Владимир Юринов
(из книги «На картах не значится»)

Как я уже говорил, с развлечениями в Орловке было негусто. В то же время, долгие зимние вечера, в которые так часто отключали в гарнизоне свет, и холодные зимние ночи, когда лучше всего согреваться вдвоём под одеялом, создавали для орловцев практически идеальную атмосферу для того, чтобы заняться достаточно приятным процессом размножения. И ждал бы Орловку нешуточный демографический взрыв, но…
Но большое расстояние до ближайшего роддома, до ближайшей больницы и до ближайшей детской поликлиники, перманентные нешуточные проблемы с транспортом, ещё больше увеличивающие эти расстояния, а также недостатки продуктового снабжением, когда в городке практически невозможно было купить ни молока, ни мяса, ни свежих овощей и фруктов, заставляли многие семейные пары воздерживаться от обзаведения потомством.
Таким образом, все семьи в Орловке почти поровну делились на два типа: на тех, кто, опасаясь за здоровье своих детей, откладывал вопросы деторождения в дальний ящик, и на тех, кто, наоборот, считал, что лучшего места для деланья детей, чем глухой отдалённый гарнизон, им уже не найти.
К последним относилась и семья капитана Белова. Её даже можно смело назвать эталоном этого типа семей.
Капитан Белов приехал в Орловку в 86-м году, уже имея на руках двух малолетних дочерей.
Для большинства семей этого бы было вполне достаточно, но капитан Белов был не из таких. Капитан Белов хотел сына.
За последующие три года в семье Беловых родились ещё три ребёнка. Все – девочки.
Для того чтобы зачать долгожданного мальчика, супруги Беловы, кажется, перепробовали все мыслимые и немыслимые способы и средства. Они то подходили к делу с сугубо научной точки зрения и тогда пользовались специальными древнекитайскими или современными японскими таблицами, с помощью сложнейших формул высчитывали, чья кровь в данный момент «моложе», и месяцами сидели на различных тошнотворных диетах. То ударялись в народные приметы и тогда тащили в постель различные «мужские» вещи – топор, пилу, грубый неотёсанный камень, перевязывали жене ниткой левый мизинец, а мужу, простите за пикантную подробность, левое яичко, надевали на мужа перед «этим делом» меховую шапку, а на жену мужскую рубаху, делали ребёнка при полной луне и ложась головами на север. Но, увы, ничего не помогало.
Если в какой-либо семье рождался сын, капитан Белов был уже тут как тут, стараясь выудить у счастливых родителей тайну зачатия мальчика.
Большинство орловцев с пониманием относились к проблеме Беловых. Многие из нас, приезжая с «большой земли», старались привезти для них какой-нибудь новый, ещё неслыханный метод «сыновьего» зачатия…
Однажды мы сидели в «кунге», ожидая отъезда на аэродром. Шлёпали карты, тёк вялый послеобеденный разговор. Сидящий недалеко от меня капитан Белов вновь жаловался на судьбу, не желающую осчастливить его наследником. Его нытьё, вероятно, надоело сидящему через проход Серёге Дьяченко, который был соседом Белова – жил в квартире этажом выше – и у которого, кстати, было два сына.
– Послушай, – сказал Дьяченко, откладывая в сторону карточную колоду, – что ты всё время ноешь? Есть же совершенно простой и надёжный способ. Девяносто девять процентов! Ты что-нибудь знаешь о «Методе швабры и мыла»?
– Нет! – встрепенулся Белов, о таком экзотическом методе он явно ничего и никогда не слыхал. – А что за метод такой? Что для него надо?
– Мыло для него надо. И швабра, – лаконично пояснил Серёга. – Достаточно элементарный метод. Что, точно никогда не слышал?
– Да нет же! – вскричал заинтригованный Белов. – Рассказывай!
Капитан Дьяченко помолчал.
– Бутылка армянского, – наконец назначил он цену. – Пять звёздочек… Нет! Две бутылки!
– Давай, рассказывай! – взмолился Белов, он не собирался торговаться – за сына он был согласен на всё.
– Значит так… – обводя глазами притихший «кунг», медленно начал Серёга. – Запоминай! Понадобятся: швабра, деревянная, желательно подлинней, и мыло, желательно какое-нибудь поароматней…
– «Земляничное» подойдёт? – горя глазами, уточнил Белов. – У меня есть «Земляничное»!
– «Земляничное»?.. – задумался Дьяченко. – Да, пожалуй, «Земляничное» подойдёт…
– Ну! Дальше! – заёрзал от нетерпения Белов.
– Спокойно! – осадил его Серёга. – Не надо сучить ногами. Ты бы лучше всё это дело записывал. А то потом перепутаешь что-нибудь, а скажешь, что я виноват…
– Да не перепутаю я! – Белов был весь внимание. – Рассказывай, давай!
– Ну, ладно, – смилостивился Серёга. – Коль не перепутаешь… – он прищурил глаз и потёр мочку уха. – Значит, так. Слушай внимательно… Берёшь, значит, перво-наперво, мыло. Как ты говоришь, «Земляничное»… И моешь им свою жену. Моешь тщательно. Ничего не пропуская… Да! – вспомнил он. – Луна ещё должна быть! Как же я про луну-то забыл?!
– В какой четверти? – тут же деловито уточнил Белов – в вопросах определения лунных стадий он уже был большой дока.
– В какой четверти?.. – задумчиво потёр мочку другого уха Дьяченко. – Да без разницы, в какой четверти! Просто на небе в это время должна быть луна… Так вот. Дожидаешься луны, берёшь мыло, «Земляничное» это своё, и моешь им жену… Моешь, потом вытираешь. Насухо… – Серёга взял паузу.
– Ну! А дальше?! – не выдержал заинтригованный Белов. – Дальше то что?!
– Дальше? – Дьяченко широко улыбнулся. – Дальше – проще. Берёшь швабру, стучишь в потолок, я спускаюсь и делаю тебе сына.
Дружный хохот сотряс «кунг». Белов несколько секунд медленно хлопал глазами, потом побагровел и кинулся с кулаками на Серёгу. И, честное слово, если бы не теснота, капитану Дьяченко пришлось бы очень туго…
А спустя год, будучи уже в Германии, я узнал новость, которая, впрочем, не стала для меня такой уж новостью – в семье уже майора Белова родилась шестая дочь…

© Copyright: Владимир Юринов, 2013
Свидетельство о публикации №213061701784

Владимир Юринов
(из книги «На картах не значится»)

Однажды наш знаменитый гарнизонный охотник Боря Петров, вернувшись с очередной охоты, рассказал жене, что видел в лесу рысь. «Г;ысь, – сказал Боря (он у нас слегка картавил). – Здоговая, сволочь!..» Жена поинтересовалась – опасный ли зверь, эта рысь? «Очень! – опрометчиво сказал Боря. – Г;ысь гогаздо опаснее волка. Она устгаивает засады на дегевьях и бгосается на жегтву свегху». Тогда жена спросила – нападает ли рысь на людей? «Бывает… – широко зевая после многочасовой прогулки по лесу и сытного обеда, ответил Боря. – Г;едко но бывает, – и добавил: – Г;ысь удагом лапы может Читать далее…→

Владимир Юринов
(из книги «На картах не значится»)

7 мая 1985-го вышло знаменитое Постановление ЦК КПСС «О мерах по преодолению пьянства и алкоголизма», ознаменовавшее начало очередной, уже пятой по счёту, и последней антиалкогольной кампании в СССР. Кампания эта получила название «горбачёвской» – по фамилии воцарившегося незадолго до этого, нового Генерального секретаря ЦК КПСС Михаила Горбачёва, собственно, и ставшего её инициатором. Как это обычно водится в нашей стране, кампания получилась шумной и бестолковой. Пыли было поднято много, палок перегнуто огромное количество, эффект же оказался минимален…

В самый разгар антиалкогольной кампании, когда в борьбу за трезвость активно включились все, начиная от партийных организаций и заканчивая ЖЭКами, одному нашему лётчику, а именно Грише Шупикову, приспичило жениться. Невеста его тоже была «из наших» – свояченица лётчика нашего выпуска, тоже летающего в Орловке. Собственно, молодые и познакомились, когда будущая невеста приехала в Орловку навестить свою сестру. Гриша оказался в нужное время в нужном месте, взгляды молодых людей встретились, проскочила искра, вспыхнула нешуточная любовь. Через три дня (истребитель есть истребитель!) на стол командиру лёг рапорт по поводу женитьбы.
Командир поначалу воспринял Гришину идею без приязни. Ещё бы! Молодому лётчику надлежит думать о полётах, о том, как побыстрее двигаться по программе, а не об… «этом самом»! Но вскоре чудесным образом сменил гнев на милость. Дело было в том, что орловский полк, в силу ряда объективных и субъективных причин, никогда в морально-политическом отношении не выделялся в лучшую сторону. Скорее, уж наоборот. А тут возник шанс резко поправить положение. С подачи ЦК ВЛКСМ в тот период по стране прокатилась волна так называемых «комсомольских», то есть безалкогольных, свадеб. Об этих свадьбах писала центральная пресса, о них снимало документальные фильмы центральное телевидение, их ставили в пример, как образец нового – перестроечного! – «мышленья», их называли первыми ростками будущего – коммунистического! – образа жизни. И наш полковник Бабич загорелся идеей провести в гарнизоне такую свадьбу. Подобное мероприятие, как считал командир, резко повысит морально-политический рейтинг орловского гарнизона, приподнимет его в глазах вышестоящего командования и обеспечит ему, гарнизону, нешуточный прорыв в лидеры социалистического соревнования.
Несмотря на то, что Гриша сразу же сказал: «нет!», командир начал активно действовать. Он «поставил на уши» серышевский райком комсомола и затребовал оттуда специалистов по безалкогольным свадьбам. Он известил благовещенское телевидение и ряд благовещенских газет, а также редакцию окружной хабаровской газеты «Суворовский натиск» о грядущем неординарном событии. Он пригласил на свадьбу от лица жениха всё командование дивизии, армии и ВВС округа. Параллельно командир приступил к обхаживанию Гриши. В ход пошло всё – от всяких «вкусных» посулов до шантажа и откровенных угроз. Гриша был твёрд, как кремень. Играть «сухую» свадьбу ему казалось верхом цинизма и предательством по отношению к своим боевым товарищам. Товарищи, безусловно, его категорически поддерживали.
Не добившись взаимности от жениха, Бабич взялся за обработку невесты, а когда у него и там ничего не выгорело – принялся за родителей молодых, приехавших через всю страну на свадьбу своих повзрослевших детей. Сулил он золотые горы: начиная от красной ковровой дорожки от КПП – по всей «стометровке»! – до здания ГДО, и заканчивая проходом звена истребителей над ЗАГСом в момент окончания церемонии бракосочетания. Родители поначалу на посулы командира клюнули, но столкнувшись с непримиримой позицией молодых, дали задний ход и тоже ответили: «нет!» – мол, мы вас, товарищ командир, конечно, очень сильно уважаем, но… не по-людски всё это, не по-русски!..
«Ах, так!.. – сказал Бабич. – Тогда свадьбы вообще не будет!» И не дал под свадьбу ни одного помещения гарнизона – ни лётной столовой, ни актового зала дома офицеров, ни даже спортзала. Было это в четверг вечером. Бракосочетание было назначено на субботу.
«Подумаешь!.. – сказал Гриша. – Мы и в Серышево в ресторане неплохо погуляем». Однако сказал он это без особой уверенности, ибо понимал, что под подобные мероприятия рестораны, естественно, надо заказывать заранее.
И действительно, назавтра в ресторане Грише ответили, что, во-первых, зал у них уже давно выкуплен под банкет по поводу чьего-то там юбилея, а во-вторых, спиртное под свадьбы по нынешним временам надо заказывать за две-три недели до мероприятия. Молодые приуныли и уже склонялись к тому, чтобы тихо расписаться и посидеть дома у жениха узким кругом приближённых лиц, но тут…
Но тут свою передовую роль сыграл наконец комсомол.
В пятницу после обеда я через коммутатор дозвонился до первого секретаря серышевского райкома комсомола. Звали её Люба. Как секретарь бюро комсомола полка я уже не раз имел с ней дело и знал, что Люба – наш человек.
– Люба! – сказал я. – Выручай! У нас тут свадьба «горит»!
– Слышала я про вашу свадьбу, – вяло ответила на том конце провода Люба. – Ваш командир нам уже все внутренности с этой свадьбой вынул. Только он сегодня с утра отзвонился и сказал, что свадьбы не будет.
– Люба! – сказал я. – Свадьба будет! И я тебе больше скажу – свадьба будет НЕ «комсомольская»! Свадьба будет ЛЁТНАЯ!
– Да ну! – голос Любы сразу же приобрёл живость – она не первый год возглавляла комсомольскую организацию в районе, где было целых два больших военных аэродрома, и потому прекрасно знала, что такое лётная свадьба. – Так это ж – совсем другое дело! А то затеяли, понимаешь!.. Курам на смех! – голос её вновь изменился и стал деловым: – Что требуется от райкома?..
Я ей подробно объяснил, что требуется от райкома.
– Какими ресурсами я могу располагать? – под конец спросила Люба.
– Неограниченными, – веско сказал я и положил трубку.
Я был спокоен. Я знал – комсомол не подведёт.
И комсомол не подвёл!
Организаторам юбилейного банкета было предложено поделить зал пополам, и в качестве моральной компенсации выставлено десять литров авиационного спирта. На что организаторы банкета ответили, что за двадцать литров они согласны зал освободить полностью. Тогда им было передано ещё пять литров и разрешено оставаться в зале, но не мешать.
С дирекцией ресторана необходимый консенсус был также достигнут достаточно быстро. Им было сказано, что алкогольными напитками лётчики обеспечат себя сами, а всё, что положено из спиртного по прейскуранту под свадьбу, ресторан может забрать себе. Дирекция ресторана, с трудом сдерживая радостное повизгивание, заверила, что свадьба будет обслужена по высшему разряду, а со своей стороны она, дирекция, как знак доброй воли, дарит молодым четыре бутылки «Советского шампанского».
Все были рады, все были довольны. Мы засобирались в Серышево и принялись наутюживать костюмы. Роспись молодых была назначена на 15 часов. Наш замполит эскадрильи пошёл к командиру полка, дабы попросить транспорт под молодых и гостей до Серышево и обратно.
«Как в ресторане?!.. – возмутился Бабич. – Кто разрешил?!.. Ах, так!!..»
Короче, ни одной транспортной единицы командир под свадьбу не дал. Более того, он в приказном порядке запретил личному составу покидать пределы гарнизона, а воскресенье объявил рабочим днём…
До ЗАГСа молодых и родителей вёз на своих «Жигулях» – единственной легковой машине в гарнизоне – штатный руководитель полётов подполковник Чеснов. А все гости – в праздничных костюмах и платьях – мчались по пыльно-ухабистой дороге до Серышево в кузове ГАЗ-66 «особиста» гарнизона капитана Пашина, по своему кагэбэшному статусу не подчинявшемуся командиру полка и имевшему с нашим полковником Бабичем свои, очень непростые, взаимоотношения…
После официальной церемонии в ЗАГСе все переместились в ресторан.
Дирекция ресторана своё слово сдержала. Стол ломился. Ресторанные повара превзошли сами себя. Фарфор сиял. Хрусталь звенел. Накрахмаленные официантки хрустели, как свежевыпавший снег.
В полном соответствии с антиалкогольной конспирацией, бутылок на столе (кроме тех самых четырёх бутылок шампанского) не было. Посреди разнообразных аппетитнейших закусок томились графины с чем-то прозрачным, запотевшие кувшины с красным и зелёным и разнокалиберные чайнички со всяким остальным.
Произнесли первый тост. Я набу;хал себе из графина полную рюмку «белой», а на запивку – стакан клюквенного морса из стоявшего рядом кувшина. Чокнулись. Выпили. Спирт приятно обжёг гортань. Я, томимый жаждой, сделал несколько крупных глотков ледяного морса и только на третьем или четвёртом глотке понял, что это вовсе не морс – это был тот же самый спирт, только обильно закрашенный клюквой. Глаза мои полезли из орбит. Чтобы хоть как-то потушить бушевавший в глотке пожар я схватил у своей соседки по столу, комсомолки Любы, фужер с лимонадом (о, спасительные пузырьки!) и одним махом осушил его. Но это тоже оказался не лимонад! Это оказался всё тот же спирт, в который затейница Люба добавила приличную порцию шампанского. Глаза мои продолжили ускоренное путешествие на лоб. Я, как выброшенная на берег рыба, хватал ртом воздух и слепо шарил рукой по столу в поисках спасения. Наконец чья-то гуманная рука засунула мне в рот солёный огурец. Я судорожно зачавкал, проглотил, выдохнул, вытер проступившие на глазах слёзы и с полным на то основанием заорал: «Горько!!!»…

Очнулся я на полу, на расстеленном одеяле. Хотелось пить. Раскалывалась голова. В висках и затылке молоточками пульсировал вопрос: «Кто я?!..»
После недолгой самоидентификации первый вопрос сменился на другой, не менее актуальный: «Где я?!..»
С трудом приподнявшись на локте, я огляделся. Комната поначалу показалась мне незнакомой. Шторы были плотно задёрнуты, отчего в помещении царил густой полумрак. Рядом с собой, на полу, я обнаружил не менее пяти неподвижных тел, в которых не без труда признал своих боевых товарищей, застигнутых сном в разнообразных трудных позах. При взгляде на их суровые, непроницаемые лица в мозгу сама собой всплыла бессмертная строка поэта: «…но спят друзья, и морды – на засов…» «М-да, – подумалось мне, – точнее не скажешь…» Я с трудом поднялся на ноги и, придерживаясь за всё подряд, продолжил обследование комнаты. Возле дальней стены я обнаружил узкую железную кровать, а на ней – двух, спящих в обнимку, одетых в простенькие ночнушки, молодых женщин. Женщины негромко и мелодично – на два голоса – похрапывали. Приглядевшись, я узнал в нимфах комсомолку Любу и второго секретаря райкома комсомола – правую Любину руку – Зою, также присутствовавшую на вчерашней «комсомольской» свадьбе. «Свадьба! – осенило меня – Точно! Мы ж вчера на свадьбе гуляли!..» Тут же я опознал и местность – это была Любина однокомнатная квартира, в которой я в своё время неоднократно и с пользой бывал (разумеется, по сугубо комсомольским делам!). Всё становилось на свои места. Я понял, что это всё – Люба и Зоя! Это именно они, показав себя настоящими боевыми подругами, спасли накануне своих друзей-лётчиков, павших в неравной схватке с коварным вездесущим спиртом. Это именно они, подняв пилотов с холодного кафельного ресторанного пола, вынесли их на своих крепких комсомольских плечах, как выносят раненых бойцов с поля боя, и определили на ночь в Любину «хату». Благо, «хата» эта была от ресторана совсем неподалёку. Ай, да Люба! Ай, да Зоя! Ай, да молодцы!..
Определившись таким образом в пространстве, я приступил к ориентации во времени. Любины ходики с кукушкой показывали без десяти семь. «Господи! – подумалось мне – Хоть бы – утра!..» Спохватившись, я нащупал свою «Электронику». Да, 06:50. Я выдохнул.
Осторожно переступая через недвижные тела, я пробрался на кухню и наконец-таки напился. Горечь во рту уменьшилась. Молоточки в затылке и висках изменили свой ритм и стали стучать мягче и тише. Жизнь начинала налаживаться. В голове калейдоскопом замелькали яркие картинки вчерашнего вечера. «А свадьба-то удалась!.. – с удовлетворением заключил я, вспоминая колоритные подробности разгульного матримониального действа. – Ох, как удалась!.. Блин, сколько ж мы выпили?!..»
Я еще немного посидел на кухне под раскрытой форточкой, с удовольствием глотая свежий, пахнущий росой, утренний воздух. Затем я поднялся, умылся бодрящей холодной водой над гремящей жестяной раковиной и, вернувшись в комнату, занялся непростым и неблагодарным делом побудки своих товарищей. Сон, он, конечно, лечит, но надо было срочно подниматься и бежать на станцию, на автобус – впереди нас ждал тяжёлый рабочий день и непростой, ох, непростой разговор с командиром…

© Copyright: Владимир Юринов, 2013
Свидетельство о публикации №213061801724

Владимир Юринов
(из книги «На картах не значится»)

Несмотря на то, что в стране бушевала антиалкогольная кампания, и очереди в винно-водочные магазины по своей длине давно уже обогнали очередь в Мавзолей, мы, буквально, сидевшие на канистрах с авиационным спиртом, не могли извлечь из своего привилегированного положения ничего практического. Кроме, разумеется, независимости от государственной монополии на спиртное. Конечно, в крупных городах найти канал сбыта спирта было бы совсем несложно. Но, увы, большие города были от нас далеко, и всякий раз между поставщиком и потребителем неприступной стеной вставала извечная орловская транспортная проблема.
Но, как мы знаем, нет таких проблем, которые невозможно было бы решить при большом желании. Нашёлся в конце концов и в Орловке человек, который научился превращать авиационный спирт в шуршащие купюры. Этим человеком оказался некий старший лейтенант В. – техник самолёта второй эскадрильи.
С этим старшим лейтенантом, кстати, произошла одна забавная история, которую я, пользуясь случаем, сейчас расскажу.
Жена старшего лейтенанта В. заочно училась в институте и дважды в год уезжала из Орловки на месяц-полтора на сессию в свой родной город – точно не помню: то ли в Иркутск, то ли в Барнаул.
Возвращаясь с очередной сессии, она решила сделать мужу сюрприз и не сообщила ему телеграммой о своём приезде.
Приехала она днём, муж, разумеется, был на работе, и жена, войдя в квартиру и оглядев запущенное и захламлённое без женской руки семейное гнёздышко, принялась хлопотать по хозяйству, дабы встретить вечером мужа блеском чисто прибранной квартиры и ароматами домашней кухни.
Особенное недовольство у жены вызвала ванная комната. Мало того, что там прямо на полу лежала неопрятная куча нестиранного белья, так и сама ванна имела крайне неприглядный вид. Видно, в гарнизоне часто отключали свет, (а значит, и воду) и муж, дабы иметь под рукой запас воды, наполнил ванну чуть ли не до краёв. Но, похоже было, что наполнил он её уже достаточно давно, воду после этого ни разу не менял, вода зацвела, на дне ванны плавали какие-то неопределённые рыжие лохмотья, да и запашок в ванной стоял ещё тот – в нос шибал конкретно. Жена, морщась и стараясь не дышать, вытащила пробку, слила всю эту гадость в канализацию, а потом начисто, до блеска, надраила заросшую грязью ванну, после чего замочила в ней скопившееся бельё.
Вечером с работы вернулся муж. В прихожей его встретила радостная супруга – в коротеньком эротичном халатике – и восхитительный запах домашних котлет. Сюрприз удался! «Мой руки, – после первых поцелуев шепнула ему на ухо жена, – и давай за стол, а то остывает…» Супруга вновь упорхнула на кухню, а довольный жизнью муж, скинув пропотевший комбез, отправился в ванную – умыться после тяжёлого рабочего дня. Через секунду оттуда раздался сдавленный вопль и на пороге кухни возник бледный, с трясущимися губами, супруг. «А где?!!.. Там!!.. Было!!..» – несвязно закричал он, тыча рукой себе за спину…
Многочисленные свидетели, находившиеся в тот жаркий летний вечер во дворе, видели, как распахнулась балконная дверь квартиры старшего лейтенанта В. и оттуда, с третьего этажа, полетел вниз большой чёрный чемодан. Чемодан грянулся о землю и, раскрывшись, высыпал из своего нутра какие-то пёстро-кружевные женские вещи. Спустя короткое время из подъезда дома выбежала одетая в легкомысленный халатик, зарёванная жена старшего лейтенанта В. и, утирая слёзы и сопли, стала ползать по газону, собирая свои рассыпавшиеся причиндалы, после чего, с чемоданом под мышкой, не переставая плакать и причитать, удалилась в неизвестном направлении.
Вскоре выяснилась и причина столь стремительной и бурной семейной ссоры. Оказывается, В. хранил в ванне не воду, а приносимый с работы «шмурдяк» – слитый из системы охлаждения самолётного прицела пятидесятипроцентный спиртовой раствор. Он нашёл канал сбыта спирта, то есть способ превращения его в звонкую монету, и теперь, естественно, дрожал над каждой каплей. Ежедневно он приносил домой по пять-десять литров драгоценной жидкости, сливал их в ванну, а когда ёмкость оказывалась заполненной, за «шмурдяком» приезжал «купец» из Благовещенска и забирал всё оптом по цене семь рублей за литр. На тот момент это была стоимость пол-литра водки в магазине, так что довольными оставались обе стороны. Поэтому можно было понять отчаянье и гнев старшего лейтенанта В., обнаружившего, что его дражайшая супруга собственноручно спустила в канализацию ни много ни мало, а почти тысячу рублей денег.
Надо сказать, что В. свою супругу так и не простил. Переночевав у подруги, она наутро уехала обратно к своим родителям, то ли в Иркутск, то ли в Барнаул, и в Орловке больше уже никогда не появлялась.
А старший лейтенант В., после всего случившегося заработавший себе среди своих сослуживцев достаточно обидную кличку «Барыга», через год купил себе «Жигули-двойку». Это была четвёртая или пятая легковая машина в нашем гарнизоне.

© Copyright: Владимир Юринов, 2013
Свидетельство о публикации №213061901837

Владимир Юринов
(из книги «На картах не значится»)

Произошло это всё в марте 86-го. Дело было в воскресный день. Я стоял в наряде – дежурным по приёму и выпуску самолётов.
День хоть и был воскресным, но аэродром наш был заявлен в качестве запасного для дежурных сил, и поэтому я находился на рабочем месте руководителя полётов – в «скворечнике» КДП (командно-диспетчерского пункта) или, как у нас говорили: «на вышке». На аэродроме, в соответствии Читать далее…→