боевых вылета.
Среди страданий и тягот войны в судьбе Нади Поповой произошло и радостное событие.
— Это было в феврале 1945 года. Я вернулась из полёта. Подруги бегут ко мне с газетой. В ней Указ — мне присвоено звание Героя Советского Союза. Я читаю строки Указа, и вдруг вижу — в нём фамилия и Семёна Харламова. Ему тоже присвоено звание Героя Советского Союза. Это же надо — мы в одном Указе. Я написала Семёну: «Поздравляю Вас! Желаю дожить до Победы!»
Ещё в 1943 году за боевые успехи женская авиачасть получила почётное наименование — 46-й Гвардейский Таманский ночной бомбардировочный полк. За годы войны совсем юные лётчицы совершили 23 672 боевых вылета. Полк участвовал в боевых операциях на Северном Кавказе, Кубани, Тамани, в Крыму, Белоруссии, Польше, Германии. 23 лётчицы получили звание Героя Советского Союза.
Надя и Семён встретились после Победы.
— Семён на машине появился в нашей части. Мы поехали в Берлин. Подошли к Рейхстагу, на котором наши бойцы писали свои фамилии. Мы тоже нашли обломок кирпича и начертали: «Надя Попова из Донбасса. Семён Харламов из Саратова».
Потом приехали в парк. Семён сорвал ветку сирени и подарил мне. Непривычная тишина кружила голову. И вдруг Семён сказал: «Надя, давайте будем всю жизнь вместе». Так решилась наша судьба.
В тот счастливый день они сидели среди опустевших окопов и траншей. Запах сирени смешивался с дымом. А они мечтали о будущем. Впереди у них будет 45 лет счастливой жизни. Семён Ильич останется в военной авиации. Через годы получит звание генерал-полковника. Ныне его уже нет в живых. Их сын Александр — тоже в военной авиации. Он в генеральском звании. Надежда Васильевна стала известным общественным деятелем. Более 40 лет она возглавляет комиссию по работе с молодёжью в Российском Комитете ветеранов войны.
Осталась и на экране память об их молодости. Известный актёр и режиссер Леонид Быков готовился к съёмкам фильма «В бой идут одни старики». Он пригласил Семёна Ильича Харламова консультантом на фильм. Леонид Быков, приезжая в Москву, бывал в их гостеприимном доме. Как-то за столом он услышал необычайный рассказ о встрече Надежды и Семёна на войне. Может быть, эта история тоже помогла режиссеру выразить в фильме пронзительную лирическую тему. В этом фильме звучит украинская песня про «очи девочьи», одна из тех, что пела когда-то Надя раненому лейтенанту…
Надежда Васильевна скончалась 6 июля 2013 года. Похоронена на Новодевичьем кладбище, рядом с могилой мужа.
Литвяк Лидия Владимировна
Лидия Литвяк, самая результативная женщина-истребитель Второй Мировой войны, по воспоминаниям сослуживцев, была образцом женственности и обаяния. Невысокая белокурая девушка очень сдержанно относилась к восторженным взглядам и словам однополчан и, что особенно импонировало лётчикам, никому не отдавала предпочтения. Главным для неё была борьба с фашизмом, и этому она отдавала все свои силы.
Родилась Лилия Литвяк 18 августа 1921 года в Москве. В 14 лет поступила в аэроклуб, в 15 — выполнила первый самостоятельный полёт. Затем училась на курсах геологов, участвовала в экспедиции на Крайний Север.
После окончания Херсонской школы пилотов стала одним из лучших инструкторов Калининского аэроклуба. К началу Великой Отечественной войны она успела «поставить на крыло» 45 курсантов — будущих воздушных бойцов.
С первых дней войны Литвяк пыталась попасть на фронт. А когда узнала о том, что известная лётчица Герой Советского Союза Марина Раскова приступила к формированию женских авиаполков, быстро добилась своего. Схитрив, ей удалось приписать к имевшемуся налёту 100 часов и получить назначение в авиагруппу Марины Расковой.
Вспоминает старший сержант Инна Паспортникова, бывшая в годы войны техником самолёта Лидии Литвяк:
«В октябре 1941 года, когда мы ещё тренировались на учебной базе под Энгельсом, во время построения Лиле приказали выйти из строя. Она была в зимней форме, и мы все увидели, что она отрезала верха своих меховых унтов, чтобы сделать модный воротник для лётного комбинезона. Наш командир Марина Раскова спросила, когда она это сделала, и Лиля ответила: «Ночью…»
Раскова сказала, что следующей ночью Лиля, вместо того чтобы спать, отпорет воротник и пришьёт мех обратно на унты. Её к тому же ещё и арестовали, посадив в отдельное помещение, и она действительно всю ночь занималась обратной перешивкой меха.
Это был первый раз, когда другие женщины обратили внимание на Лилю, поскольку раньше никто даже не замечал эту невысокую, миниатюрную девушку. В свои 20 лет она была такая худенькая, симпатичная и очень похожая на популярную в те годы актрису Серову. Странное дело: шла война, а эта маленькая девушка с белокурыми волосами думала о каком-то меховом воротничке…»
Свои первые боевые вылеты отважная лётчица совершила в составе 586-го женского истребительного авиаполка весной 1942 года в небе Саратова, прикрывая Волгу от налётов вражеской авиации. С 15 апреля по 10 сентября 1942 года выполнила 35 боевых вылетов на патрулирование и сопровождение транспортных самолётов с важными грузами.
10 сентября 1942 года, в составе того же полка, прибыла под Сталинград и за короткий период времени совершила 10 боевых вылетов.
13 сентября, во втором боевом вылете по прикрытию Сталинграда, открыла свой боевой счёт. Сначала сбила бомбардировщик Ju-88, затем выручая свою подругу Раю Беляеву, у которой кончились боеприпасы, заняла её место и после упорного поединка подбила Ме-109.
В конце сентября она добилась перевода в составе группы девушек-лётчиц в 437-й истребительный авиаполк, защищавший небо Сталинграда.
Женское истребительное звено просуществовало недолго. Его командир, старший лейтенант Р. Беляева, вскоре была сбита и после вынужденного прыжка с парашютом долго лечилась. Вслед за ней выбыла из строя по болезни М. Кузнецова. В полку остались только 2 лётчицы: Л. Литвяк и Е. Буданова. Именно они достигли наивысших результатов в боях. Вскоре Лидия сбила ещё один «Юнкерс».
С 10 октября женская пара находилась в оперативном подчинении 9-го Гвардейского истребительного авиаполка. Уже 3 сбитых немецких самолёта, из них один — лично имела она, когда пришла в полк советских асов. Недолгое, но заметное пребывание в полку Лили Литвяк, её техника Инны Паспортниковой и Кати Будановой надолго остались в памяти Гвардейцев.
В те дни основной задачей девушек было прикрытие стратегически важного прифронтового центра (города Житвур), сопровождение транспортных самолётов. Литвяк выполнила 58 таких боевых вылетов.
За отличное выполнение заданий командования Лидия была зачислена в группу «свободных охотников» за самолётами противника. Прибыв на передовой аэродром, она выполнила 5 боевых вылетов и провела 5 воздушных боёв. Школа 9-го Гвардейского ИАП закалила отважных лётчиц и повысила их боевое мастерство.
Новыми боевыми победами была увенчана их слава и после перевода 8 января 1943 года в 296-й истребительный авиационный полк. К февралю Литвяк выполнила 16 боевых вылетов на сопровождение штурмовиков, разведку войск противника и прикрытие наших наземных войск.
5 февраля 1943 года командование 296-го ИАП сержант Л. В. Литвяк была представлена к первой награде — ордену Красной Звезды.
11 февраля 1943 года командир полка подполковник Н. И. Баранов повёл четвёрку истребителей в бой. И снова, как в сентябре 1942 года, Лида одержала двойную победу: сбила лично бомбардировщик Ju-88 и в группе — истребитель FW-190.
В одном из боёв её «Як» был подбит и Лидия совершила вынужденную посадку на вражеской территории. Выскочив из кабины она, отстреливаясь, бросилась бежать от приближающихся к ней немецких солдат.
Но расстояние между ними быстро сокращалось. Вот уже последний патрон остался в стволе… И вдруг над головами противника пронесся наш штурмовик. Поливая немецких солдат огнём, он заставил их броситься на землю. Затем, выпустив шасси, спланировал рядом с Лидой и остановился. Не вылезая из самолёта, лётчик отчаяно замахал руками. Девушка бросилась навстречу, втиснулась пилоту на колени, самолёт пошёл на взлёт и вскоре Лида была в полку…
23 февраля 1943 года Литвяк вручили новую боевую награду — орден Красной Звезды. Чуть раньше, 22 декабря 1942 года, она была награждена медалью «За оборону Сталинграда».
Весной обстановка в воздухе ещё более осложнилась. 22 апреля в небе Ростова участвовала в перехвате группы из 12 Ju-88 и одного из них сбила. Подошедшая на помощь «Юнкерсам» шестёрка Ме-109 с ходу пошла в атаку. Лидия заметила их первая и, чтобы сорвать внезапный удар, одна встала на их пути. 15 минут вертелась смертельная карусель. С большим трудом лётчица, получившая ранение в ногу, привела искалеченный «Як» домой. Доложив, что задание выполнено, она потеряла сознание…
После короткого лечения в госпитале, она отправилась в Москву, дав расписку, что в течение месяца будет долечиваться дома. Но уже через неделю Лидия вернулась в полк.
5 мая, ещё не совсем окрепнув, Литвяк вылетела на сопровождение группы бомбардировщиков Пе-2 в район Сталино. В районе цели наша группа была атакована истребителями противника. В завязавшемся бою, Лидия атаковала и сбила истребитель Ме-109.
В апреле 1943 года весьма популярный журнал «Огонёк» поместил на первой странице (обложке) фото боевых подруг — Лидии Литвяк и Екатерины Будановой и короткое пояснение: «12 самолётов противника сбили эти отважные девушки».
В конце мая на участке фронта, где действовал полк, немцы эффективно использовали аэростат — корректировщик. Неоднократные попытки сбить эту «колбасу», прикрываемую сильным зенитным огнём и истребителями, ни к чему не привели.
Лидия эту задачу решила. 31 мая, поднявшись в воздух, она прошла вдоль линии фронта в сторону, затем углубилась в тыл противника и на аэростат зашла уже из глубины вражеской территории, со стороны солнца. Скоротечная атака длилась менее одной минуты!.. За эту блестящую победу младший лейтенант Литвяк получила благодарность от Командующего 44-й армией.
К тому времени имя Лидии Литвяк уже хорошо знали не только в 8-й Воздушной армии. Командование допустило Лиду к полетам на «свободную охоту». На капоте своего «Яка» Литвяк нарисовала яркую, издалека заметную, белую лилию.
16 июля 1943 года, сопровождая группу Ил-2 к линии фронта, шестёрка наших «Яков» завязала бой с противником. 30 «Юнкерсов» и 6 «Мессеров» пытались нанести удар по нашим войскам, но их замысел был сорван. В этом бою Литвяк сбила лично один вражеский бомбардировщик Ju-88 и подбила истребитель Ме-109. Но был подбит и её самолёт. Преследуемая противником до самой земли, она сумела посадить свой «Як» на фюзеляж. Наблюдавшие за боем пехотинцы прикрыли огнём её приземление. Они были вохищены, узнав, что бесстрашным лётчиком оказалась девушка. Невзирая на лёгкие осколочные ранения в ногу и плечо, на требование ехать лечиться ответила категорическим отказом.
20 июля 1943 года командованием 73-го Гвардейского Сталинградского истребительного авиационного полка командир звена Гвардии младший лейтенант Л. В. Литвяк была представлена к ордену Красного Знамени. К тому времени, согласно наградного документа, она выполнина более 140 боевых вылетов, сбила лично 5 и в составе группы 4 самолёта противника, а также 1 аэростат наблюдения.
1 августа 1943 года командир звена 3-й эскадрильи 73-го Гвардейского истребительного авиационного полка Гвардии младший лейтенант Л. В. Литвяк не вернулась с боевого задания.
Согласно последнего наградного документа от 8 августа 1943 года, Лидия Литвяк совершила 150 боевых вылетов. В воздушных боях сбила лично 6 самолётов противника (1 Ju-87, 3 Ju-88, 2 Ме-109) и 1 аэростат-корректировщик, в составе группы сбила ещё 6 самолётов и 2 подбила.
Отважная лётчица награждена орденами: Красного Знамени, Отечественной войны 1-й степени, Красной Звезды.
Характеризуя её как воздушного бойца, бывший командир 273-го ИАП, с которым Лиде пришлось некоторое время воевать, Борис Ерёмин вспоминал:
«Это была прирождённая лётчица. Она обладала особым талантом истребителя, была смела и решительна, изобретательна и осторожна. Она умела видеть воздух».
В тот роковой день она совершила 3 боевых вылета. В одном из них в паре с ведомым сбила Ме-109. В 4-м вылете группа из 9 «Яков», вступив в бой с 30 бомбардировщиками Ju-88 и 12 истребителями Ме-109, завязала смертельную круговерть. И вот уже горит сбитый кем-то «Юнкерс», затем разваливается на куски «Мессер». Выходя из очередного пике, Лидия увидела, что противник уходит. Собралась и наша группа. Прижавшись к верхнему краю облаков, лётчики полетели домой.
Внезапно из белой пелены выскочил «Мессер» и, прежде чем нырнуть обратно в облака, успел дать очередь по ведущему 3-й пары с бортовым номером «23». Лидин «Як» как бы провалился, но у земли лётчица, видимо, пыталась выровнять его… Во всяком случае, так рассказывал товарищам ведомый Лидии в этом бою — Александр Евдокимов. Это родило надежду, что Лида осталась жива.
Были срочно организованы её поиски. Однако ни лётчицы, ни её самолёта найти не удалось. После гибели в одном из боёв сержанта Евдокимова, который лишь один знал в каком именно районе упал Лидин «Як», официальный поиск прекратили.
Именно тогда, лётчица Лидия Владимировна Литвяк посмертно была представлена командованием полка к званию Героя Советского Союза. Фронтовая газета «Красное Знамя» от 7 марта 1944 года писала о ней как о бесстрашном соколе, лётчице, которую знали все воины 1-го Украинского фронта.
Вскоре с вражеской территории вернулся один из сбитых ранее лётчиков. Он доложил, что, по словам местных жителей, на дорогу возле села Мариновка сел наш истребитель. Лётчиком оказалась девушка — белокурая, небольшого роста. К самолёту подошла автомашина с немецкими офицерами, и девушка уехала с ними…
Вот что пишет в своих воспоминаниях лётчик — истребитель Дмитрий Пантелеевичй Панов:
«Женщины-авиаторы были настоящим варварством. Мало того, что на аэродромах, как известно — открытых пространствах, женщине не так-то легко сходить по малой или большой нужде, что лётчики-мужчины решают относительно просто. Тем более не предусмотрено никаких удобств в самолётах. Для пилотесс даже сшили комбинезоны специального покроя с отстегивающейся нижней частью. А уж месячные циклы, во время которых женщину и близко не стоит подпускать к самолёту, наших отцов-командиров, вообще не интересовали. Такова была реальная практика участия женщин в лётном ремесле в мирное время.
Не лучше было и на войне. Хлебнули мы горя, в частности, с Лилей Литвяк, которую нужно было обязательно сделать героиней и не дай бог не позволить «Мессерам» её слопать. Не просто было этого добиться, если Лиля, судя по её маневрам в воздухе, частенько плохо представляла, куда и зачем летит. Кончилось тем, что Лилю сбили в районе Донецка и она выпрыгнула с парашютом. Наши лётчики, оказавшиеся в плену вместе с Лилей, рассказывали, что видели её разъезжающей по городу в автомобиле с немецкими офицерами…»
Большинство авиаторов слуху не поверили и продолжали попытки выяснить судьбу Лидии. Но тень подозрений уже вышла за пределы полка и достигла вышестоящих штабов. Командование, проявив «осторожность», не утвердило представление Литвяк к званию Героя Советского Союза, ограничившись орденом Отечественной войны 1-й степени.
Как-то в момент откровения Лидия сказала механику самолёта, своей подруге: «Больше всего я боюсь пропасть без вести. Всё, что угодно, только не это». Для такого беспокойства имелись веские основания. Отец Лиды был арестован и расстрелян как «враг народа» в 1937 году. Девушка прекрасно понимала, что значит ей, дочери репрессированного, пропасть без вести. Никто и ничто не спасет её честного имени.
Судьба сыграла с ней злую шутку, уготовив именно такую участь. Но Лидию искали, искали долго и упорно. Ещё летом 1946 года командир 73-го Гвардейского ИАП Иван Запрягаев послал в район Мариновки на машине несколько человек для поисков её следа. К сожалению, однополчане Литвяк опоздали буквально на несколько дней. Обломки Лидиного «Яка» уже были уничтожены…
В 1968 году газета «Комсомольская Правда» предприняла попытку восстановить честное имя лётчицы. В 1971 году в поиск включились юные следопыты школы № 1 города Красный Луч. Летом 1979 года их поиски увенчались успехом!
Находясь в районе хутора Кожевня, ребята узнали что летом 1943 года на его окраине упал советский истребитель. Пилотом, раненым в голову, была женщина. Она похоронена в селе Дмитриевка Шахтерского района, в братской могиле. Это была Лида, что подтвердилось ходом дальнейших расследований.
В июле 1988 года имя Лидии Владимировны Литвяк было увековечено в месте её захоронения, а ветераны полка, в котором она воевала, возобновили ходатайство о присвоении ей звания Героя Советского Союза посмертно. И справедливость восторжествовала — спустя почти полвека, Указом Президента СССР от 5 мая 1990 года это звание было ей присвоено! Орден Ленина № 460056 и медаль «Золотая Звезда» № 11616 были переданы на хранение родственникам погибшей Героини.
В Москве на доме № 14 по улице Новослободской, в котором жила Героиня и откуда она ушла на фронт, установлена мемориальная доска. Мемориальная плита установлена на мемориале на месте захоронения, в селе Дмитриевка Снежнянского района Донецкой области.