Попова Надежда Васильевна

Комментариев нетPosted on 8 февраля 20149 августа 2015 by Ринат Валеев

Родилась 17 декабря 1921 года в деревне Шебановка, ныне в черте посёлка Долгое Должанского района Орловской области, в семье рабочего. Окончила среднюю школу, Донецкий аэроклуб, в 1940 году — Херсонскую лётную авиационную школу. Работала инструктором. С июня 1941 года в Красной Армии. В 1942 году окончила Энгельсскую военную авиационную школу усовершенствования пилотов.

С мая 1942 года в действующей армии. К декабрю 1944 года заместитель командира эскадрильи 46-го Гвардейского авиационного полка (325-я ночная бомбардировочная авиационная дивизия, 4-я Воздушная армия, 2-й Белорусский фронт). Гвардии cтарший лейтенант А. В. Попова совершила 737 боевых вылетов, нанесла большой урон противнику в живой силе и технике. Отличилась в Белорусской операции 1944 года; участвовала в освобождении Могилёва, Минска, Гродно.

23 февраля 1945 года за мужество и воинскую доблесть, проявленные в боях с врагами, удостоена звания Героя Советского Союза.

Всего совершила 852 боевых вылета. Уничтожила 3 переправы, эшелон, артиллерийскую батарею, 2 прожектора, сбросила 600 тысяч листовок в тылу врага.

С 1948 года Гвардии капитан А. В. Попова — в запасе. Жила в Москве. Член президиума Всесоюзной организации ветеранов войны и труда, Совета комитета ветеранов войны. Заслуженный работник культуры РСФСР. Почётный гражданин города Донецка.

Награждена орденами: Ленина, Красного Знамени (трижды), Отечественной войны 1-й степени (дважды), Отечественной войны 2-й степени; медалями.

В 1914 году экипажу небольшой немецкой подводной лодки в одной атаке удалось потопить сразу 3 английских крейсера… Несколько позже уже английский лётчик на одномоторном аэроплане сбросил на немецкий «Цеппелин» (дирижабль) серию мелких бомб: вражеский исполин был в мгновение ока уничтожен страшным взрывом. Вскоре подобные удары стали сравнивать со смертельными укусами москитов.

В 1942 году впервые появился термин «русская москитная авиация». По окончании Второй Мировой войны при изучении немецких архивных документов выяснилось, что так противник окрестил широко применявшиеся в боевых действиях советские учебные и учебно-тренировочные самолёты, на которые устанавливалось «нештатное» вооружение.

Наибольшую известность среди наших «москитов» получил У-2 (По-2), которого советские люди ласково называли «кукурузник», а немецкие солдаты пренебрежительно, правда только поначалу, «рус фанер». Этими ночными бомбардировщиками были вооружены целые полки. Опыт их боевого применения достаточно хорошо изучен и освещён во многих изданиях. Но мало кто знает, что наши лётчики воевали и на других «москитах», например, на учебно — тренировочных монопланах УТ-1 и УТ-2 конструкции А. С. Яковлева, и даже на (совсем уж устаревших) бипланах И-5!

При этом один из полков «москитной авиации» занимает в истории нашей авиации особое место — речь идёт о 46-м Гвардейском Таманском авиационном полке лёгких ночных бомбардировщиков. Пилотами этого полка были молодые девушки, которых противник уже вскоре с ненавистью стал называть «ночными ведьмами». Одной из лётчиц этого полка была и героиня нашего рассказа Анастасия Васильевна Попова.

Каждый год 2 мая в сквере у Большого театра собираются ветераны 3-х женских авиационных полков. Много лет приходит сюда на традиционную встречу с однополчанами Герой Советского Союза Гвардии капитан в отставке Попова Надежда Васильевна.

…В сентябре 1941 года к прославленной советской лётчице Марине Расковой, формировавшей в городе Энгельсе женские авиационные полки, обратилась молоденькая, симпатичная девушка — инструктор, прибывшая из Средней Азии. Это была Надежда Попова. Она сказала:

— Хочу в тот полк, который первым пойдёт на фронт!

Просьба была удовлетворена. На фронт женский полк ночных бомбардировщиков вылетел 1 апреля 1942 года. Для Нади Поповой и её подруг началась активная боевая работа.

В один из пасмурных сентябрьских вечеров 1942 года экипаж Попова-Рябова получил задание нанести удар по переправе в районе Моздока, где разведка обнаружила скопление вражеских войск. На подходе к цели самолёт попал в сплошную облачность. Но экипаж не повернул назад и продолжал полёт в район цели, преодолевая сильную болтанку.

Мужество и мастерство были вознаграждены. Над станицей Екатериноградской сквозь просвет в облаках Попова и Рябова увидели Терек и вражескую переправу.

Бомбовой удар они нанесли точно, с первого захода, и благополучно вернулись на свой аэродром. Немало самолётов полка поднималось в воздух в ту ночь, но выйти на цель и выполнить боевую задачу удалось только экипажу лётчицы Надежды Поповой и штурмана Екатерины Рябовой.

Особенно отличилась Надежда Попова в период проведения Белорусской наступательной операции частей Красной Армии в 1944 году, участвовала в освобождении Могилёва, Минска и Гродно.

За годы войны 852 раза вылетала на боевые задания на своём верном По-2 Надя Попова. Рисковала жизнью под огнём зениток и вражеских истребителей в небе над Кубанью, Крымом, Белоруссией, Польшей, Восточной Пруссией. И не было такого, чтобы её экипаж не выполнил задания. При этом было уничтожено 3 переправы, воинский эшелон, артиллерийская батарея, 2 прожектора, много живой силы и другой боевой техники противника. Экипаж Надежды Поповой сбросил 600 тысяч листовок в тылу врага.

Несколько слов хочется сказать и о её боевой подруге — штурмане Екатерине Васильевне Рябовой. Родилась она 14 июля 1921 года в селе Гусь-Железный Касимовского района Рязанской области. В 1942 году окончила школу штурманов. С мая 1942 года на фронтах Великой Отечественной войны. К январю 1945 года Гвардии старший лейтенант Е. В. Рябова совершила 816 успешных ночных вылетов на бомбардировку живой силы и техники противника. 23 февраля 1945 года, вместе со своей подругой Надеждой Поповой, стала Героем Советского Союза. После войны ушла в отставку. Окончила Московский государственный университет, работала в полиграфическом институте. Умерла 12 сентября 1974 года. Похоронена на Новодевичьем кладбище.

Надежда Попова и Семён Харламов: два Героя в одной семье.

Зачем мы вспоминаем такие истории? В нашем мире, стремительно теряющем духовность, память о том, какими были те, кто ковал Победу, как они бесстрашно воевали, как искренне любили, помогает сохранить уважение к своей истории, да просто — сохранить себя.

Всего однажды мне довелось увидеть их вместе. С Героем Советского Союза Надеждой Васильевной Поповой мы возвращались из Пскова со слёта юных историков. Кружила февральская метель. Когда наш поезд подошел к московскому вокзалу, из снежной круговерти показался генерал с букетом красных роз. Надежду Васильевну встречал её муж Герой Советского Союза Семён Ильич Харламов. А историю их необычайной встречи на войне я узнала много позже.

Тот день, 2 августа 1942 года, вместил столько событий, что Надежда Попова запомнила его до мельчайших подробностей. На рассвете на своём У-2 она вылетела на воздушную разведку. Лётчица уже повернула машину к аэродрому, когда пулемётные очереди достали их тихоходный У-2. Последними усилиями она смогла посадить самолёт в степи. С штурманом они чуть успели отбежать в сторону, и самолёт взорвался. Теперь они брели по степи, надеясь на попутную машину. Вдруг впереди различили дорогу, по которой ехали грузовики, шли пехотинцы.

— Мы добрались до дороги и примостились в кузове грузовой машины. Бойцы тут же поделились с нами пайком, — вспоминала Надежда Васильевна Попова.

В этих же местах несколько дней назад лётчик-истребитель Семён Харламов, вылетев на боевое задание, в воздушном бою сбил немецкий самолёт. Но и его сбили. Кровь заливала лицо. Раненый лётчик смог посадить изрешечённый самолёт. В медсанбате хирург осмотрел его: осколок пробил скулу, надорван нос, осколки осыпали тело. После операции Семёна Харламова вместе с другими ранеными направили в госпиталь. Он ехал на санитарной машине по той же степной дороге, на которую случайно набрели Надя Попова со своим штурманом.

— Мы часто останавливались, — рассказывала Надежда Васильевна. — И я увидела проходившую между машинами медсестру. Спросила её — нет ли здесь какого-нибудь из лётчиков — нам же надо было разобраться в обстановке. Сестра ответила: «Есть один, раненый. Пойдём со мной!».

Марлевые повязки закрывали всю его голову и лицо. Из-под бинтов видны были только глаза и губы — таким я впервые увидела Семёна Харламова. Конечно, жалко его стало. Я села рядом. Завязался разговор. Семён спросил: «На каком самолёте вы летаете?» «А вы угадайте!» Он перечислил все виды военных самолётов. А я посмеивалась: «Не угадали!» Когда сказала, что летаем на У-2, он удивился: «Да это же учебный самолёт. Как же на нём можно воевать?» Я рассказала ему, что на У-2 в нашем полку летают женские экипажи. По ночам мы бомбим вражеские объекты.

Это было тяжёлое время войны. Наши войска отступали. Вдоль дороги — разбитые танки, орудия. Пехота шла в облаках пыли.

— Между нами будто протянулась какая-то нежная, волшебная нить, — рассказывала Надежда Васильевна. — Но почему-то мы не решились перейти на «ты». Вспоминаю и сама удивляюсь. Была тревожная обстановка. А мы с Семёном стали читать друг другу стихи. Оказалось, что и вкусы у нас совпадают. Мы ехали вместе несколько дней. И я, чтобы помочь Семёну переносить тяжёлые перевязки, стала напевать ему свои любимые песни, романсы. В Донецке был замечательный Дворец культуры. Я занималась в вокальной студии. Выступала на сцене. Слушая мои песни, Семён только повторял: «Спойте еще…»

«Как это было! Как совпало — война, беда, мечта и юность!» — написал поэт-фронтовик Давид Самойлов, — это про нас.

На войне так много смертельного страха и тяжёлой, опасной работы, что можно потерять в себе человеческое, а тут двое, ещё накануне чудом избежавшие смерти, читают друг другу стихи. И никто из них не мог знать — сколько им осталось жить.

— Казалось, что мы уже давно знаем друг друга, — вспоминала Надежда Васильевна. — Говорили и не могли наговориться. Но надо было прощаться. Я смогла сообщить в штаб полка, где мы находимся. За нами прислали самолёт. Семёна везли дальше в госпиталь, адреса которого он не знал. У меня душа разрывалась — так было жаль уходить от него. Мы расстались на степной дороге без всякой надежды на встречу.

Надежде Поповой исполнилось 20, но она была уже опытным лётчиком. В Донецке прошла обучение в аэроклубе, успешно окончила Херсонскую лётную школу. Вернувшись в Донецк, поступила в Донецкое военное авиационное училище. Когда началась война, вместе с училищем её эвакуировали в Самаркандскую область. Здесь, как инструктор, она стала обучать лётчиков-курсантов. Осенью 1941 года Надежда узнала, что знаменитая лётчица Герой Советского Союза М. М. Раскова набирает в Москве девушек в военную авиацию. Попова пишет один рапорт за другим. Направляет письмо Расковой с просьбой зачислить её в женскую лётную часть.

Октябрь 1941 года. Немецкие генералы уже через подзорные трубы рассматривают Москву, паника на московских вокзалах, а в здании ЦК ВЛКСМ Марина Раскова беседует с каждой девушкой, принявшей решение вступить в военную авиационную часть. Их были сотни, юных добровольцев — студентки и сотрудники вузов, работницы заводов. В здании образовались очереди. Комиссия, которую возглавляла Марина Раскова, отбирала, прежде всего, инструкторов и курсантов аэроклубов. Но принимали и тех, кто по уровню знаний мог в сжатые сроки освоить лётные специальности. Среди них были и те, чьи имена войдут потом в историю Великой Отечественной. Евгения Руднева и Руфина Гашева — студентки мехмата МГУ, Марина Чечнёва — инструктор Центрального аэроклуба, Наталья Меклин — студентка МАИ,Мария Смирнова — педагог…

Юные прекрасные, отважные девушки. В те трагические дни самоотверженность казалась им естественным делом. Общая для всех судьба страны — стала для них важнее собственной жизни.

Со своими однополчанами Надежда Попова встретилась уже в Энгельсе, где началась подготовка к боевой работе. Её зачислили в женский ночной бомбардировочный полк. Обучение, которое до войны проходило за 3 года, девушкам предстояло освоить всего за 6 месяцев. Занимались по 12 часов. А порой и более.

Чтобы представить всю степень риска, с которым были связаны боевые вылеты на машинах, не зря названными «небесными тихоходами», скажем о том, что представлял собой У-2. Это был самолёт деревянной конструкции, с перкалевой обшивкой, открытыми кабинами. На нём не было радиосвязи. С полной боевой нагрузкой мощность мотора позволяла летать со скоростью лишь 120 километров в час. Проходя обучение, девушки заранее знали, что вылетать на боевые задания им придется по ночам. Потому что днём их самолёт станет лёгкой добычей для немецких лётчиков.

В мае 1942 года женский бомбардировочный полк вылетел на фронт.

— Наши полёты были не только опасными, но и трудными, — говорила Надежда Васильевна. — На У-2 не было приборов, которые помогали бы нам ночью различать объекты на земле. Мы должны были сами разглядеть сверху цель, на которую надо сбросить бомбы. А для этого приходилось максимально снижаться. В это время, заметив нас, немецкие зенитчики тут же включали прожектора и открывали огонь. Приходилось сжать себя в комок, чтобы точно сбросить бомбы, а ещё хуже — не свернуть в сторону. Мы бомбили переправы, военные склады, немецкие эшелоны. Вернувшись на аэродром, ждали, когда подвесят бомбы, заправят горючее, — и снова в небо. Совершали по 5 — 6 вылетов за ночь.

Этот авиационный полк стал единственным, в котором воевали только женщины. Из девушек — добровольцев вышли и техники, которые обслуживали самолёты, нередко всего за день восстанавливающие пробитый осколками корпус. Но даже этих тихоходных самолётов тогда не хватало, надо было беречь каждый. И девочки — вооруженцы, надрываясь от непосильной ноши, подвешивали бомбы. Каждый вылет — как последний…

И вот в этой круговерти боёв в жизни Нади Поповой происходит событие, которое иначе как чудом не назовёшь.

— Наши самолёты стояли в станице Ассиновской. Днём мы укрывали свои машины под кронами деревьев, — рассказывала она, — а вечером выводили самолёты на небольшую площадку и взлетали. Запаса горючего нам хватало только, чтобы долететь до фронтового аэродрома, где приземлялись истребители. Там мы снова заправлялись, нам подвешивали бомбы, и мы улетали на задания.

В тот день я уже сидела в кабине самолёта, ждала команды — на взлёт. Вдруг ко мне подбегает техник: «Надя! Тебя тут кто-то спрашивает». Подходит к самолёту лётчик. «Здравствуйте, Надя! Я — Семён Харламов. Помните меня?» Тут я впервые увидела его лицо. Ведь когда мы ехали по степной дороге, оно было в бинтах. Семён узнал, что по ночам на их аэродроме приземляются женские экипажи, и у него появилась надежда найти меня. От радости, что мы встретились, я чмокнула его в щеку, достала из кабины яблоко и протянула ему. И тут мне сигнал — вылетать на задание. Семён так разволновался, что ушёл в сторону от аэродрома. Потом он мне об этом рассказывал. На другой вечер я прилетела на этот аэродром радостная. Думаю, сейчас увижу Семёна. Но его не было. Лётчики рассказали мне, что днём его подбили в воздушном бою. Он снова ранен, его снова увезли в госпиталь…

Она и сама не могла надеяться остаться в живых. Слишком часто в небе казалось — улетают последние мгновения жизни. Однажды она получила задание — доставить боеприпасы и продукты морским пехотинцам, которые десантировались в район Новороссийска.

— Веду самолёт, — рассказывала Надежда Васильевна. — С одной стороны — гористый берег, с другой штормовое море. Подо мной прошла огненная полоса фронта. Чёрные коробки разрушенных городских кварталов. Мне надо снизиться над руинами так, чтобы разглядеть условный сигнал, который подадут моряки: они захватили плацдарм и отбивали вражеские атаки. Мне пришлось вести самолёт так низко, что чуть заводские трубы не задевала. И вдруг вижу — мелькает свет фонаря. Это моряки. Сбрасываю контейнеры. И тут меня обнаруживают немецкие зенитчики. Ураганный огонь. Осколки ударили по крылу самолёта. У меня одна мысль — если погибнуть, то в море.

Больше всего мы боялись попасть в плен к врагу. Я поворачиваю машину, чтобы лететь над штормовыми волнами. Мне казалось, что сейчас зачахнет мотор и самолёт врежется в море. Но каким-то чудом мотор тянул. И мы летели к своему аэродрому. Когда приземлились и вышли из кабины, то самой не верилось — неужели всё позади, и мы остались живы? Техники осмотрели самолёт — на нём оказалось 42 пробоины. Самолёт быстро залатали, и мы снова вылетели на боевое задание.

И опять судьба делает неожиданный вираж. Надю отправляют в командировку в Баку. Она идёт в гостиницу, навстречу — пятеро лётчиков. И среди них — Семён Харламов… «Здравствуйте, Надя!» Как потом она узнала, в их полку были большие потери. Началось новое формирование полка.

— Вечером Семён пригласил меня на танцы, — рассказывала Надежда Васильевна. — Мы пришли в зал. Вокруг девушки в красивых платьях, в туфельках на каблучках. Я стою среди них в сапогах. Играет оркестр, смех, улыбки. А у меня — ком в горле. Разве могла я забыть, что в эти самые минуты мои подруги — красивые, молодые, поднимают самолёты в воздух, чтобы лететь к фронту. Невесело мне было на этом танцевальном вечере. Меня пригласили на вальс. Прошли один круг. Я сказала: «Что-то не танцуется»… Мы с Семёном вышли из клуба. Он говорит мне: «Разрешите вам что-нибудь подарить?» Снимает с себя белый шёлковый шарфик — их выдавали только лётчикам-истребителям. И ещё дает мне платочек с вышивкой, который достался ему по жребию из шефской посылки. «Возьмите на память». В тот вечер мы с Семёном договорились писать друг другу…

Эта неожиданная встреча принесла им столько радости! Нежное чувство согревало обоих. Но вместо счастливых свиданий их ждало небо войны.

А потому Надежда Васильевна больше всего рассказывает о своих подругах, с которыми вместе вылетала на боевые задания.

— Я вспоминаю их лица. Мне казалось, они словно светились изнутри. Каждая была яркой личностью. Когда-то, ещё в аэроклубах, нас позвала в небо романтика. Но даже на войне, несмотря на все ужасы, мои подруги смогли сохранить высокий настрой души. Мы любили читать стихи, пели песни. И это после опасных, изнуряющих полётов, когда под утро казалось, что нет сил вылезти из кабины. Но молодость брала своё. Особенно если выдавались дни без полётов. Мы стали даже выпускать свой рукописный журнал. В нём были наши рассказы, рисунки, карикатуры. Но больше всего было стихов. Кому-то наши стихи сейчас могли бы показаться слишком пафосными. Но мы знали — они были искренними. Наташа Меклин, ставшая Героем Советского Союза, написала строки, которые нам очень нравились: «Мы завоюем радость, солнце, свет!» Стихи помогали нам выходить из тех потрясений, которые мы переживали каждый день в бою.

В огненном небе Наде пришлось увидеть самое страшное: на её глазах погибали подруги — они заживо сгорали в деревянных самолётах.

— Не забуду трагическую ночь 1 августа 1943 года. Я заходила на бомбёжку, снизившись над землёй. Сбросив бомбы над целью, ушла в сторону. И вдруг немецкие прожекторы стали схватывать один за другим наши самолёты. Горящими факелами они понеслись к земле: их расстреливали в упор ночные истребители. Сердце разрывалось, но помочь подругам мы не могли. В эту ночь погибли 4 наших экипажа. В вещевых мешках остались дневники, неотправленные письма погибших девушек… В апреле 1944 года в боях под Керчью сгорела в самолёте Женя Руднева, штурман полка. Она была необычайно одарённая, добрая, отважная. Мечтала стать астрономом. Наши вооруженцы потом писали на бомбах: «За Женю!».

В каждом полёте — смерть была рядом. Помню, в Польше мы уже возвращались на аэродром. Вдруг в мгновение — над моим самолётом промелькнул огненный шар. И в ту же секунду загорелся самолёт, на котором летели Таня Макарова и Вера Белик. Пехотинцы потом рассказали нам — они слышали, как кричали девушки в горящем самолёте… Их останки опознали только по орденам. Холмики над могилами наших девчат остались на всем пути полка. А где-то и холмиков нет, жива только наша память о погибших.

В дни войны Надежда Попова совершила 852 боевых вылета.

Среди страданий и тягот войны в судьбе Нади Поповой произошло и радостное событие.

— Это было в феврале 1945 года. Я вернулась из полёта. Подруги бегут ко мне с газетой. В ней Указ — мне присвоено звание Героя Советского Союза. Я читаю строки Указа, и вдруг вижу — в нём фамилия и Семёна Харламова. Ему тоже присвоено звание Героя Советского Союза. Это же надо — мы в одном Указе. Я написала Семёну: «Поздравляю Вас! Желаю дожить до Победы!»

Ещё в 1943 году за боевые успехи женская авиачасть получила почётное наименование — 46-й Гвардейский Таманский ночной бомбардировочный полк. За годы войны совсем юные лётчицы совершили 23 672 боевых вылета. Полк участвовал в боевых операциях на Северном Кавказе, Кубани, Тамани, в Крыму, Белоруссии, Польше, Германии. 23 лётчицы получили звание Героя Советского Союза.

Надя и Семён встретились после Победы.

— Семён на машине появился в нашей части. Мы поехали в Берлин. Подошли к Рейхстагу, на котором наши бойцы писали свои фамилии. Мы тоже нашли обломок кирпича и начертали: «Надя Попова из Донбасса. Семён Харламов из Саратова».

Потом приехали в парк. Семён сорвал ветку сирени и подарил мне. Непривычная тишина кружила голову. И вдруг Семён сказал: «Надя, давайте будем всю жизнь вместе». Так решилась наша судьба.

В тот счастливый день они сидели среди опустевших окопов и траншей. Запах сирени смешивался с дымом. А они мечтали о будущем. Впереди у них будет 45 лет счастливой жизни. Семён Ильич останется в военной авиации. Через годы получит звание генерал-полковника. Ныне его уже нет в живых. Их сын Александр — тоже в военной авиации. Он в генеральском звании. Надежда Васильевна стала известным общественным деятелем. Более 40 лет она возглавляет комиссию по работе с молодёжью в Российском Комитете ветеранов войны.

Осталась и на экране память об их молодости. Известный актёр и режиссер Леонид Быков готовился к съёмкам фильма «В бой идут одни старики». Он пригласил Семёна Ильича Харламова консультантом на фильм. Леонид Быков, приезжая в Москву, бывал в их гостеприимном доме. Как-то за столом он услышал необычайный рассказ о встрече Надежды и Семёна на войне. Может быть, эта история тоже помогла режиссеру выразить в фильме пронзительную лирическую тему. В этом фильме звучит украинская песня про «очи девочьи», одна из тех, что пела когда-то Надя раненому лейтенанту…

Надежда Васильевна скончалась 6 июля 2013 года. Похоронена на Новодевичьем кладбище, рядом с могилой мужа.

Гулаев Николай Дмитриевич — лучший лётчик-снайпер двадцатого столетия

Комментариев нетPosted on 3 февраля 201419 января 2015 by Ринат Валеев

Дважды Герой Советского Союза Гулаев Николай Дмтриевич

Историки военного искусства называют Гулаева «лучшим лётчиком-снайпером двадцатого столетия», дотошно высчитав, что на 57 лично сбитых самолётов врага он затратил 69 воздушных схваток (эффективность — 0,82). У Кожедуба она составила 0,51, а у разрекламированного немецкого аса Хартмана — 0,4. Другое достижение Гулаева останется незыблемым, видимо, навсегда: 42 победы подряд в 42 боях. По свидетельствам сослуживцев, фактических побед у него значительно больше, но он «раздарил» их семейным товарищам, дети которых голодали в тылу: ведь за сбитые самолёты врага тогда неплохо платили. Приземлившись после результативного боя, он порой говорил: «Запишите сбитого фашиста на счёт моего ведомого, это он его уничтожил».

Родился Н.Д. Гулаев в 1918 году в станице Аксайской под Ростовом, работал слесарем на одном из ростовских заводов, учился в аэроклубе, перед войной окончил Сталинградское авиационное училище.

Первый же его боевой вылет 3 августа 1942 года под Сталинградом был нестандартным. Вылетев без приказа (его подначил на это механик), Гулаев в ночном бою с первой же атаки без помощи прожекторов сбил бомбардировщик «Хе-111». Прибывший на аэродром генерал сказал: «За то, что вылетел самовольно, объявляю выговор, а за то, что сбил вражеский самолёт, повышаю в звании и представляю к награде». Примерно на таких контрастах продолжалась и его дальнейшая фронтовая биография.

Лётчик-истребитель старший лейтенант Н.Д. Гулаев особенно отличился в боях на Курской дуге в районе Белгорода. Вот несколько эпизодов. В первой же схватке 14 мая 1943 года, отражая налёт на аэродром Грушка, он в одиночку вступил в бой с тремя бомбардировщиками «Ю-87», прикрываемыми четырьмя «Ме-109». Разогнав самолёт на малой высоте и приблизившись к ведущему бомбардировщику, с первой же очереди сбил его. Стрелок второго «Юнкерса» открыл огонь, но Гулаев сбил и его. Он пытался атаковать третий самолёт врага, но кончились патроны, и наш лётчик решился на таран. Левым крылом своего «Як-1» он ударил по правой плоскости «Юнкерса», и тот рассыпался на части. Неуправляемый истребитель Гулаева вошёл в штопор. Лётчику удалось выровнять самолет и посадить его у переднего края в расположении нашей стрелковой дивизии. Прибыв в полк, Гулаев на другом самолёте вновь вылетел на боевое задание.

В начале июля 1943 года четвёрка истребителей, ведомая Гулаевым, внезапно и смело атаковала группу из 100(!) самолётов противника. Расстроив боевой порядок, сбив 4 бомбардировщика и 2 истребителя, все четверо благополучно вернулись на аэродром. В этот день звено Гулаева совершило несколько боевых вылетов и уничтожило 16 вражеских самолётов.

А 9 июля в районе Белгорода Гулаев совершил второй таран и смог приземлиться на парашюте.

Ровно через месяц, после краткого инструктажа, он впервые вылетел на «Аэрокобре» и уничтожил вражеский бомбардировщик, через два дня мощной очередью по кабине сбил «Ю-88», назавтра — двух «Ме-109», 29 октября — ещё одного «мессера», а закончил месяц, сбив модифицированный «Хе-111» с усиленным вооружением и бронированием. В составе 27-го авиаполка он в течение года добился выдающихся побед в воздушных боях. Трижды Гулаев одерживал по 4 победы в день, ещё дважды уничтожал по 3 самолёта, а в семи боях делал дубль. На его счету в числе 57 сбитых самолётов — 9 двухмоторных бомбардировщиков, 5 «рам» («Фокке-Вульф-189»), 15 пикировщиков «Юнкерс-87». Столь весомый расклад трофеев абсолютно не характерен для лётчиков фронтовой авиации, список побед которых составляли главным образом истребители. При этом надо помнить, что Гулаев почти никогда не находился в режиме «свободной охоты», позволявшей заметно увеличить счёт побед. В его задачу входило, как правило, прикрытие наземных целей: аэродромов, переправ и железнодорожных узлов.

28 сентября 1943 года старшему лейтенанту Н.Д. Гулаеву за 95 боевых вылетов, 13 лично и 5 в группе сбитых самолётов противника было присвоено звание Героя Советского Союза.

В начале 1944 года он стал командиром эскадрильи. В одном из боёв над рекой Прут Гулаев во главе 6 истребителей «P-39» атаковал 27 бомбардировщиков противника, шедших в сопровождении 8 истребителей. За 4 минуты было уничтожено 11 вражеских машин, из них 5 — лично им!

30 мая над Скулянами Гулаев сбил 4 самолёта за один день. «Ю-87» и «Ме-109» он уничтожил в одной атаке своим фирменным приёмом: после смертоносной очереди по «Юнкерсу» резко развернув «кобру» навстречу атакующему его истребителю. Сам был серьёзно ранен в правую руку. Сконцентрировав все силы и волю, лётчик сумел привести истребитель на аэродром, зарулил на стоянку и потерял сознание. Пришёл в себя только в госпитале, после операции. 1 июля 1944 года гвардии капитан Н.Д. Гулаев удостоился звания дважды Героя Советского союза за 125 боевых вылетов, 42 воздушных боя, в которых он сбил 42 самолета противника лично и 3 — в группе.

О второй Золотой Звезде Николай Дмитриевич узнал после очередного приземления из боевого вылета. Радостные однополчане потребовали обмытия награды: мол, спирт будет наш, а закуска с тебя. Но где же взять достойные деликатесы? Гулаев говорит: «Я хряка привезу». Оказывается, он видел с воздуха, где пасутся свиньи. Ас Гулаев подлетел к деревне, посадил самолёт между сараями, нашёл хозяйку, которая обрадовалась деньгам. Хряка погрузили в бомболюк, и самолёт чудом оторвался от земли: слишком уж мало места было между сарайчиками. В небе хряк начал вести себя неспокойно, самолет кренило то в одну сторону, то в другую, но штурмовик приземлился на родном аэродроме. Обмывали Золотую Звезду всем полком.

Однажды в очень непростом бою Гулаеву удалось сбить истребитель-разведчик, ежедневно круживший над нашими позициями. Выбросившегося с парашютом немецкого пилота доставили в штаб. Им оказался полковник, на кителе которого было четыре Железных Креста. На допросе тот сказал: «Я был во Франции, Италии. Везде мне везло, а тут, на русском фронте, оказался сбитым. Хотелось бы видеть того, кто это сделал…» Вызвали Гулаева. Немецкий ас ожидал увидеть великана, «русского медведя», а перед ним стоял молодой невысокий человек (у Гулаева было прозвище «Колобок»).

Командование ВВС летом 1944 года приняло решение об отзыве лучших асов с фронта, чтоб сохранить цвет нашей авиации и дать офицерам-героям возможность получить образование в Военно-воздушной академии. Когда Гулаев понял, что его рапорты об оставлении в действующей армии бесполезны, то попросил дать ему три дня на последние боевые вылеты. И три дня подряд — 10, 11, 12 августа — методично сбивал по «Фокке-Вульфу».

По сравнению с публичной славой Кожедуба и Покрышкина вокруг Гулаева, можно сказать, стояла тишина. Помимо элементарной зависти к герою было ещё одно обстоятельство, способствовавшее прижизненному его забвению. В 1944 году его представили к третьей Золотой Звезде Героя Советского Союза. В «Известиях» был опубликован Указ, и Гулаев с другими награждаемыми прибыл в Москву. За день до церемонии он зашёл в ресторан гостиницы «Москва» позднее своих товарищей, и места для него не оказалось. Там уже восседали представители военной делегации Румынии, длительное время воевавшей на стороне Гитлера. Услышав от администратора, что «вам места пока нет», Гулаев вспылил: «Как это нет? Моим врагам есть, а Герою Советского Союза — нет?!..» Смолчали бы новоиспечённые союзники, глядишь — всё бы и обошлось. Но кто-то из них на отчётливом русском бросил оскорбительную для героя фразу. И тут же от сильного удара отлетел в угол фойе. На шум прибежали товарищи, открылась пальба, зазвенели люстры, за «пресмыкательство» досталось от лётчиков и администрации ресторана. О международном скандале доложили Сталину. Резюме вождя было таким: «Немедленно отправить в часть. И пусть молит Бога, что так легко отделался. Храбрый какой, устраивает международные разборки у ворот Кремля». Указ Президиума Верховного Совета СССР о награждении был аннулирован.

После войны Николай Дмитриевич одним из первых освоил управление реактивным самолётом. В 1950 году он окончил академию имени Жуковского, а в 1960 году — Военную академию Генерального штаба. Служил на командных должностях в войсках ПВО страны, в том числе командовал Ржевским корпусом, а затем, уже в звании генерал-полковника авиации, был командующим 10-й армией ПВО в Архангельске.

Гулаев хорошо знал Владимира Высоцкого, тот по приглашению командующего выступал в 1968 году в армейском Доме офицеров в Архангельске, что очень не одобрили большие люди в партийной власти. Есть версия, что свои знаменитые песни «Смерть истребителя (Я — Як-истребитель…)» и «Песня лётчика (Их — восемь, нас — двое…)» Высоцкий написал после встреч и разговоров с истребителем-асом Гулаевым.

На Севере произошел ещё один скандальный случай, повлиявший на карьеру Николая Дмитриевича. Норвежские погранслужбы нажаловались на Гулаева, что он якобы охотился на белых медведей на их территории, используя боевые вертолёты. После этой кляузы Гулаев был переведён в Москву на штабную работу, затем отправлен в отставку, очень переживал по этому поводу и прожил после этого довольно недолго.

Бронзовый бюст героя установлен на его родине в городе Аксае, мемориальные доски — в Ростове-на-Дону, Ярославле и Архангельске. Настало время увековечить память о дважды Герое Советского Союза Николае Дмитриевиче Гулаеве и в городе воинской славы Ржеве, где он командовал 32-м корпусом ПВО.

Евстигнеев Кирилл Алексеевич

Комментариев нетPosted on 3 февраля 201426 января 2015 by Ринат Валеев

Кирилл Евстигнеев родился 17 февраля 1917 года в посёлке Хохлы, ныне Шумихинского района Курганской области, в семье крестьяника. Окончил 7 классов неполной средней школы. В 1936 году получил специальность токаря, окончив школу ФЗУ на базе Челябинского тракторного завода (ныне СПТУ № 1). Работал токарем, затем мастером на этом же заводе. В Красной Армии с 1938 года. Окончил Бирмскую военную авиационную школу пилотов в 1941 году, работал лётчиком-инструктором.

С марта 1943 года сержант К. А. Евстигнеев в действующей армии. Служил в составе 240-го ИАП (178-го Гвардейского ИАП).

К ноябрю 1943 года командир эскадрильи 240-го истребительного авиационного полка (302-я истребительная авиационная дивизия, 4-й истребительный авиационный корпус, 5-я Воздушная армия, 2-й Украинский фронт) Старший лейтенант К. А. Евстигнеев совершил 144 боевых вылета, сбил лично 23 и в группе 3 самолёта противника. 2 августа 1944 года за мужество и отвагу, проявленные в боях с врагами, удостоен звания Героя Советского Союза.

К октябрю 1944 года командир эскадрильи 178-го Гвардейского истребительного авиационного полка (14-я Гвардейская истребительная авиационная дивизия, 3-й Гвардейский истребительный авиационный корпус, 5-я Воздушная армия, 2-й Украинский фронт) Гвардии капитан К. А. Евстигнеев совершил ещё 83 боевых вылета и сбил 20 самолётов противника. 23 Февраля 1945 года был награждён второй медалью «Золотая Звезда».

Всего за годы войны совершил 296 боевых вылетов, провёл свыше 120 воздушных боёв, сбил лично 53 и в составе группы — 3 вражеских самолёта.

После войны остался на службе в ВВС. В 1949 году окончил лётно-тактические курсы, в 1955 году — Военно-Воздушную академию, в 1960 году — Военную академию Генерального штаба. В 1966 года присвоено звание генерал-майор авиации. С 1972 года — в запасе. Жил в Москве. Автор книги — «Крылатая гвардия». Умер 29 августа 1996 года.

Награждён орденами: Ленина (дважды), Красного Знамени (четырежды), Суворова 3-й степени, Отечественной войны 1-й и 2-й степени, Красной Звезды, орден Британской империи V-й степени; медалями. В городе Шумиха Курганской области установлен бронзовый бюст Героя, на здании школы № 2 и на доме, где жил Герой — мемориальные доски.

* * *

Даже среди лучших воздушных бойцов далеко не каждый может быть назван «лётчиком от Бога», кого природа и выучка наделили почти сверхъестественной властью над летательным аппаратом. Пилотаж Евстигнеева был именно от Бога, виртуозным и неповторимым.

Наблюдая за лёгким и точным каскадом исполняемых им в воздухе фигур, было трудно предположить, что тяжёлый недуг давно уже терзает его. Будь медицина столь же строга к лётчикам в войну, как и в мирное время, только первая пятерка асов недосчиталась бы двоих — Речкалова и Евстигнеева. Первого отлучили бы из-за дальтонизма, второго — по причине язвенной болезни.

Кирилл Евстигнеев родился в Феврале 1917 года в селе Большие Хохлы ныне Шумихинского района Курганской области, в многодетной крестьянской семье (9 человек). Нужда была частым гостем в лесной деревушке, но отец делал всё, чтобы выучить детей, в особенности младших. С раннего детства Кирилл был включён в посильный домашний труд и помогал родителям. Он рос крепким, выносливым юношей, был хорошим товарищем.

В 1934 году, окончив в Шумихе, куда переехала семья, 7-й класс в школе №1, Кирилл уехал в Челябинск и поступил в ФЗУ тракторного завода. Учёбу успешно совмещал с занятиями в аэроклубе. Всегда и везде Кирилл выделялся отличной дисциплиной, добросовестным отношением к учёбе.

В 1936 году он был направлен на опытный завод, а через полгода переведён в цех топливной аппаратуры на головной завод в качестве наладчика токарных автоматов, где работал до призыва на действительную военную службу.

Человек исключительной скромности и по-русски непритязательный, получивший «Золотую Звезду» Героя, когда на его боевом счету уже было 49 (!) личных побед, Кирилл Алексеевич и в авиацию-то попал, встретив на своем пути хороших людей-доброхотов, подсказавших путь крестьянскому сыну.

Сначала в Челябинском аэроклубе его разглядел молодой инструктор Николай Кобзев, не только заронивший лётную искру в душу 15-летнего токаря, но и в трудную минуту настоявший, чтобы тот закончил аэроклуб. Другим человеком, поддержавшим юношу, был начальник дальневосточной рембазы, где служил красноармеец Евстигнеев, направивший его в Бирмскую военную лётную школу. В школе заметили способности нового лётчика и после её окончания в 1941 году оставили инструктором. Здесь его и застала война.

Лишь только через год, налетав более 300 часов и подготовив два десятка воздушных бойцов, Евстигнееву удалось вырваться на фронт. В Москве на сборном пункте ВВС его отобрал командир 240-го ИАП майор И. Солдатенко в числе десятка худых и обносившихся по военному времени парней. Наученный опытом тяжёлых боёв, ветеран Испанской войны, Игнатий Солдатенко старался брать лётчиков, прошедших инструкторскую школу. Среди новобранцев были сержанты Евстигнеев и Кожедуб.

Из первого боевого вылета, 19 Марта 1943 года, пришлось вернуться по приказу, даже не набрав высоты: не убралась стойка шасси… Оставалось лишь сетовать на свою злосчастную участь. А вот первый бой, 28 марта 1943 года, оказался результативным. Взлетев поперёк старта под аккомпанемент рвущихся бомб и набрав высоту, Евстигнеев в одиночку атаковал девятку Ju-88. Дав очередь по плотно идущей группе, затем, сделав горку, снизу, метров с 70, зажёг левый мотор одного из «Юнкерсов». Сам попал под удар четвёрки Ме-109, выполнил петлю и в упор расстрелял оказавшегося перед ним немца. В этом первом своем поединке Евстигнеев одержал 2 победы. Все невзгоды, неразбериха и неустроенность — ничто. Воздушный бой — это его стихия. Недаром, вновь переживая воздушные сражения в мемуарах, Кирилл Алексеевич вспоминает пушкинские строки — «Есть упоение в бою…».

12 апреля при бомбёжке аэродрома Уразово погиб командир полка майор И. Солдатенко. Менее полугода прослужил Евстигнеев под его началом, сделал лишь несколько боевых вылетов, а навсегда запомнил и остался благодарен этому человеку, мудро и терпеливо подготовившему к боям необстрелянных лётчиков, которым через год суждено было войти в число лучших воздушных бойцов мира.

6 мая 1943 года при отражении неприятельского налёта лётчику удалось сбить Ju-88 (записанный ему как групповая победа), затем Ме-110. На преследовании подбитого им горящего двухмоторного «Мессера» в самолёт Евстигнеева сверху врезался «Як», увлёкшийся погоней. Чудом инцидент окончился даже без травм. Пилот «Яка» быстренько выпрыгнул из лишившейся половины крыла машины, а Кирилл, выведя свой изуродованный Ла-5 из пикирования у самой земли, сел прямо на окопы.

В июне 1943 года Евстигнеев, летавший до этого ведомым у лейтенанта Юрия Михайловича Любенюка (совершил более 250 боевых вылетов, лично сбил 14 машин), назначается ведущим пары.

…Жарким было фронтовое лето под Курском, но от боя к бою всё увереннее действовал младший лейтенант Евстигнеев. 7 июля он вылетел в составе шестёрки на прикрытие наземных войск. Обнаружив над полем боя 10 бомбардировщиков противника, Кирилл Алексеевич сбивает ведущего, чем вносит растерянность в его ряды и тот — поворачивает назад…

В большом бою 8 июля Евстигнеев одержал свою первую тройную победу (результат достаточно редкий — в советских ВВС за войну всего около 150 случаев). На большой скорости уходя из — под огня прикрывающих «Мессеров», он зажёг ведущего девятки Ju-87 и, выполнив боевой разворот, тут же, в упор, сбил замыкающего. Осмотревшись, атаковал следующую девятку, поразил левофланговый бомбардировщик и, преследуя его на малой высоте, добил несколькими очередями.

В воздушных боях советские лётчики творчески решали боевые задачи, искали новых путей в достижении победы. Нередко в одном бою они сбивали по нескольку вражеских самолётов. Об одном из таких воздушных боёв, проведённых 8 Июля 1943 года, младший лейтенант Евстигнеев писал:

«Мы вылетели на прикрытие переднего края обороны наших войск. К намеченному району подошли двумя ярусами на высоте 5000 метров. Внизу под командованием капитана Подорожного шла ударная группа из 6 истребителей. Она должна была уничтожать бомбардировщиков противника. Вторая группа из 3 самолётов шла на 400-500 метров выше. В случае появления вражеских истребителей она должна была связать их боем и создать благоприятные условия для действий ударной группы.

Как только показались вражеские бомбардировщики, капитан Подгорный повёл свою шестёрку в атаку. Он умело зашёл в хвост «Юнкерсам» и вместе со своим ведомым с первой же атаки поджёг один самолёт. Я шёл слева от ведущего и вслед за ним атаковал крайний «Юнкерс» из последней пары. Подойдя к нему слева сверху под углом 45°, с дистанции 50 метров я первой очередью сбил его. Но в это время появилась вторая группа «Юнкерсов». Имея превышение над ними, я немедленно устремился в атаку и врезался в их строй. Развернувшись, зашёл в хвост «Юнкерсу» и с дистанции 50 — 60 метров зажёг его. Строй бомбардировщиков распался, они стали удирать.

Я погнался за очередной целью. С резким снижением враг пытался улизнуть, но я, не отставая, преследовал его и бил короткими очередями. То был 3-й самолёт, сбитый мною в этом бою. В этом воздушном бою советские истребители уничтожили 5 бомбардировщиков и 1 истребитель противника».

В том же бою погиб М. Шабанов. Из четвёрки инструкторов-дальневосточников остался один Евстигнеев…

9 июля Евстигнеев сбивает Ме-109; 13 и 16-го июля — снова по одному «Мессеру». Итак вплоть до августа — из боя в бой лётчик одерживает победу за победой. В середине июля его, имевшего на счету уже 10 побед, назначают командиром 2-й эскадрильи. Он выбирает себе ведомым «рыжего» — Валентина Мудрецова.

5 августа 1943 года самолёт Евстигнеева был сбит очередью по левому борту над своей территорией, сам он ранен в ноги. Самолёт сразу же загорелся и вошёл в пике. С большим трудом лётчику удалось выбраться из машины, дернуть кольцо парашюта. Так и осталось загадкой, что было причиной этого смертельно опасного происшествия: не то очередь с земли, не то — с проходившей над его группой четвёрки «Яков», не то взрыв шального снаряда.

Ранение было весьма неприятным. За сохранение левой стопы пришлось побороться, а на 9-й день после прыжка он убежал из госпиталя. Пройдя по лесным дорогам на костылях около 35 километров, вышел на аэродром соседнего полка.

Так, второй, и последний, раз, вновь при странных обстоятельствах, был сбит Кирилл Евстигнеев. Пора становления прошла, больше его не сбивали и он не потерял никого из своих ведомых.

Особенно ярко проявились высокие боевые качества Евстигнеева в воздушных сражениях над Днепром. Осень 1943 года воистину стала для него золотой. Лишь за один месяц сражений, в 9 воздушных боях он одержал 12 побед. Иногда отсюда, с аэродрома Большая Даниловка, поднималась в воздух особенно грозная четвёрка: Евстигнеев — Мудрецов, Кожедуб — Мухин.

2 Октября 1943 года четвёрка Ла-5, ведомая Евстигнеевым, трижды вылетала на выполнение боевых заданий. В районе Бородаевки они вступили в бой вначале с вдвое, а затем с втрое превосходящим количеством вражеских самолётов. Только мужество и находчивость, высокое боевое мастерство и смелость помогли нашим лётчикам выйти победителями из схваток с противником. Так в схватке с группой Ме-109, прикрывающих пикировщики Ju-87, в первой же атаке Кирилл сбил «Мессер», во второй — «Юнкерс». Всего в этот день он уничтожил два Ме-109 и один Ju-87.

Через день Евстигнеев, ведя шестёрку Ла-5 на боевое задание, встречает группу из 20 «Юнкерсов» и дерзкой атакой рассеивает их боевой порядок, не допустив до цели. В результате этого смелого поединка самолёты противника сбросили бомбы на головы своих же войск. В этом бою Кирилл увеличил счёт сбитых враженских самолётов ещё на один.

5 октября 1943 года К. А. Евстигнеев, возглавляя группу из 11 Ла-5, в районе Мишурин Рог атаковывает 6 Ме-109 и 8 FW-190 и в первой же атаке сбивает вражеский самолёт. Во втором боевом вылете в составе 10 Ла-5 в районе Бородаевки он встречает и атаковывает две группы пикировщиков Ju-87 (до 27 машин), а так же 6 прикрывавших их Ме-109. Бомбардировщики были рассеяны и повернули назад, понеся потери. В этом бою Евстигнеев сбил один «Юнкерс».

7 октября шестёрка Евстигнеева вылетела на прикрытие своих войск на линию фронта. В районе Бородаевки встретили 3 группы Ju-87 (до 27 машин) под прикрытием 6 Ме-109. Решительной атакой своей группы Евстигнеев срывает замысел противника. Не сбросив бомбы, те поворачивают назад. «Мессеры» бросаются на нашу группу. В этом воздушном бою, который длился 30 минут, шестёрка Ла-5 уничтожила 5 самолётов противника. Лично старший лейтенант Евстигнеев сбил 3 самолёта, в том числе 2 Ju-87 и 1 Ме-109.

Боевой счёт Кирилла Алексеевича рос с каждым днём. Командование полка неоднократно отмечало его боевые заслуги. В мае 1943 года за отличное выполнение боевых заданий по блокировке Харьковского аэродрома был награждён орденом Отечественной войны 2-й степени. В сентябре 1943 года за 10 лично сбитых самолётов противника и отличное выполнение боевых заданий в период Белгородской операции — орденом Красного Знамени.

Во второй половине октября 1943 года в районах Пятихатки, Лиховки и Кривого Рога Кирилл Евстигнеев записывает на свой боевой счёт 6 самолётов противника — 2 Ме-109, 2 Ju-87, 1 He-111 и 1 FW-109.

В период успешного форсирования нашими войсками Днепра и расширения плацдарма боевых действий на правом берегу К. А. Евстигнеев, прикрывая свои войска на линии фронта, с 2 по 21 октября лично сбил 13 самолётов противника, за что был награждён орденами Суворова 3-й степени и Красного Знамени.

За время боевой работы с 28 марта 1943 года, когда им был сбит первый вражеский самолёт, по 19 ноября 1943 года, к моменту представления его к званию Героя Советского Союза, на счету старшего лейтенанта К. А. Евстигнеева было 144 успешно выполненных боевых задания, в том числе: прикрытие своих войск — 58, сопровождение штурмовиков и бомбардировщиков — 52, разведка войск противника — 9, патрулирование над военными объектами — 16, блокировка аэродромов противника — 1, перехват самолётов противника — 7, «свободная охота» — 1. За этот период им сбито 26 самолётов (9 Ме-109, 10 Ju-87, 2 Ju-88, 2 Me-110, 1 FW-190, 1 FW-189, 1 He-111), из них 23 лично и 3 (1 Ju-88, 1 Ju-87, 1 He-111) — в группе с товарищами.

После ранения Евстигнеев летал на Ла-5ФН (бортовой номер «95»), на котором сбил 36 самолётов противника. И, по имеющимся данным, это наибольшее число побед, одержанных на одной машине.

Зимой 1944 года отважный лётчик принимает участие в боях по уничтожению окруженной группировки врага в районе Корсунь-Шевченковского, а весной — на Черновицком и Уманско-Ясском направлениях. Изо дня в день идут тяжёлые, напряжённые бои и буквально в каждом бою он сбивает по 2, а то и по 3 самолёта.

В начале марта 1944 года, по просьбе командира полка, он пошёл на исключительный риск, опробуя «годность к работе» раскисшего аэродрома. При разбеге его истребитель, едва не улетев в овраг, встал на попа, увязнув колёсами в грязи. А через месяц из-за халатности представителя службы Воздушной армии, перепутавшего кислородный баллон с воздушным, пусковой насос с баллоном взорвался. Евстигнееву обожгло лицо и выбросило из кабины, а машина, ускоряя бег, побежала по аэродрому, затем круто развернулась и остановилась. Евстигнеев настоял на ремонте своего «боевого коня», и теперь его левый борт был покрыт затейливым камуфляжем, скрывавшим заплаты, на который были нанесены чёрные цифры «95» с красной окантовкой.

На этой машине ему довелось сражаться под Яссами. В начале апреля над Кишинёвским аэродромом, на малой высоте он сбил 4-моторный FW-200 «Кондор». Но этот «раритет» официально не был записан на его боевой счёт. В 27 боевых вылетах под Яссами и в 13 воздушных боях старший лейтенант Евстигнеев сбил 7 вражеских самолётов.

В июне 1944 года он продолжает наращивать дальнейший счёт своих блестящих побед: 1 Июня им сбит Ме-109 и Ju-87; 3 Июля — Hs-129, FW-190 и Me-109; 5 Июня — 2 FW-190 и Me-109…

Евстигнеева назначают командиром эскадрильи и он с честью оправдывает это доверие. На счету его пилотов к августу 1944 года значилось 97 воздушных боёв и 71 сбитый вражеский самолёт. В одном из боёв лётчики уничтожили 6 вражеских бомбардировщиков, 2 из них — лично сбил Кирилл.

В каждом бою он показывал себя смелым, решительным, не знающим страха воздушным бойцом. Эскадрилья под командованием Евстигнеева громила врага в небе над Белгородом, Харьковом, Полтавой, Кременчугом, Кировоградом, Кривым Рогом, Будапештом.

Если не было боевых вылетов, то самозабвенно, днями напролёт он готов был летать с молодыми, делился с ними отработанными приёмами, разбирал и оценивал новые предложения, иногда сходился в учебном бою с другим комэском своего полка — Иваном Кожедубом (почти всю войну, до февраля 1945 года, по числу личных побед Евстигнеев опережал своего товарища и друга Кожедуба).

В конце июня, учитывая затишье на передовой, врач полка, невзирая на протесты Евстигнеева, заручившись поддержкой командира, направил Кирилла Алексеевича в госпиталь. К тому времени на счету воздушного аса было 49 лично сбитых самолётов противника и он уступал только Гулаеву и Покрышкину. Лётчику вручили награду союзников — «Крест Британской империи» (дающий право на пожизненное имение за границей).

Два месяца провёл Евстигнеев в Центральном военном авиационном госпитале. Там его и застал Указ от 2 августа 1944 года о присвоении звания Героя Советского Союза. (Случай в советских ВВС исключительный — с 1943 года Героя обычно давали уже за 15 сбитых самолётов противника. Вероятно, свою роль сыграли, непростые отношения Евстигнеева с командиром полка Н. И. Ольховским — человеком отважным и добрым, но подверженным известной русской «болезни».)

29 августа из рук Калинина он получил «Золотую Звезду», а на следующий день второй раз сбежал из госпиталя на фронт. Известного аса с радостью взял экипаж «Дугласа». На опустевшем аэродроме в Яссах он нашёл исправный, хоть и некрашеный, Ла-5 и, облетев на «пёстром» несколько аэродромов, в Фокшанах отыскал свой родной полк.

К тому времени его дивизия и полк получили звание Гвардейских: дивизия стала 14-й Гвардейской ИАД, а полк 178-м Гвардейским ИАП.

Евстигнеев был назначен штурманом полка, воспринял это в штыки и успокоился, получив лишь от командира заверения, что никаких ограничений в полётах не будет.

После возвращения ему был передан Ла-5Ф с бортовым номером «14», наверное, самый прославленный истребитель в стране. Построенный на средства колхозника-пчеловода В. Конева и переданный, по его просьбе, «лучшему лётчику фронта», он был боевой машиной Ивана Кожедуба, а после перевода последнего в другой полк, на нем летал Герой Советского Союза Павел Брызгалов.

На этой машине Евстигнеев одержал 5 побед. Последнюю из них — 17 февраля 1945 года, сбив в лобовой атаке FW-190. Удивительна самоотверженность этого аса, в преддверии победы, в лоб атаковавшего 6-пушечный «Фоккер»… В этой атаке его «Лавочкин» поразили 3 бронебойных снаряда: один прошил крыло и оперение, а два других, пройдя в сантиметре от ног, вывели из строя правую стойку шасси.

Мастерство и находчивость позволили Кириллу приземлить истребитель на одно колесо, на расчищенную от снега узкую дорожку, между двумя метровыми ледяными барьерами!

23 февраля 1945 года Гвардии капитан К. А. Евстигнеев был награждён второй медалью «Золотая Звезда». Незадолго до этого, приказом по полку ему было присвоено звание «Мастер воздушной радиосвязи» — Кирилл одним из первых в совершенстве освоил новую радиотехнику и умело использовал её. Вылетая по команде станции наведения, он шёл в тот район, где появлялись вражеские самолёты, встречал их и, умело руководя по радио действиями своих подчинённых, добивался успеха. Так, только за 3 дня (в конце лета 1944 года) его эскадрилья с помощью станции наведения сбила 20 самолётов противника. Однажды его с напарником точно вывели на группу из 12 FW-190. Внезапно атаковав её, лётчики уничтожили сразу 3 самолёта!

Войну Гвардии капитан К. А. Евстигнеев закончил штурманом 178-го Гвардейского истребительного авиационного полка. Последний бой он провёл в небе Венгрии 26 марта 1945 года, на своём 5-м за войну истребителе Ла-5.

В тот день, четвёрка Ла-5ФН, ведомая им, патрулировала над Будапештом. Вдруг на горизонте показалась группа из 18 самолётов FW-190. Внезапная атака ошеломила противника. Евстигнеев, мгновенно воспользовавшись этим, стремительно настиг один из «Фоккеров» и длинной очередью с переворота расстрелял его. Это была 56-я победа советского аса за 27 месяцев фронтовой деятельности. «Лётчик — кремень», — так отзывался о нем Иван Никитович Кожедуб, долгое время служивший с Евстигнеевым в одном полку.

Всего за годы войны Кирилл Алексеевич Евстигнеев совершил 296 боевых вылетов, провёл более 120 воздушных боев, лично сбил 53 и в группе 3 самолёта противника.

Сразу после войны Евстигнеев в 3-й раз был представлен к званию Героя. Представление подписали командиры полка, дивизии, корпуса, командующий 5-й Воздушной армией генерал-полковник авиации С. Горюнов. В Центральном Архиве Министерства обороны и сейчас хранится это представление. А тогда властью, сильнее командирской, оно было перечёркнуто. Похоже, было решено сделать вторым «трижды» лишь одного — «primus inter pares» — первого среди равных.

Возможно, определенную роль в этом решении сыграл и характер самого Евстигнеева, исключительный для военного лётчика, а тем более для лётчика-истребителя. Честолюбие в какой-либо форме, начетистость, самолюбование были ему абсолютно чужды, жизненно неинтересны. Восторженное внимание посторонних было для него явно обременительно. О своих победах он рассказывал, лишь обсуждая ход воздушного боя с людьми, которым очень доверял, или с теми, для кого считал это полезным и необходимым. И тогда повествование его было очень личным, ярким. Он словно ещё раз анализировал правильность своих действий, вместе с собеседником искал и находил ошибки. Скромный по натуре, предельно сдержанный, Евстигнеев становился оживлён и по-гусарски весел лишь в кругу друзей — ветеранов, однополчан, лётчиков…

Кириллу Алексеевичу, как и большинству лётчиков, повезло в личной жизни. Ещё в 1945 году он женился на однополчанке, своём боевом товарище Марии Ивановне Раздорской. Она умела быть как решительной и твёрдой, так и нежной и верной.

После войны он окончил Высшие лётно-тактические курсы. Командовал истребительным авиаполком. До 1954 года продолжал летать. В 1955 году окончил Военно-Воздушную Академию. После её окончания служил в городе Фрунзе начальником штаба центра переучивания лётного состава. В 1960 году окончил Военную академию Генерального штаба и был направлен в Волгоград начальником штаба Качинской военной авиационной школы. Затем была служба начальником оперативного отдела авиации Северо-Кавказского военного округа в Ростове-на-Дону, заместителем командующего 73-й Воздушной Армии в Киеве, вновь служба в Ростове, теперь уже начальником штаба ОКВО, первым заместителем командующего авиацией округа.

В 1966 году Евстигнееву было присвоено звание генерал-майор авиации. Его последним назначением была служба в Управлении учебными заведениями ВВС. Демобилизовавшись в 1972 году, жил в Москве. Написал книгу воспоминаний о войне.

Его дом стоит в Большом Афанасьевском переулке, прямо напротив церкви Афанасия и Кирилла…

Кирилл Алексеевич долгие годы, ещё с послевоенных времен, был тяжело болен. В своей жизни он перенёс 13 хирургических операций! Порой, переживая мучительные боли, он говорил Марии Ивановне:

— Это оттого, Маша, что я стольких сбил…

Умер Кирилл Алексеевич 29 Августа 1996 года.

Память об этом великолепном воздушном бойце, предельно честном и чистом человеке, будет жива, покуда жива Россия.

Амет-Хан Султан

Один комментарийPosted on 2 февраля 20148 мая 2014 by Ринат Валеев

Дважды Герой Советского Союза Амет-хан Султан

Амет-Хан Султан родился 25 октября 1920 года в городе Алупка, Ялтинского Горсовета, в семье рабочего. Окончил 7 классов и школу ФЗУ (ныне СПТУ № 4 города Симферополя). Работал подручным котельного мастера в железнодорожном депо, одновременно учился в аэроклубе. В Красной Армии с 1939 года. После окончания в 1940 году Качинской авиационной школы, 1 год служил в Белоруссии, в строевой части.

С июня 1941 года на фронтах Великой Отечественной войны. По сентябрь 1942 года сражался в составе 4-го ИАП (летал на И-153, «Харрикейне» и Як-7), затем — до конца войны в составе 9-го Гвардейского ИАП (на Як-1, «Аэрокобре» и Ла-7).

К августу 1943 года командир эскадрильи 9-го Одесского Краснознамённого Гвардейского авиационного полка (6-я Гвардейская истребительная авиационная дивизия, 8-я Воздушная Армия, Южный фронт) Гвардии капитан Амет-Хан Султан совершил 359 боевых вылетов (из них 110 в небе Сталинграда), провёл 79 воздушных боёв, в которых сбил 11 самолётов противника лично и 19 — в составе группы.

24 августа 1943 года за мужество и отвагу, проявленные в боях с врагами, удостоен звания Героя Советского Союза.

К концу войны произвёл 603 боевых вылета, в 150 воздушных боях лично сбил 30 и в группе 19 самолётов противника.

29 июня 1945 года помощник командира 9-го Гвардейского истребительного авиационного полка (1-я Воздушная армия ) Гвардии майор Амет-Хан Султан награждён второй медалью «Золотая Звезда».

После войны поступил в Академию ВВС, но вскоре ушёл и стал работать лётчиком-испытателем (всего освоил около 100 машин). В 1946 года — Гвардии подполковник. В 1947 году получил звание «Лётчик-испытатель 1-го класса». В 1952 году удостоен Сталинской премии. В 1961 году присвоено звание «Заслуженный лётчик-испытатель СССР». Погиб в испытательном полёте 1 февраля 1971 года.

Награждён орденами: Ленина (трижды), Красного Знамени (пять), Александра Hевского, Отечественной Войны 1-й степени, Красной Звезды, «Знак Почёта», медалями. Почётный гражданин города Ярославля. Навечно зачислен в списки воинской части. Бронзовый бюст Героя установлен на родине, мемориальная доска — в городе Каспийске Дагестанской АССР. Его имя носят школы № 27 в Махачкале и № 8 в Каспийске. Родные Героя живут в Москве.

Украинский хостинг — UNIX хостинг & ASP хостинг

* * *

Этот удивительный человек по матери был крымским татарином, а по отцу — лакец, горец из Дагестана. Он родился 25 октября 1920 года в Алупке, зелёные улочки которой сбегают к морю. Его детство прошло в солнечном Крыму. И хотя в его имени есть и «хан» и «султан», был Амет обыкновенным босоногим мальчишкой, дочерна загорелым на южном солнце и очень бедовым. Отчий дом Амет-Хана был построен на крутом склоне горы и напоминал птичье гнездо. Любимым развлечением мальчишки были походы на вершину Ай-Петри, куда он провожал отдыхающих, а в межсезонье, когда «работы» не было, пытался ловить… орлов. Но жизнь брала своё: бурно развивалась промышленность, машины завоёвывали сердца ровесников. Не остался в стороне и Султан: закончив 7 классов, подался в железнодорожное ФЗУ. Работал слесарем, подручным котельного мастера в депо. Был там комсомольским вожаком. Одновременно учиться летать в Симферопольском аэроклубе. В 1939 году по рекомендации Симферопольского железнодорожного депо его приняли в Качинскую военную авиационную школу, после окончания которой он год прослужил в Белоруссии в строевой части.

Начало Великой Отечественной войны младший лейтенант Амет-Хан встретил в 4-м истребительном авиаполку (Одесский Военный округ) под Кишинёвом. 22 июня 1941 года рано утром с аэродрома Григориополь для проверки данных о нарушении государственной границы СССР германо-румынской армией в воздух поднялась 1-я эскадрилья 4-го истребительного авиаполка. На реке Прут, по которой проходила граница, увидели грозное зрелище: сплошным потоком по мосту катились чужие танки, артиллерийские самоходки, автомашины, мотоциклы… Когда подлетали к своему аэродрому, на поле полыхали самолёты, ангары, дымились развороченные бомбами взлётные полосы. Сели на запасном аэродроме.

В первый же день на биплане И-153 он провёл несколько штурмовок, по 5-6 раз вылетая на боевые задания. Через 3 дня полк перестал существовать: материальная часть была полностью уничтожена…

В октябре 1941 года лётчик был назначен командиром звена того же полка (147-я истребительная авиационная дивизия, Юго-Западный фронт). К тому времени он произвёл 130 боевых вылетов на разведку и штурмовку войск противника, за что был награждён орденом Красного Знамени.

В характеристике на 21-летнего лётчика, составленной в те дни, командиры отмечали: «Тов. Амет-Хан Султан в боевой работе неутомим. В бою отважен, упорен и настойчив. В принятии решений смел. Является мастером воздушной разведки, один из первых в полку провёл бой с бомбардировщиком противника в сумерках».

В конце декабря 1941 года лейтенант Амет-Хан Султан в числе других лётчиков полка был направлен в Кинешму (Ивановская область) для переподготовки на английский истребитель «Харрикейн». Затем вернулся в свой полк, который в это время вошёл в систему ПВО города Ярославля.

31 мая 1941 года на окраине Ярославля на высоте 7300 метров Амет-Хан встретил немецкий бомбардировщик Ju-88D-1. Он бросился в атаку, открыв огонь из всех пулемётов. «Юнкерс» на большой скорости, умело маневрируя, изворотливо уходил от прицельного огня. Наконец Амет-Хану удалось зайти с задней полусферы. Длинной очередью уничтожил пулемётную точку бомбардировщика. Когда после очередного боевого разворота поймал в прицел «Юнкерс», снова нажал на гашетку, но выстрелов не последовало — кончился боезапас. Стрелять было нечем…

На борту «Юнкерса», видно, поняли это: самолёт теперь даже не маневрировал, а на большой скорости просто уходил к линии фронта. «Спешит, аэрофотоаппараты, должно быть, уже выключил», — подумал Амет — Хан и посмотрел на землю. Будто сквозь вуаль, блеснула внизу Волга. Над Ярославлем, озарённые майским солнцем, плыли облака. Где-то там, неподалёку от города, аэродром, боевые друзья. Почему-то вспомнилось, как моторист Потапыч, старый солдат, незлобиво отчитывал своего механика, молоденького сержанта. Тогда, шагая мимо капонира к своему истребителю, он улыбнулся про себя. Но сейчас было такое ощущение, будто Потапыч корил не механика, а его, Амет-Хана. Что сказать друзьям, когда вернёшься на аэродром? Упрекать не станут. Да ведь их глаза скажут больше слов: «Как же это ты, Амет-Хан, упустил врага ?»

Нет, решение он принял раньше, ещё в то мгновение, когда внезапно оборвалась пулемётная трасса. «Боезапас кончился», — обожгла мысль. И тут же другая: «Таранить!» Эта мысль теперь овладела всем его существом. Он был озабочен только одним: как можно быстрее сократить расстояние, отделявшее его от вражеского самолёта. Сблизившись с «Юнкерсом», Амет-Хан повёл истребитель в атаку. Немецкий стрелок пытался отразить удар — хлестнул огневым смерчем. Но краснозвёздный самолёт неудержимо мчался вперёд. Казалось, ещё секунда — и он снарядом врежется в машину врага. Немецкий пилот упредил: скольжением отпрянул в сторону.

Истребитель пронёсся близ «Юнкерса» и, блеснув молнией, почти отвесно ринулся вниз. А в следующий миг его правое крыло, точно меч, рассекло плоскость бомбардировщика. Раздался скрежет металла, и в небе тотчас потянулся дымный след от моторов «Юнкерса». Амет-Хан выбросился из неуправляемого самолёта с парашютом.

…Жители поволжской деревни Дымокурцы поначалу приняли спустившего с неба смуглого черноглазого Амет-Хана за чужака и наставили вилы… Пришлось лётчику, отвернув борт кожаного реглана, показать орден Красной Звезды, чтобы развеять последние сомнения. Подбежавшие сельские мальчишки доложили, что «фриц упал вон там, а крыло от него — вот здесь, близко».

Он осмотрел эту совсем нестрашную теперь плоскость с чёрным крестом — «крышку несостоявшегося гроба», как потом острили его друзья, — и отчётливо понял свою ошибку: если бы таранил сверху, как делают другие, то, глядишь, приземлился бы на своём самолёте. Значит, на будущее вывод таков: только хладнокровный расчёт каждого своего маневра в бою.

Попросив ребят собрать парашют, лётчик устало провёл ладонью по щеке. На руке остались следы крови. Его проводили в село, обмыли раны, перевязали чистой холстиной. Через полчаса он сидел за уставленным деревенскими яствами столом: квашеная капуста, грибы, солёные огурцы, чугунок дымящейся картошки и даже запылённая бутыль. «Для праздника Победы припас, — объяснил старик хозяин. — Да тут такой случай! Для милого дружка — и серёжку из ушка!»

В избу набилось много народу, старики расспрашивали, уважительно поглядывая на орден Красной Звезды, «как оно там, в небе», бабы, увидев его забинтованную голову (разбил при таранном ударе о приборную доску), сокрушались и жалостливо охали.

Затем Амет-Хана уложили на широченную кровать с пуховиком, и всё село затихло, оберегая сон защитника.

Едва смежив веки, он опять увидел «Юнкерс», с борта которого вновь хлестала и мельтешила перед глазами огненная метель. Только теперь ему казалось, будто его самолёт падает, в море. С высокой-высокой скалы… Сердце сжималось. Но было радостно видеть море, и синие скалы, и солнечный берег с зубчатой каймой прибоя. Ведь на этом берегу стоял его родной город Алупка…

…В полдень у палисадника остановилась машина. Приехал полковой комиссар Миронов. Войдя в избу, бросил взгляд на широченную тесовую кровать, на которой спал Амет-Хан. Разбудив его, комиссар изумлённо присвистнул:

— Э, брат, да ты не иначе «хватил» ?!

— Квашеной капусты отведал, чуть не целый вилок съел. Ох и крепка ! — тряхнув чубом, хитровато сощурился Амет-Хан. — Ну а фашистов-то поймали ?

— Всех. Из Волги, как мокрых кур, выловили. На Париж, Лондон, Роттердам летали. А тут обожглись. Не по правилам, говорят, ты их с неба «ссадил».

— Ишь ты, какие! В нашем небе — наши правила !

Подлечившись в госпитале, Амет-Хан вернулся в полк. Здесь его приняли в партию. А вскоре пришла радостная весть: за подвиг в воздушной схватке 20-летний лётчик удостоен ордена Ленина. Боевые друзья от души поздравили с высокой наградой. Потом вместе отправились в город. И тут Амет-Хан вторично встретился с тем «Юнкерсом». Но вражеский самолёт с обрубленным крылом был уже мёртв. Его притащили на центральную площадь. Собралось много народу. Сквозь толпу с трудом протиснулся вперед чернявый худенький лейтенант в лётной форме. Рядом стояли парни в рабочих спецовках. О чём-то вполголоса заспорили. Тогда один из них достал из кармана газету и стал читать маленькую заметку, уточняя подробности боя, фамилию лётчика. И вряд ли кто заметил, как вдруг смутился лейтенант и, повернувшись, быстро зашагал в сторону…

Через несколько дней после таранного победного боя, городской комитет обороны вручил победителю именные часы с надписью: «Лейтенанту Красной Армии Амет-Хан Султану, геройски сбившему немецко-фашистский самолёт…»

В июне 1942 года, летая на «Харрикейне», Амет-Хан Султан сбил 2 вражеских истребителя Ме-109 (оба в районе Елец — Липецк).

В конце июня 1942 года, когда 1400 фашистских машин были брошены на поддержку крупнейшего наступления немецких войск на Воронеж, генерал-майор Хрюкин, формирует 8-ю Воздушную армию из истребительных полков, уже имеющих боевой опыт. 4-й полк такой опыт имел и его перебрасывают из Ярославля под Елец, а пилотов срочно переучивают летать на новых, маневренных и хорошо вооружённых «Яках».

В августе 1942 года 4-й авиаполк, в составе которого сражался Амет-Хан, приступил к боевой работе на Сталинградском фронте. Быстро освоив новый для себя Як-7А и одержав в августе-сентябре несколько побед (так, 7 сентября сбил Ме-109), Амет-Хан снискал славу сильного, не знающего страха воздушного бойца. Отличительным природным качеством Амет-Хана было орлиное зрение — он первым замечал врага, даже в облаках, даже в сумерках и ночью, что помогало ему за секунды занять выгодную позицию и начать успешную атаку.

Человек общительный и остроумный, он сразу становился душой компании. Амет-Хана, или Аметку, как звали его товарищи, хорошо знали в войсках, его запоминающееся сказочное имя стало легендарным, синонимом непобедимого искусного истребителя и блестящего, неистощимого остроумца. Взыскательная солдатская память донесла до нас некоторые его каламбуры. «Пересаживаемся с ишака на жеребца», — шутил он при переучивании на новый самолёт.

«Полк без Амет-Хана, что свадьба без музыки», — говорили о нём соратники. Отличаясь своим особенным, то мягким и вкрадчивым, то резким и яростным лётным почерком, он и на земле умел сохранять свой неповторимый стиль во всём, даже во внешности и одежде.

Невысокого роста, чуть сутулящийся, коренастый, подвижный, с чёрными, словно завитыми, кудряшками волос, он внимательно, редко мигая, смотрел на собеседника карими глазами. Очень любил шахматы. Если шахматистов не оказывалось, с удовольствием играл в шашки и домино. Даже тогда, в 1942 году, он носил модные по тому времени брюки-галифе с напуском на голенища вычищенных до блеска сапог, длинную гимнастёрку из довоенного коверкота и вечный, казалось, неснимаемый реглан… Настороженный и нервный перед вылетом, он волновался, ожидая ракету, менялся в лице, но в воздухе любые колебания исчезали, в небе он становился яростным и решительным, не знающим малейших сомнений бойцом.

В боях под Касторной и Воронежем Амет-Хан сбил 7 самолётов врага и был награждён вторым орденом Красного Знамени.

После короткого пребывания в отдельной группе истребителей, созданной специально для борьбы с немецкими асами, где Амет-Хан сбил 2 Ме-109, сам был сбит и вновь выбросился с парашютом, его вместе с Иваном Борисовым и Владимиром Лавриненковым перевели в 9-й Гвардейский истребительный авиационный полк.

«Пропуском» в этот элитный полк служил боевой счёт лётчика: не менее 5 сбитых вражеских самолётов. Амет-Хан уничтожил больше. Однако в беседе с его командиром генерал-майор авиации Т. Т. Хрюкин не преминул уточнить:

— Что ещё отличает лётчика ?

— Воюет с первого дня. Много летал на штурмовку — свыше 150 боевых вылетов. Из боя уходит последним. Но вот растолковать, «что к чему», не мастер…

— Как это «не мастер» ? — перебил генерал. — Только что я наблюдал, как он вам что-то доказывал. И неплохо, по-моему !

— Мы бой разбирали. Вылетал я с ним в паре. Встретили четвёрку «Мессеров». Шли они в стороне, метров на 500 выше. Пока не видят нас, дай, думаю, поднаберём высоту. Но нас заметили. Насилу выпутались. В строю Амет-Хан держался клещом. Не оторвёшь. После посадки я похвалил его. Он же заартачился: «Зачем в атаку «блинчиком»?» Чуть не вспылил и я. Они ж с превышением шли, на большей скорости. К тому же их четверо, а нас двое. Выходит, на рожон надо было лезть? Всё же сдержался, спросил, а как бы он атаковал. В лоб, говорит. Вот и весь довод. Так он и с лётчиками. Объяснить тактику боя не всегда умеет. А так, что ж, дерётся смело, напористо.

— Хорошо, — сказал генерал. — Пойдёт к Шестакову !

Полк асов возглавил Лев Львович Шестаков. Это был лётчик чкаловской закалки. От его взгляда, будь то в воздухе или на земле, ничто не ускользало. Он принадлежал к тем сильным, сразу внушающим уважение натурам, которым свойственна особая проницательность: вы только ещё приближаетесь к нему, а он уже знает, что вы собой представляете, будто видит вас насквозь. Это почувствовал каждый уже при первом знакомстве с новым командиром.

С Амет-Ханом, как и со всеми лётчиками, Шестаков знакомился основательно. В совместных полётах, когда проверял пилотаж, в дни короткой тренировки. Затем — в бою. В той сокрушающей шестаковской атаке, которая всегда, даже при численном превосходстве противника, заканчивалась победой. Ведущий, он видел всё. И как держат боевой строй ведомые. И как они ведут себя в самой ожесточённой схватке. Высшей похвалой в устах Шестакова были слова: «Настоящий истребитель!» Именно так отозвался он в разговоре с комиссаром полка Николаем Верховцом об Амет-Хане, назначая его командиром эскадрильи. Но это будеть чуть позже…

По прибытии в часть Амет-Хан был назначен заместителем командира эскадрильи. В боях над Касторной и Воронежем уничтожил ещё 7 самолётов, за что был награждён орденом Красного Знамени. Вскоре он был назначен командиром 3-й (жёлтоносой) эскадрильи. Амет-Хан воспринял своё назначение не с лёгким сердцем. «Почему вдруг мне предпочтение? — размышлял он. — Разве Павел Головачёв, Иван Борисов, да и не только они, в чем-то слабее меня? Летал с ними: дерутся как львы. И вот я теперь над ними начальник…»

Шестаков догадался, какие сомнения обуревали лётчика. Разъяснил:

— Это приказ. И с вас спрос вдвойне: вы командир, значит, отвечаете за людей.

«Как лётчик, отлично владеющий самолётом Як-1, Амет-Хан не имеет себе равных. Как командир, он требователен к себе и подчинённым», — так отозвался о нём Лев Шестаков — сам прекрасный боец, командир и тактик, имевший в подчинении лучший на то время истребительный полк. Высокая оценка была у них взаимной. Владимир Лавриненков вспоминал, как после полёта в зону вместе с Шестаковым «трёхжильный» Султан упал на землю, раскинув руки, произнёс: «Наш командир не лев и не сокол, он чистый дьявол»…

…Схватки над Волгой были жаркими. Немецкие пилоты, когда на их стороне был перевес, вели себя нагло, на многих их машинах были намалеваны тузы, тигры, удавы. Но, несмотря на крикливые талисманы, шестаковцы сбивали вражеские самолёты. Как-то, приехав на аэродром, генерал Хрюкин, беседуя с командиром, заметил:

— Всякую нечисть малюют гитлеровцы. Но небо — стихия орлов! Вот и нарисуйте их…

Вскоре самолёты эскадрильи Амет-Хана преобразились: с обоих бортов распластал крылья орёл. Теперь, когда истребители возвращались с задания, техники и механики издали узнавали машины своей эскадрильи.

— «Жёлтококие» идут!..

«Жёлтококие» — эскадрилья Амет-Хана. На её машинах были жёлтые коки винтов, а по бортам — орлы.

«У немцев в эскадрах, похоже, одни фоны да бароны собрались, элита Люфтваффе», — рассказывал однажды переводчик после допросов сбитых фашистских асов. «Что мне фоны, что — бароны, я сам и хан, и султан!» — отшучивался Амет.

Боевой листок, распространяемый по всему Сталинградскому фронту, рассказывал лётчикам — новичкам: «Почему Амет-Хан побеждает врага? В чём его сила? В стремительности его атаки. Шансы на победу в бою у того лётчика больше, кто первым заметит врага. Зоркий глаз Амет-Хана всегда первым находит врага. Будь первым, как Амет-Хан Султан, и тогда ты хозяин неба!»

Много тяжёлых боёв провёл командир эскадрильи со своими ведомыми в дымном небе Сталинграда. От метких очередей чадными кострами падали, опрокидываясь на крыло, размалёванные фашистские самолёты. Да и он, Амет-Хан, не раз попадал в переплёт. В одном из неравных боёв в его машину угодил вражеский снаряд. Захлебнулся мотор. Сбить пламя скольжением не удалось. Оставалось одно: прыгать с парашютом. Схватку в воздухе наблюдали наши пехотинцы. Увидев, что лётчик приземлился на нейтральной полосе, они без команды поднялись в атаку. Несколько человек скосил тогда свинцовый ливень. Но лётчика всё же отбили у врага.

Много раз приходилось лётчикам-истребителям на Сталинградском фронте летать в разведку, и считали они такие задания самыми ответственными — в бой вступать, как правило, не разрешалось, как бы ни рвалась душа: командование ждало результатов их наблюдений.

«Как-то я полетел с Амет-Ханом разведать тыл противника километрах в 250 западнее Сталинграда, — вспоминает однополчанин, дважды Герой Советского Союза Владимир Лавриненков. — Маршрут был хорошо известен, ориентироваться легко. Нужно было только смотреть, смотреть в оба, всё запоминать и остерегаться засады «Мессеров».

Стоял октябрь, грустными и безлюдными показались донские степи и сёла. Повсюду по нашему маршруту — Калач, Суровиково, Чернышевская, Морозовская — виднелись следы ожесточённых бомбёжек. Летели низко, чтобы нас не сбили зенитки. На бреющем земля несётся под тобой с сумасшедшей скоростью, а потому нужно быстро схватить взглядом всё, что требуется. На аэродроме в Морозовской мы обнаружили около 200 немецких самолётов. В Калаче засекли колонну машин и танков, приближавшихся к переправе. Заглянули в Песчаную, где гитлеровцы сосредоточили резервы и имели многочисленные склады. Не зря заглянули — там было черно от машин и танков.

Задание было выполнено. Теперь предстояло проскочить через сражающийся Сталинград за Волгу. Здесь и засекла нас шестёрка фашистских истребителей. Атака шестёрки — это ливень свинца! Куда деваться? Ища спасения от огня, мы чуть ли не прижимались к развалинам домов. Перед самыми глазами над южной частью города чёрный дым — там горели нефтесклады. Решение родилось одновременно у обоих — укрыться в дыму. Полоса дыма оказалась даже длинней, чем мы предполагали. Выскочили мы из неё уже над левым берегом Волги.

С утра до захода солнца — полёты, полёты. Под нами горящий Сталинград. Но мы знаем — среди руин, в подвалах, в землянках насмерть стоят пехотинцы. Мы, лётчики, не отстаем от них — дерёмся до последнего патрона в воздухе. Самолётов становится в полку всё меньше, пилотов — тоже… К началу октября в нашем 4-м полку оставалась совсем небольшая группа ветеранов и несколько новичков.

Каждый вечер по пути в общежитие Амет-Хан непременно делал один — два выстрела из пистолета в воздух и при этом восклицал: «За живых!» Мне давно разъяснили, что так заведено в полку с первых дней войны».

В октябре-декабре 1942 года надёжно замкнув кольцо окружения немецких войск в Сталинграде, советские армии продвинулись далеко на запад и юго-запад, образовав внешний фронт. На эту только что освобождённую территорию одним из первых перелетел 9-й Гвардейский авиаполк. Аэродром располагался на хуторе Зета, где недавно был фашистский аэродром. В оставшиеся от них земляные насыпи — капониры тут же поставили свои самолёты. А пригодными для жилья обнаружили всего 3 сохранившиеся хатки.

«Спать многим пришлось под самолётами, накрывшись брезентовым чехлом, пока не вырыли землянки, — продолжает воспоминания Владимир Лавриненков. — Зато настроение было приподнятым — один взгляд на карту способен был согреть даже в эту стужу любого — линия фронта пролегла уже вблизи Котельниково !

Авиаполку была поставлена задача перерезать воздушную дорогу, связывающую окружённую группировку Паулюса с внешним миром, то есть закрыть над «котлом» небо, уничтожать транспортную авиацию противника, снабжавшую продовольствием и боеприпасами окружённые под Сталинградом войска. Амет-Хан в те дни сбил тяжёлый бомбардировщик Не-111, впервые набитый не бомбами, а продуктами.

Весной 1943 года 9-й Гвардейский полк Шестакова перебросили под Ростов. Едва успели расположиться на полевом аэродроме, приказ: «Все истребители — в воздух. Взлёт по готовности!» Первой поднялась шестёрка, ведомая Амет-Ханом. И сразу — с набором высоты к линии фронта. Безоблачное небо казалось спокойным, безмятежным. С высоты 5000 метров просматривалась синь Азовского моря, в дымке тонул горизонт. Но вот неожиданно впереди появилась армада «Юнкерсов» и «Хейнкелей» в сопровождении истребителей. Немцы, очевидно, намеревались бомбить Батайск, где была разгрузочная станция фронта.

Амет-Хан повёл свою группу в лобовую атаку. Иного выбора не было. На какой-либо маневр просто не оставалось времени. Шестёрка рванулась навстречу врагу. Обычно опытный лётчик, только взглянув на строй противника, сразу определит, кто перед ним: бывалые пилоты или зелёные юнцы. По самолётам видно: идут, как спаянные, или же «подпрыгивают», будто утки на зыбкой волне. Здесь же, сближаясь, обе группы шли, как по струне. Матёрый, видать, враг вёл флагманский бомбардировщик. Лишь в последний миг не выдержал; пытаясь избежать лобового удара, вильнул в сторону. Поздно! Амет-Хан сблизившись с ним до 20-30 метров, сбил его длинной очередью и ушёл от атак вражеских истребителей. Тут же вспыхнули ещё 2 вражеские машины. Четвёртую таранным ударом сразил лётчик Пётр Коровкин, но пигиб и сам. Воздушная армада фашистов не прошла к объекту удара. Разъярённый гибелью товарища, Амет-Хан набрал высоту и на обратном пути, в одиночку, с пикирования атаковал пару Ме-109 и сбил одного из «Мессеров».

23 апреля 1943 года командующий 8-й Воздушной армией генерал-лейтенант авиации Т. Т. Хрюкин представил его к званию Героя Советского Союза. В представлении написано:

«Товарищ Амет-Хан Султан произвёл 359 боевых вылетов, провёл 79 воздушных боёв, лично сбил 11 самолётов противника и в групповых боях 19 самолётов.

Имеет один таран самолёта противника. Всего на Сталинградском фронте произвёл 110 боевых вылетов, лично сбил 6 самолётов противника и в группе 7 самолётов противника».

Над переправами через Дон в июле 1943 года Амет-Хан сбивает 2 бомбардировщика Не-111 (за что получил благодарность Командующего 8-й Воздушной армии Тимофея Хрюкина), ещё 2 самолёта подбивает, и те со снижением уходят в сторону Азовского моря (их дальнейшая судьба неизвестна).

«Высота — ключ к победе, — писал Амет-Хан в «Сталинских крыльях». — Тот, кто выше, может в любую минуту спикировать на вражеский самолёт и, развив большую скорость, достичь его».

В августе 1943 года, базируясь в отбитом у врага Котельникове, полк получил новые истребители Р-39 «Аэрокобра». Но при первых же полётах обнаружилось коварство заокеанского подарка: самолёт легко впадал в штопор, из которого не сумели выйти лейтенант Климов и старший лейтенант Ершов… Комполка Шестаков, первым сумевший вывести машину из штопора, вдруг срочно был отозван на повышение в Москву, на его место назначен ас и таранщик Анатолий Морозов, к нему-то, старому товарищу по ратной работе летом 1941 года, и подошёл Амет-Хан с просьбой: «Разрешите опробовать «Аэрокобру» на штопор, покорю — научу других»…

Весь полк, замерев, следил за опасным вращением самолёта, падающего с высоты 7000 метров. Лишь в сотнях метров от земли машина перешла в крутое пикирование и вскоре покатилась по взлётно-посадочной полосе. А потом счастливый Амет-Хан объяснял всем, как вывести капризную машину из смертельно опасного вращения.

Затем он воевал под Ростовом-на-Дону и на реке Миус. К этому времени Амет-Хан Султан стал уже опытнейшим бойцом. Он научился замечать врага раньше, чем тот заметит его, атаковал стремительно и неожиданно, точно стрелял короткими очередями. Бывало и так, что сбитые вместе с напарником самолёты Амет-Хан Султан записывал своему ведомому, чтобы у того было побольше личных побед.

20 августа в районе Калиновки под Таганрогом он сбивает 2 пикировщика Ju-87. На следующий день, атакуя в лоб, — бомбардировщик Ju-88, а буквально через несколько минут заходом сзади и снизу — бомбардировщик Не-111. Его эскадрилья сбила тогда 6 самолётов противника, и наблюдавший бой командующий фронтом Ф. Толбухин наградил Амет-Хана орденом Красного Знамени. Всего, в боях за Таганрог, он сбил 11 самолётов.

За образцовое выполнение боевых заданий командования, мужество, отвагу и геройство, проявленные в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками, Указом Президиума Верховного Совета СССР от 24 августа 1943 года Амет-Хан Султан удостоен звания Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда».

С 1942 и до начала 1944 года большинство своих вылетов Амет-Хан проводил в паре с Иваном Борисовым, лично и в группе сбил 23 самолёта противника.

Всё дальше на запад откатывался фронт. Сокрушая врага, неудержимой лавиной наступали советские войска. С воздуха их прикрывала авиация. В строю крылатых был и 9-й Гвардейский истребительный авиаполк.

В результате успешного наступления наших войск в Крыму была накрепко блокирована крупная вражеская группировка. Немецкое командование пыталось как-то организовать её снабжение, бросив для этой цели транспортные самолёты Ju-52. Пилоты этих машин, гружённых боеприпасами, горючим и провиантом, страшились встреч с нашими истребителями, предпочитая летать к цели ночью, в ненастную погоду. Но это не спасало фашистов. Наши лётчики настигали их и «ссаживали» с неба.

Как-то под вечер Амет-Хана вызвали в штаб. Командир полка, подозвав лётчика к карте, острием карандаша указал точку у самой линии фронта. Пояснил:

— Это аэродром «подскока». Перелететь туда сегодня же. Всей эскадрильей. Действовать будете из засады. Главная задача — уничтожать транспортные самолёты.

Откровенно говоря, Амет-Хану не по душе было такое дело. «Скажите, пожалуйста, чем поручили заниматься, — размышлял он. — Транспортниками! Да ведь с ними, с этими тихоходами, любой лётчик, вчерашний курсант, может справиться…» Но что поделаешь? Приказ есть приказ.

Вскоре в штаб полка с аэродрома «подскока» начали поступать боевые донесения. Ежедневно сообщалось о количестве сбитых вражеских машин. Как-то за одну ночь лётчики эскадрильи Амет-Хана уничтожили их больше десятка. Тогда из штаба поступил запрос: «Сообщить о тактике действий, применяемой в бою с тихоходными воздушными целями». Сведения эти, видимо, требовались для обобщения и распространения боевого опыта. Ответ пришёл быстро, хотя был весьма лаконичен: «Нового у нас в тактике нет. Где видим врага, там и бьём. Амет-Хан».

А на следующий день случилось такое, о чём долго потом вспоминали в полку. Под вечер лётчики двух эскадрилий, остававшихся на основном аэродроме, вернулись с боевого задания. Пилоты отошли в сторонку, расселись на траве; вот-вот должен был начаться разбор вылета. Техники и механики хлопотали у самолётов, дозаправляли их горючим, боеприпасами. Словом, всё шло своим чередом. И вдруг с западной стороны послышался гул моторов. Разноголосый говор сразу поутих. Может, вражеский налёт? Но почему нет сигнала тревоги?

А гул моторов всё нарастал. Уже можно было различить силуэты самолётов. Только, странное дело, похоже, свои, а полёт необычен: 2 истребителя то идут «змейкой», то закладывают крутые виражи. Но вот кто-то крикнул:

— Братцы, наши, наши это! «Каракатицу» какую-то конвоируют !

К аэродрому приближалась странная воздушная кавалькада. Окрещённым каракатицей за свой неуклюжий вид оказался одномоторный немецкий самолёт связи Fi-156 «Шторх». Он резво тарахтел мотором и шёл у самой земли. Сопровождала его пара «желтококих» истребителей. Впрочем, лётчик пленённого самолёта, видно, понимал безвыходность своего положения и не пытался удрать. Наверное, ещё издали он заметил аэродром, потому что с ходу, будто век тут летал, произвёл посадку.

Пока за ним садилась пара истребителей, «Физелер-Шторх» закончил пробег. И подрулил прямо к тому месту, где стояли лётчики. Тут самолёт лихо развернулся. Пилот выключил мотор. Открылась дверца кабины. На землю спрыгнул, сверкая белозубой улыбкой… Амет-Хан. Шагнув к командиру полка, молодцевато отрапортовал:

— «Шторх» доставлен в исправности! Может, пригодится. А пленного лётчика тоже привёз… — сказав это, запнулся, развёл руками: — Из кабины только никак не может выбраться, бедолага, с животом непорядок…

Командира и Амет-Хана сразу обступили лётчики. Начались расспросы. Мало-помалу прояснилась история с незадачливым «Шторхом». Немецкий пилот в звании обер-лейтенанта летел в Очаков. Вёз штабного офицера с важными документами. Из-за непогоды они сбились с курса, заблудились. Когда «Физелер-Шторх» пролетал вблизи аэродрома «подскока», об этом доложили Амет-Хану. Он распорядился посадить вражескую машину. Взлетела пара истребителей. Фашиста заставили сесть. К немецкому самолёту подъехал Амет-Хан. Как запустить его? В воздухе он и сам знает, что к чему. Сев в кабину, жестом предложил обер-лейтенанту: «Покажи, как запускать мотор». Пилот понял его по-своему, ткнул себя пальцем в грудь, кивнул на сиденье: мне, мол, надо сесть, чтобы показать, как это делается. «Ничего, — махнул, рукой Амет-Хан. — Без тебя разберёмся». И разобрался. Сам, без посторонней помощи усвоил премудрости «Шторха». Через час он уже рапортовал командиру, что доставил вражескую машину и её «пассажира» в сохранности.

А с рассветом снова в полёт. В бой, где в смертной круговерти огня испытываются стойкость и мужество бойца. Да, опасность страшит каждого. Но тот, кто не дрогнул, поборов в себе страх, считай, наполовину победил врага. Эту суровую науку твердо усвоил в шестаковском полку Амет-Хан.

В одно из ночных дежурств командир эскадрильи Амет-Хан и его ведомый сидели в землянке. Отворилась дверь, и через порог шагнул высоченного роста лётчик:

— Принимай, братва, штурмовиков!

Амет-Хан обернулся на голос, узнал сразу: его бывший лётчик-инструктор Большаков!

Они крепко обнялись.

— Рад за тебя, Амет-Хан! — И, кивнув на «Золотую Звезду» Героя, Большаков спросил: — Вижу, пригодились мои уроки, помнишь ?

— Ещё бы! «В воздухе ничего не может быть на авось, на счастье…»

О многом хотелось поговорить. Только короткой оказалась встреча. Кто-то громко позвал:

— Большакова к самолёту!

Через несколько минут гул моторов всколыхнул предрассветную тишину. Вслед за штурмовиком поднялась в небо пара истребителей. Вместе — инструктор и ученик — ушли на боевое задание. Когда возвращались назад, Большаков развернул машину к своему аэродрому. Качнув крылом друг другу, они расстались в небе. Больше их фронтовые маршруты не пересеклись. Но всякий раз, вылетая в бой, Амет-Хан вслушивался в песню мотора, и чудилось ему, будто вновь звучит в ней ободряющий голос того, кто напутствовал его перед первым самостоятельным полётом.

Амет-Хан Султан считался в полку одним из лучших мастеров штурмовых ударов по наземным целям и объектам врага. Как-то под его командованием истребители обнаружили 2 железнодорожных состава с боевой техникой и топливом. Они вначале вывели из строя паровозы, затем подожгли цистерны с горючим. Образовавшееся море огня уничтожило технику, оружие — всё, что находилось в двух составах. Десятки вылетов эскадрилья Амет-Хана совершила на удары по вражеским автоколоннам, артиллерийским и миномётным батареям, другим целям.

8 февраля 1944 года, в районе Борислава сбив свой 7-й «Хейнкель-111», Амет-Хан стал рекордсменом по уничтожению этого типа самолёта. Надо заметить, что с середины 1943 года Не-111 нёс усиленное вооружение — до 4 спаренных установок для стрельбы назад и был исключительно грозной машиной.

А вскоре Амет-Хан провёл тяжелейший бой с известным немецким асом. Произошло это так:

В марте 1944 года над их аэродромом пролетел немецкий истребитель Ме-109 и сбросил вымпел с запиской. Вражеский пилот вызывал на дуэль нашего лучшего аса, обещая не вступать в бой, пока советский лётчик не наберет высоту 3000 метров. Такой наглости в 9-м Гвардейском ИАП от противника никак не ожидали. К этому времени лётчики полка уже доказали немцам, что и они не лыком шиты. Доложили командующему 8-й Воздушной армией Тимофею Хрюкину. Тот, не долго думая, приказал готовить к вылету «Аэрокобру» Амет-Хана.

Надо отдать должное немцу — он выполнил условия дуэли. Все, находившиеся на аэродроме, запомнили этот бой навсегда, хотя длился он не более 15 минут. «Мессершмитт» и «Аэрокобра» устроили в небе неистовую карусель. Выписывая немыслимые пируэты, самолёты без единого выстрела гонялись друг за другом. А затем прозвучала короткая очередь. «Мессер» задымился и рухнул в пике. Позже стало известно, что Амет-Хан свалил немецкого аса, сбившего 50 наших самолётов.

10 апреля отважный лётчик уничтожил 2 FW-190, 12 апреля над Севастополем в труднейшем поединке сбил FW-190, на следующий день — ещё один и помог своему ведомому зажечь другой. Осенью 1944 года в районе Гульбинена он уничтожил очередной FW-190.

В начале мая 1944 года немецкие войска начали покидать Севастополь. Но ещё двое суток удерживали Херсонес и его причалы: там спешно грузились на баржи и буксиры остатки их разбитых соединений. Наши бомбардировщики наносили по морским транспортам бомбовые удары, а истребители сопровождали и их, и штурмовики Пе-2. К концу мая Чёрное море стало свободным от захватчиков.

«Еду к родителям! — торжественно объявил друзьям Амет-Хан. — Люди передали — оба живы, обо мне наслышаны. А вас всех приглашаю в гости».

Но почти половину полка отправляли в эти дни на отдых на неделю в Евпаторию, в уже открытый военный санаторий. Жизнь в те фронтовые годы быстро входила в привычное довоенное русло…

С Амет-Ханом поехали несколько лётчиков и авиатехников. Гостили 3 дня. Анатолий Плотников вспоминает:

«Так, ребята, было расчудесно, что не хватает слов. Слухи о нашем появлении домчались до родителей Амет-Хана намного раньше, чем мы у них появились. Дом их стоит высоко на горе, и нас приветствовали ещё оттуда. Машиной на крутизну не доберёшься — пошли друг за другом по узкой извивающейся тропке. А когда очутились у ограды, перед нами открылся такой простор, какой увидишь только в полёте! Представляете себе: море как на ладони! А в саду, прямо на скале, хотите верьте, хотите нет, растут виноград, персики, цветы. Ну, поздоровались мы с отцом, с матерью, с многочисленными родственниками. В тени под орехом был накрыт стол, и тут поблизости жарился шашлык.

Амет-Хан сел между отцом и матерью. Тут мы и увидели, как он похож на обоих сразу. Ну, вы, конечно, понимаете, сколько добрых слов сказал каждый из нас об Амет-Хане, о его высоком лётном мастерстве, о храбрости, о замечательных человеческих качествах.

Чудесные у него старики, приветливые, радушные. Не забыли даже тех друзей сына, которые не смогли приехать к ним, — прислали доброго виноградного вина всем вам».

Не знал тогда Амет-Хан, что в НКВД уже подготовлены списки подлежащих к переселению в дальние края крымских татар и стоят готовые под погрузку эшелоны. Близких родных легендарного аса, кроме брата, эта кара не коснулась, но дальняя родня и многие соседи вскоре ощутили на себе горькую участь спецпереселенцев. А герой Амет-Хан дрался уже далеко от родного Крыма…

Перед перелётом в Прибалтику эскадрилья, которой командовал Амет-Хан, отличилась в боях над Днепром. Только за неделю боёв его подопечные уничтожили 32 немецких самолёта. Из них 4 — сбил лично командир эскадрильи: 2 — в районе Одессы и 2 — над Николаевым.

В феврале 1945 года на подступах к Кёнигсбергу шли особенно ожесточённые бои. Окружённые, прижатые к морю, блокированные с воздуха немецкие войска оказывали упорное сопротивление. Под Кёнигсбергом вместе с нашими лётчиками сражались французские лётчики эскадрильи «Нормандия — Неман».

На Кёнигсберг летали в те дни «Пешки» и «Илы», засыпая бомбами укреплённые немецкие артбатареи. «Мессеры» и «Фоккеры» взлетали в сторону моря, набирали высоту, а затем из-за облаков нападали на наши бомбардировщики. Истребители должны были перехватывать фашистские самолёты ещё над морем. Завидев их, фашистские самолёты обычно убирались, давая простор для пальбы своим зениткам.

Прямо над Кёнигсбергом разыгралась однажды схватка шестёрки Бориса Масленникова с шестёркой FW-190. Но Масленников заметил только пару их и бросился в атаку. Четыре «Фоккера» в это время навалились на новичков — Чубукова и Хвостова. Хвостова им удалось подбить, и Чубуков остался один против наседавшей четвёрки вражеских самолётов.

«Если бы не подоспел Амет-Хан, — рассказывал он после боя однополчанам, — неизвестно, чем бы всё это кончилось для меня».

Войну Амет-Хан Султан заканчивал летая на истребителе Ла-7. «Хороши американские «Аэрокобры», а всё же наш конёк «Лавочкин» лучше!» — резюмировал Амет-Хан, освоив новый самолёт. На этой машине он воевал в небе Латвии и Восточной Пруссии, где сбил ещё 6 вражеских самолётов (в том числе 18 января и 26 января — по одному FW-1902 ).

С конца апреля лётчики 9-го Гвардейского ИАП, ища противника, летали уже над Берлином. Немецкие самолёты, издали завидев наши Ла-7, поворачивали вспять, а одна их группа повела себя и вовсе странно: подавала сигналы, похоже, о том, что хотят сдаться в плен. Лавриненков с Амет-Ханом были удивлены, но и рады, привели группу на аэродром. Немецкие пилоты хорошо произвели посадку. Видно, приходилось им здесь базироваться. Срулив с посадочной полосы, выключили моторы и подняли руки. Объяснили: они не хотят продолжать бессмысленную войну…

Последнюю победу он одержал 25 апреля 1945 года над аэродромом Темпельхоф. Амет-Хан вёл шестёрку Ла-7 на перехват самолётов противника. Ожидая появления врага, Амет-Хан долго патрулировал над указанным ему участком города. Его время в полёте уже истекало, горючее было на пределе, когда из-за облаков выскочили «Фоккеры». Амет-Хан первой пушечной очередью поджёг ведущего группы. Пилот (командир группы, кавалер Железного креста с Дубовыми листьями) выпрыгнул с парашютом, а ведомые покинули поле боя.

По официальным источникам, к концу войны совершил 603 боевых вылета, в 150 воздушных боях лично сбил 30 (в том числе 12 бомбардировщиков, 17 истребителей и 1 транспортный) и в группе 19 самолётов противника.

29 июня 1945 года помощник командира 9-го Гвардейского истребительного авиационного полка (1-я Воздушная армия ) Гвардии майор Амет-Хан Султан был награждён второй медалью «Золотая Звезда».

После войны направленный в академию по настоянию командования, Амет-Хан не мог заставить себя учиться, несколько раз убегал оттуда, возвращался в полк. Вынужден был уйти из армии, демобилизовался в звании Гвардии подполковника.

…Он нашёл себя на испытательной работе в НИИ ВВС, где почти четверть века испытывал реактивные самолёты и планеры. В 1961 году ему было присвоено звание «Заслуженный лётчик-испытатель СССР».

Дважды Героем Советского Союза пришёл Амет-Хан на испытательный аэродром. Здесь уже брала старт реактивная авиация. Амет-Хану помогли войти в строй. И вот первая сложная работа. На необычного вида планере, оснащённом пороховыми ускорителями, он поднимался за буксировщиком на огромную высоту. Отцепив трос, бросал машину в пике. Со сверхзвуковой скоростью планер мчался к земле. Но лётчик не спешил выводить машину. Требовалось испытать её на предельных режимах устойчивости и управляемости. Работу эту Амет-Хан провёл успешно. Ему стали поручать ещё более ответственные задания.

Кажется, всякое повидал уже в испытательных полётах. Но когда впервые подошёл к аппарату, который лишь отдаленно напоминал самолёт, опешил: «Неужели он способен летать?»

— Да, способен! Теоретические расчёты это подтверждают, — пояснил конструктор.

Новую машину за её огромную скорость лётчики окрестили «снарядом». В то время никто в мире не летал на таком «агрегате». Как же поведёт он себя в воздухе? На этот вопрос предстояло ответить лётчику-испытателю. К трудному полёту он готовился упорно, всесторонне. А затем в кабине «снаряда» поднялся в небо. Все, кто был тогда на аэродроме, провожали его в тот полёт. И не расходились, ожидая, когда вернётся домой. И вот над горизонтом появилась маленькая точка. С каждой секундой она увеличивалась в размерах. Скорость была так велика, что невольно закрадывалось сомнение: сумеет ли лётчик посадить машину? Сумел. Приземлился блестяще.

Сколько потом было ещё трудных, порой опасных полётов! Впрочем, лётчики-испытатели не любят говорить об этом. И Амет-Хан тоже не делал для себя исключения. О своей профессии говорил немногословно: «Работа!..»

Что ж, верно, но это поистине героическая работа. За неё он был удостоен звания лауреата Государственной премии, заслуженного лётчика-испытателя СССР. И высокие награды, полученные уже в мирные дни, — тоже за эту работу.

Более 20 лет поднимался в воздух с испытательного аэродрома Амет-Хан Султан. Здесь, как и в боях, его также отличали мужество, верность Родине. Надо было действительно сильно любить своё дело, чтобы сказать:

— Если есть хоть небольшая надежда, я не оставлю машины.

Он произнёс эти слова незадолго до своего последнего полёта…

1 февраля 1971 года Амет-Хан вылетел на «летающей лаборатории», чтобы испытать новый авиационный двигатель, который помещался внутри салона и выпускался наружу с помощью специального устройства. Когда самолёт вошёл в зону испытаний и бортинженер начал опускать двигатель, радист сообщил на землю о начале выполнения полётного задания. Это было последнее сообщение, которое получили на КП от лаборатории…

Самолёт упал в болото. Весь экипаж погиб. Пилотскую кабину с Амет-Ханом, вторым пилотом Евгением Бенедиктовым и штурманом Вильяном Михайловским отбросило далеко в сторону, а бортмеханика Радия Ленского и радиста Алексея Воробьева нашли в самолёте. До последнего мгновения экипаж пытался спасти машину. Что произошло в тот трагический день, до сих пор неясно. Скорее всего, взорвался опытный двигатель.

Дополнительно смотрите сайт об Амет-Хане Султане.

Кожедуб Иван Никитович

Один комментарийPosted on 31 января 20149 августа 2019 by Ринат Валеев

Родился 8 июня 1920 года в селе Ображеевка Черниговской губернии (ныне Шосткинского района Сумской области) в семье крестьянина. Окончил неполную среднюю школу и химико — технологический техникум. В 1939 году в аэроклубе освоил У-2. С 1940 года в Красной Армии. На следующий год учился в Чугуевской военной авиационной школе лётчиков, летал на УТ-2 и И-16. Как один из лучших курсантов был оставлен на должности лётчика-инструктора.

С марта 1943 года старший сержант И. Н. Кожедуб в действующей армии. По сентябрь 1944 года служил в 240-м ИАП (178-м Гвардейском ИАП); по май 1945 года — в 176-м Гвардейском ИАП.

К октябрю 1943 года командир эскадрильи 240-го истребительного авиационного полка старший лейтенант И. Н. Кожедуб совершил 146 боевых вылетов и лично сбил 20 самолётов противника.

4 февраля 1944 года за мужество и воинскую доблесть, проявленные в боях с врагами, удостоен звания Героя Советского Союза.Читать далее…→

Пумпур Петр Иванович

Комментариев нетPosted on 30 января 201430 августа 2015 by Ринат Валеев

Герой Советского Союза Пумпур Петр Иванович

Петр Иванович Пумпур родился 25 апреля 1900 года в Платерской волости Рижского уезда в Латвии в семье крестьянина-батрака. Учился в ремесленном училище в Козельске. В 1918 году добровольцем вступил в ряды Красной Армии. Участвовал в Гражданской войне, был шофёром и авиационным мотористом. С 1922 по 1924 год учился в лётных школах Борисоглебска, Москвы и Серпухова. Служил в 7-й АЭ Московского военного округа старшим лётчиком, командиром звена и командиром эскадрильи. В 1934 году был назначен командиром 403-й ИАБ, затем служил в 83-й ИАБ Белорусского военного округа. 22 сентября 1935 года ему было присвоено звание полковника, а 4 декабря того же года — звание комбрига. С февраля 1936 года учился в Военно-Воздушной академиии.

С 13 октября 1936 года по 11 мая 1937 года был в Испании командиром группы истребителей И-15, советником командующего истребительной авиации. Имел псевдонимы «Полковник Хулио» и «Гольд».

Полковник П. И. Пумпур возглавил первый в Испании истребительный отряд из самолётов И-16, в состав которого, в частности, входила и эскадрилья капитана С. Ф. Тархова.

Пётр Иванович успешно руководил действиями авиации на Мадридском фронте. Он лично вводил в строй вновь прибывавшие группы, определял их дислокацию в зависимости от обстановки, часто использовал истребители для разведки наземных войск. При основной группе истребителей Пумпур создал маленький резерв из 5-6 самолётов, в который были включены опытные советские лётчики — Иван Копец, Антон Ковалевский, Евгений Ерлыкин и трое испанцев — Алонсо, Лакалье и Хименес.

Беседуя с лётчиками Пумпур учил их и тактике ведения воздушного боя:

— Вы должны искать противника в воздухе, не ждать, когда он вас обнаружит и атакует первым. Вы сами должны навязывать ему бой, диктовать свою волю. Атаковать надо смело и решительно. Держитесь компактно. Поле боя покидайте только тогда, когда в воздухе не останется ни одного вражеского самолёта. Достаточно один раз уступить противнику инициативу, и потом вам будет очень трудно стать хозяевами Мадридского неба…

«Уже в первый день боёв комбриг П. И. Пумпур поставил задачу атаковать вражеские войска и сам повёл эскадрилью на штурмовку. Как и прежде, правым ведомым у Пумпура был Костя Дубков, а левым я. За нами шли комэск Колесников, лётчики Лакеев, Баланов, Акуленко, Пруцков, Кузнецов, Хара, Шаров, Никитин, Шевцов, Морозов, Минаев. Идём на высоте 200 метров, преодолевая низкую рваную облачность, из-за которой почти ничего не видно на земле. Пумпур снижается до высоты 100-150 метров и подаёт команду:

— Приготовиться к атаке !

Комбриг открывает огонь, а вслед за ним все лётчики эскадрильи. Теперь уже отчётливо видно, как точно ложатся по цели наши трассирующие и зажигательные пули, как мечутся в панике, прыгают в кюветы, прячутся за машинами итальянцы. Тщетно! Пули настигают фашистов везде. Загорелось несколько автомашин, мы делаем ещё один заход и хлещем огнём по колонне. Отчётливо видны на земле огненные вспышки оружейных выстрелов и пулемётных очередей, но мы не думаем об опасности. Вдохновение боя владеет каждым из нас, и снова с рёвом проносятся над землёй «москас», прижимая к земле вражескую пехоту».

( Из книги — «Вместе с патриотами Испании». )

Пётр Иванович Пумпур нередко лично участвовал в боевых вылетах. По состоянию на 9 декабря 1936 года сбил 2 самолёта типа «Юнкерс». Всего же, по некоторым источникам, совершил около 200 боевых вылетов, в воздушных боях сбил 5 самолётов (в том числе, не менее 2 лично).

За умелое руководство действиями авиации, личное мужество и героизм 4 июля 1937 года ему было присвоено звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина («Золотая Звезда» № 49). До этого он уже был награждён одним орденом Ленина (02.01.1937).

После возвращения из Испании, в октябре 1937 года комдив Пумпур был назначен командующим ВВС Московского военного округа, а уже в ноябре 1937 года — командующим ВВС Отдельной Краснознамённой Дальневосточной армии.

В декабре 1937 года он был избран депутатом Верховного Совета СССР 1-го созыва. Награждён медалью «XX лет РККА» (23.02.1938).

С декабря 1938 года был начальником лётно-испытательной станции 1-го авиазавода, а затем — начальником Управления боевой подготовки ВВС.

Участвуя в Советско-Финляндской войне, возглавлял группу инструкторов по боевой подготовке.

Маршал авиации С. А. Красовский вспоминает о том, как Пумпур, прибыв на Север, рассказывал о своей «испанской» командировке:

«Прислали группу инструкторов, побывавших в Испании. Среди них был и Пётр Иванович…

— Прибыл к тебе, Степан Акимович, передавать боевой опыт. Будем истребителей на цели наводить стрелами. В Испании этот способ себя оправдал.

Пётр Иванович быстро изобразил на бумаге линию фронта и места, где, по его мнению, следовало расположить стрелы.

— Ну что ж, опыт не очень — то солидный, но, тем не менее, когда на истребителях нет радио, может пригодиться. Говорят, на безрыбье и рак рыба…

Пумпур рассмеялся и, перейдя на серьёзный тон, продолжал:

— Мы получили в Испании неплохой опыт воздушных боёв с фашистами. Оружие на самолётах надо срочно менять. Истребителям нужно пушечное вооружение.

В подтверждение Пётр Иванович сослался на один из воздушных боёв над Барселоной, когда ему вместе с другими истребителями — республиканцами пришлось отражать вражеский налёт.

— Встретился я с итальянским бомбовозом «Савойя». Бью по нему из пулемётов ШКАС, а он летит как ни в чём не бывало. Зло меня разобрало. Повторил атаку, и опять все пули, словно в перину, всадил… Третья атака тоже не принесла удачи. И когда боекомплект уже был на исходе, подошёл почти вплотную и ударил по бензобакам. Наконец-то бомбардировщик загорелся. В общем, помотал меня итальянец, но и кое-чему научил. Мелковаты наши пульки для фашистских самолётов».

4 июня 1940 года П. И. Пумпуру было присвоено воинское звание генерал-лейтенант авиации.

Вспоминает лётчик-истребитель Н. И. Петров:

«В первых числах июня 1940 года кто жил на частных квартирах в городе Лида, всех переселили в авиагородок. 15 июня вечером зачитали боевой приказ, где говорилось «С рассвета 16 июня 1940 года советские войска переходят границу с прибалтийскими странами Эстонией, Латвией, Литвой. С целью освобождения народа этих стран от гнёта буржуазии. Они хотят жить свободно, просят помощи и так далее». Нашему 31-му ИАП с рассветом 16 июня прикрывать железнодорожный узел Лида, свой аэродром на случай налёта авиации противника. Вести разведполёты по заданию вышестоящего командования. Сопровождать бомбардировщики СБ к цели и обратно (накануне они произвели посадку на аэродром).

Вообще с рассветом 16-го ничего похожего на боевые действия не было. В середине дня нам зачитали приказ о перебазировании на аэродром Шауляй (Литва). Подготовились и в составе 5 звеньев перелетели на аэродром Шауляй, там было множество авиации, всякие типы самолётов. И Р-5, СБ, И-15бис, И-15. Был заставлен весь аэродром. Только оставлена полоса для посадки. Даже одновременно звеном посадка была затруднена. Произошёл такой случай: перед посадкой при выпуске шасси у ведомого моего звена Лейтенанта Клименко не выпустились полностью шасси. Я подал сигнал, иди вверх. И там по большому кругу попытайся на спине предпринять, что можно. Сам со вторым ведомым лейтенантом Зобниным произвёл посадку, быстро зарулив, выключил мотор, и бегом на старт, предупредить руководителя полётов о случае с ведомым.

Вижу, стоит около «Т» майор П. Путивко, наш командир полка и рядом с тремя ромбами на петлицах. Обращаюсь: «Товарищ комкор, разрешите обратиться к майору Путивко?». «А в чём дело?». Объясняю в чём. Он говорит: «Видишь, сколько самолётов на аэродроме находится и ещё столько прилетит. Возиться с твоим ведомым не буду, «плюхнется» на полосу, потом сталкивай его. Если умный парень найдёт, где сесть, а с аэродрома угоню». Для меня это как-то было не привычно. А потом майор П. Путивко сказал: при боевых действиях ещё не то может быть. Я только много позднее это понял. В этот день обошлось всё благополучно, лётчик выпустил шасси и благополучно произвёл посадку. А командиром корпуса был Пумпур, знаменитый в прошлом лётчик, герой Испании».

В 1940-1941 годах генерал-лейтенант авиации П. И. Пумпур был командующим ВВС Московского военного округа.

Зимой 1940-1941 годов начальник Главного управления ВВС РККА генерал-лейтенант авиации П. В. Рычагов издал приказ о полётах только с колёсного шасси. В результате нехватки техники для уборки и укатывания снега авиация практически перестала летать. Возобновившиеся весной полёты вызвали шквал аварийности.

9 апреля 1941 года состоялось совещание Политбюро ЦК ВКП(б), СНК СССР и руководящего состава наркомата обороны во главе со Сталиным, после которого Рычагов был снят с должности и направлен на учёбу в Военную академию Генерального штаба.

Вскоре дошла очередь и до Пумпура. В Постановлении ЦК ВКП(б) и СНК СССР от 10 мая 1941 года отмечалось:

«Боевая подготовка частей ВВС МВО проводится неудовлетворительно. Налёт на одного лётчика за январь-март 1941 года составляет в среднем только 12 часов. Ночным и высотным полётам лётный состав не обучен. Сорвано обучение лётчиков стрельбе, воздушному бою и бомбометанию. Командующий ВВС округа, прикрываясь объективными причинами, проявил полную бездеятельность в организации подготовки аэродромов зимой 1940-1941 годов для полётов на колёсах. В связи с этим СНК и ЦК ВКП(б) постановляют:

Принять предложение Главного военного совета о снятии тов. П. И. Пумпур с поста командующего ВВС МВО, как не справившегося со своими обязанностями и не обеспечившего руководство боевой подготовкой частей ВВС округа, оставив его в распоряжении НКО».

15 мая 1941 года произошло чрезвычайное происшествие. Немецкий самолёт Ju-52 вторгся в советское воздушное пространство, совершенно безнаказанно пролетел по маршруту Белосток — Минск — Смоленск — Москва, и, никем незамеченный, благополучно приземлился на Центральном аэродроме в Москве возле стадиона «Динамо».

Реакция на это событие была мгновенной: 31 мая 1941 года генерал-лейтенант авиации П. И. Пумпур был арестован.

10 июня 1941 года нарком обороны подписал Приказ № 0035 «О факте беспрепятственного пропуска через границу самолёта Ю-52», в котором говорилось:

«15 мая 1941 года германский внерейсовый самолёт Ю-52 совершенно беспрепятственно был пропущен через государственную границу и совершил перелёт по советской территории через Белосток, Минск, Смоленск в Москву. Никаких мер к прекращению его полёта со стороны органов ПВО принято не было. Посты ВНОС 4-й отдельной бригады ПВО Западного особого военного округа, вследствие плохой организации службы ВНОС, обнаружили нарушивший границу самолёт лишь тогда, когда он углубился на советскую территорию на 29 км, но, не зная силуэтов германских самолётов, приняли его за рейсовый самолёт ДС-3 и никого о появлении внерейсового Ю-52 не оповестили. Белостокский аэропорт, имея телеграмму о вылете самолёта Ю-52, также не поставил в известность командиров 4-й бригады ПВО и 9-й смешанной авиадивизии, так как связь с ними с 9 Мая была порвана военнослужащими. Командование 9-й смешанной авиадивизии никаких мер к немедленному восстановлению связи не приняло, а вместо этого сутяжничало с Белостокским аэропортом о том, кому надлежит восстановить нарушенную связь.

В результате командир западной зоны ПВО генерал-майор артиллерии Сазонов и начальник штаба 4-й отдельной бригады ПВО майор Автономов никаких данных о полёте Ю-52 до извещения из Москвы не имели. В свою очередь вследствие плохой организации службы в штабе 1-го корпуса ПВО города Москвы командир 1-го корпуса ПВО генерал-майор артиллерии Тихонов и заместитель начальника Главного управления ПВО генерал-майор артиллерии Осипов до 17 мая ничего не знали о самовольном перелёте границы самолётом Ю-52, хотя дежурный 1-го корпуса ПВО 15 мая получил извещение от диспетчера Гражданского воздушного флота, что внерейсовый самолёт пролетел Белосток.

Никаких мер к прекращению полёта внерейсового самолёта Ю-52 не было принято и по линии Главного управления ВВС КА. Более того, начальник штаба ВВС Красной Армии генерал-майор авиации Володин и заместитель начальника 1-го отдела штаба ВВС генерал-майор авиации Грендаль, зная о том, что самолёт Ю-52 самовольно перелетел границу, не только не приняли мер к задержанию его, но и содействовали его полету в Москву разрешением посадки на Московском аэродроме и дачей указания службе ПВО обеспечить перелёт.

Все эти факты говорят о неблагополучном состоянии службы ПВО Западного особого военного округа, о плохой её организации, слабой подготовленности личного состава ВНОС ПВО, потере бдительности в 4-й отдельной бригаде ПВО и отсутствии должной требовательности со стороны командующих военными округами и высшего начсостава ПВО и ВВС к чёткости несения службы ПВО.

Приказываю:

— За плохую организацию службы ВНОС, отсутствие должного воинского порядка в частях ПВО и слабую подготовку личного состава постов ВНОС командующему Западной зоной ПВО генерал-майору артиллерии Сазонову, начальнику штаба 4-й бригады ПВО майору Автономову объявить выговор.

— За самовольное разрешение пролёта и посадки Ю-52 на московском аэродроме без поверки прав на полёт в Москву начальнику штаба ВВС генерал-майору авиации Володину и заместителю начальника 1-го отдела штаба ВВС генерал-майору авиации Грендалю объявить замечание».

В данном приказе П. И. Пумпур не упоминается. К моменту пролёта «Юнкерса» он с должности уже был снят, то есть, если и был виноват в низкой боеготовности вверенных ему частей, то наказание за это уже понёс. В то же время, создается впечатление, что в его виновности во всем происшедшем ни у кого сомнений не было. А дальше заработал отлаженный механизм следствия.

29 января 1942 года Берия направил Сталину список 46 арестованных, «числящихся за НКВД СССР». Против каждой фамилии Берия указал год рождения, партийность, дату ареста и занимаемую до ареста должность. Кроме того, в нескольких строчках формулировалась вина арестованного.

О генерал-лейтенанте авиации П. И. Пумпуре указывалось, что он «как участник антисоветского военного заговора, на основании показаний: Рычагова, Алексеева, Ионова и очных ставок с двумя последними; во вредительской деятельности изобличается актом сдачи: ВВС МВО другому командующему и приказом НКО № 0031 от 31 мая 1941 года. Дал показания, что является участником антисоветского военного заговора, завербован Смушкевичем, но от данных показаний отказался.

Верховный главнокомандующий наложил окончательную резолюцию: «Расстрелять всех поименованных в списке. И. Сталин».

13 февраля 1942 года Постановлением Особого совещания при НКВД СССР Герой Советского Союза генерал-лейтенант авиации П. И. Пумпур был приговорен к расстрелу. 23 марта 1942 года приговор был приведён в исполнение в Саратове…

Смушкевич Яков Владимирович

Комментариев нетPosted on 28 января 201430 августа 2015 by Ринат Валеев

Дважды Герой Советского Союза Смушкевич Яков Владимирович

Жизнь этого человека можно сравнить с легендой. Яков Смушкевич прожил короткую, но яркую жизнь. Его имя по праву записано золотыми буквами в историю советской авиации. Из 39 прожитых им лет Яков Владимирович 23 года крепил военную мощь Страны Советов. Современники назвали его «гордостью Красной Армии».

Яков Смушкевич родился 14 апреля 1902 года в местечке Ракишки, ныне город Рокишкис в Литве, в семье портного. Окончив всего 3 класса начальной школы, Яков был вынужден пойти работать — семья была большая (кроме него в ней было ещё 7 детей), и заработков отца явно не хватало. Яков работал грузчиком в порту, а в 1918 году добровольно вступил в ряды Красной Армии.

Многие яркие страницы жизни и деятельности Я. В. Смушкевича связаны с Беларусью и её столицей — Минском. Именно там сформировался его блестящий военный талант. Яков Владимирович был активным участником гражданской войны на территории Беларусии. С 1919 года он воевал на Западном фронте в качестве командира батальона и полка, был участником боёв под Барановичами, взятия Сморгонского укреплённого района. Летом 1921 года комиссар полка Яков Смушкевич был назначен помощником военкома 36-го полка 4-й Смоленской стрелковой дивизии, которая дислоцировалась в районе Борисова и Минска.

Через месяц дивизия передислоцировалась в Игуменский уезд. 36-й полк расположился в местечке Пуховичи. В это время 20-летний Яков Смушкевич замещал военкома полка. В июне 1922 года ему с группой бойцов удалось проследить место укрытия крупной банды, терроризировавшей население Пуховичей. Бандиты были окружены и уничтожены. Именно Яков Смушкевич сыграл важную роль в разгроме банды атамана Берёзы, которая терроризировала население Игуменского уезда.

17 сентября 1922 года Смушкевича назначают ответственным организатором партийной работы в 4-ю истребительную авиаэскадрилью, базировавшуюся в Минске. Именно с этого дня началась его почти 20-летняя служба в советской авиации. В августе 1923 года Яков Смушкевич был назначен политруком 2-го отряда 4-й эскадрильи. И хотя политрук неплохо справлялся со своими обязанностями, он ощущал нехватку знаний. В сентябре 1923 года Яков поступает на первый курс правового отделения факультета общественных наук Белорусского государственного университета. В феврале 1926 года Смушкевич получает назначение на должность военкома Отдельного корпусного авиационного отряда, который дислоцировался в Бобруйске. В этом же году в Смоленске была сформирована авиационная бригада. Её военным комиссаром назначили Смушкевича.

В 1936 году, через 5 лет — после окончания Качинской школы военных лётчиков, он стал командиром и комиссаром 201-й лёгкобомбардировочной авиабригады, названной потом «имени Совнаркома БССР». Бригада размещалась в Витебске. Именно здесь, на этом ответственном посту в одном из древнейших городов Беларуси, сформировались замечательные лётные и командирские качества Якова Смушкевича. Одной из важнейших заслуг командира и комиссара бригады является обучение воспитанию волевых качеств лётчиков, превращение их в профессионалов своего дела, отличных авиаторов Белорусского военного округа. «Школа Якова Смушкевича» дала нашей авиации десятки и сотни первоклассных пилотов, которые прославились в битве на Халхин-Голе, в Советско-Финляндской и Великой Отечественной войнах.

Осенью 1936 года Смушкевич вылетел в Испанию, где принял активное участие в боевых действиях в качестве старшего советника при командующем ВВС и командира авиационной группы советских лётчиков. Имел псевдонимы «Генерал Дуглас» и «Андре». Летал на самолётах И-15, «Фиат-32», «Дракон», «Дуглас», «Потез».

«…На аэродром приехали Я. В. Смушкевич и П. И. Пумпур. Они решили лично произвести разведку. Мне впервые довелось наблюдать за взлётом Смушкевича — «Дугласа», как его называли в Испании. После запуска мотора он дал полный газ, удерживая самолёт на тормозах. Затем отпустил тормоза и, не поднимая хвоста производящего разбег «чато», на коротком расстоянии оторвал его от земли, немного выдержал самолет над землёй, чтобы набрать скорость, заложил глубокий крен и виражом начал уходить вверх. Этот взлёт показал, на что способен И-15. Он не требовал большой длины площадки для разбега и мог взлетать в направлении горы или другого препятствия, уходя от него крутым разворотом. Это было очень важно в условиях горной местности Испании…»

(Из книги «Ленинградцы в Испании».)

Смушкевич сыграл решающую роль в разгроме итальянского экспедиционного корпуса в марте 1937 года под Гвадалахарой. Впервые в боевой авиации он использовал принцип сосредоточения крупных воздушных сил и массированных налётов. Чтобы сократить время, необходимое для перехвата фашистских самолётов, он ввёл новый порядок взлёта истребителей без предварительного их выруливания на старт. Но Яков Владимирович не ограничивался лишь общим руководством своих подчинённых. Лично участвуя в десятках боевых вылетов, он провёл несколько групповых воздушных боёв, а по некоторым источникам — даже имел воздушные победы. (Во время выполнения боевых заданий налетал 223 лётных часа, в том числе 115 лётных часов — на истребителе И-15.)

Вашему вниманию предлагается фрагмент статьи, опубликованной в сборнике — «Бойцы ленинской гвардии»:

«…Инициатива в небе над Мадридом медленно, но неуклонно переходит в руки республиканских лётчиков. Штабисты подсчитали, что из предпринятых в ноябре — декабре 1936 года авиацией мятежников 110 налётов успехом увенчались лишь 40, да и то в большинстве своём ночью.

Таковы были первые практические результаты воздушной обороны Мадрида. Но конечно, неверно было бы объяснять успех республиканцев исключительно быстротой пх появления на поле боя. Противник у них не из робких. Асы из легиона «Кондор» и преисполненные самоуверенности после победы над Абиссинией итальянские лётчики от одного вида самолётов противника бежать не стали бы. Для этого их надо было сначала крепко побить. А сделать это можно было, лишь выявив их уязвимые места. Были у них такие ? Разумеется. И Смушкевич их настойчиво искал.

Его день, как правило, начинался с вылета на разведку. Он считал необходимым видеть все детали обстановки на фронте. То, что другому могло показаться малозначащим, ему помогало принять единственно правильное в данной обстановке решение о ведении предстоящих боевых действий.

Вначале он совершал лишь небольшие круги над расположением фашистских войск. Но с каждым днём, точно от брошенного в воду камня, эти круги расходятся всё дальше и дальше. А вскоре в полёте произошло то, чего Яков Владимирович всё это время с таким нетерпением ждал. Он впервые встретился с самолётами противника и провёл воздушный бой.

Нет, он не сбил тогда ни одного самолёта. Другое было важно: он получил представление о характере врага.

После боя он поделился своими мыслями с командиром эскадрильи истребителей Колесниковым.

— Ты понимаешь, нервы у них не выдерживают, вот в чём дело…

Ещё не остывший от возбуждения, разгорячённый, он присаживается под крылом самолёта и продолжает развивать свою мысль:

— Нельзя давать почуьствовать себя хоть в чём-то слабее, что мы в чём-то им уступаем. Надо первыми вступать в бой и последними выходить из него.

Участвовать в воздушных боях Смушкевичу запрещалось. Но усидеть на земле, когда все воевали, он не мог. В один из дней он вылетел к Мадриду вместе с эскадрильей Ивана Копеца. Над городом набрали высоту и пошли к линии фронта на перехват. Всё небо вокруг было покрыто громоздящимися друг на друга похожими на айсберги облаками. «Такую облачность любят фашистские лётчики». Только успел подумать он об этом, как заметил идущих своим излюбленным строем — ромбом — «Юнкерсов». Удивило, что не видно истребителей прикрытия. Но раздумывать было некогда — внизу Мадрид, и, нажав ручку управления от себя, он кинул свой маневренный И-15 вниз.

Истребители республиканцев были неожиданностью для фашистских пиратов. «Юнкерсы», нарушив строй, забыв о бомбах, которые им надо было сбросить на город, начали удирать. Республиканцы их не преследовалт. В азарте погони никто не заметил, как из-за облаков вынырнули истребители: «Хейнкели» и «Фиаты». Они шли сомкнутым строем. В этом было их преимущество. Стремясь использовать его, они ринулись на разомкнутый строй республиканцев. Однако наши лётчики не растерялись. Быстро сориентировавшись, они начали пристраиваться к первому же замеченному своему самолёту, образуя звенья.

Смушкевич по номеру на борту узнал Копеца. Иван отбивался от наседавших на него 3-х «Фиатов». Резко кинув машину в пике, он дал очередь. Один из «Фиатов», оставляя за собой чёрные клубы дыма, отвалил. Но в то же время Яков Владимирович увидел падающего на него «Хеннкеля». Он успел вовремя развернуться, но фашист не отставал, стремясь зайти в хвост И-15. Это был, видимо, один из тех асов, что не летают в общем строю, а курсируют над всеми, выискивая себе добычу.

«Ну ладно. Посмотрим, что у тебя выйдет», — подумал Смушкевич и положил свою очень маневренную машину в крутой вираж. «Хейнкель» не обладал такой маневренностью в горизонтальной плоскости, но его пилот повторил маневр советского истребителя. Неизвестно, успел ли фашист понять свою ошибку, потому что в ту же минуту у него на хвосте сидел И-15, а ещё через мгновение его машина была прошита пулемётной очередью и рухнула…

Две победы в одном бою !.. Есть от чего быть взволнованным. Правда, Яков Владимирович старается всячески сдерживаться, ничем не выдать своих чувств. Но Колесникову всё понятно. Его сухое, резко очерченное лицо освещает мягкая улыбка.

— Неплохо дрались. — говорит он.

— Вроде бы, а всё-таки, знаешь, не очень радостно на душе. Уж очень как-то случайно всё вышло…

— Случайности в нашем деле немало значат, — заметил Колесников.

— Всё это так. Но есть случайности, которые можно предусмотреть…

— Вообще-то, конечно. Заметь вы немного позже, что у Ивана на хвосте сидят «гости», и ему пришлось бы худо. Да могли на секунду позже увидеть и атаковавшего вас «Хейнкеля».

— Этого вообще-то предвидеть… Учесть надо…

— Значит тактику менять надо, чтобы противник не мог нападать внезапно…

И лётчики снова и снова анализировали бой, обменивались мнениями о тактике воздушного боя.

Уже возвратился из полёта Нван Копец. Подойдя к ним, он доложил Смушкевичу о полёте, а потом проговорил:

— Выручили вы меня. Спасибо !

— Ну что вы… Сам мог оказаться в незавидном положении. Давайте лучше подумаем о том, как свести до минимума внезапные атаки противника.

Дальше Яков Владимирович рассказал о соображениях, которыми только что обменялся с Колесниковым.

Копец слушал с совершенно невозмутимым выражением лица, будто давно ожидал услышать что-либо подобное, а может, и сам думал об этом. Когда Смушкевич спросил его, что он думает по этому поводу, Иван сказал:

— Так это ясно как божий день. Нельзя в небе каждому быть самому по себе.

— Положим, мы и так всегда друг за друга горой стоим, — заметил Колесников.

— Да я не о том, — возразил Копец. — Мы всегда, конечно, стремимся выручать и выручаем друг друга. Но бой-то ведём в одиночку. А ты представь себе, как бы ты вёл бой, если бы знал, что у тебя хвост прикрыт.

— Как бог, — рассмеялся Колесников. — Не знал бы никаких забот. Сбивай себе фашистов — и все дела…

— А почему бы нам и в самом деле не попробовать воевать парами ? — предложил Смушкевич. — Один из них: ведущий. Он первый вступает в бон. А второй — ведомый — прикрывает его. Он вступает в бой, когда его ведущий подвергается атаке. Что, если попробовать ?

Новая тактика воздушного боя, родившаяся в испанском небе, потом немало способствовала победе в небе русском в годы Великой Отечественной войны».

Вернувшись в Советский Союз, Я. В. Смушкевич продолжил работу над дальнейшим совершенствованием наших ВВС. 20 июня 1937 года он получил звание Комкора, и вскоре был назначен заместителем начальника ВВС.

21 июня 1937 года за мужество и отвагу, проявленные в боях с франкистами, ему было присвоено звание Героя Советского Союза («Золотая Звезда» № 29) с вручением ордена Ленина.

30 апреля 1938 года, готовясь к Первомайскому параду, где должен был вести головную машину, Яков Смушкевич потерпел аварию на самолёте Р-10 и в тяжелейшем состоянии был доставлен в госпиталь. Врачам удалось спасти раздробленные ноги, однако одна из них стала значительно короче другой. Тем не менее, к всеобщему удивлению, спустя некоторое время Смушкевич не только стал ходить без посторонней помощи, но и вновь поднялся в небо !

В июне 1939 года комкор Смушкевич возглавил советскую авиацию в борьбе с японскими самураями в Монголии, в районе реки Халхин-Гол. О командирском и лётном мастерстве Якова Владимировича как нельзя лучше свидетельствует оценка его действий выдающимся советским полководцем Георгием Жуковым, который во время боёв на Халхин-Голе был командующим 1-й армейской группой. В его книге «Воспоминания и размышления» есть такие строки: «Командир этой группы Я. В. Смушкевич был великолепным организатором, отлично знавшим боевую лётную технику, в совершенстве владея лётным мастерством. Он был исключительно скромным человеком, прекрасным начальником и принципиальным коммунистом. Его искренне любили все лётчики».

17 ноября 1939 года комкор Смушкевич третьим в стране был награждён второй медалью «Золотая Звезда». А через 2 дня герой Халхин-Гола был назначен начальником ВВС РККА. В июне 1940 года Якову Смушкевичу было присвоено воинское звание «Генерал-лейтенант авиации». В августе 1940 года он назначается генеральным инспектором ВВС Красной Армии, а в декабре того же года — помощником начальника Генерального штаба по авиации. По воспоминаниям современников, Яков Смушкевич во время докладов Сталину всегда отстаивал свою точку зрения, что позволяли себе только единицы. По свидетельству современников, Смушкевич не скрывал от Сталина своего отрицательного отношения к Советско-Германскому пакту о ненападении 1939 года.

Тёмные силы, охотившиеся за «Генералом Дугласом» в небе Испании, заинтересованные в том, чтобы СССР вступил в развязанную ими войну без таких мастеров трудного искусства побеждать, каким был бесстрашный лётчик и замечательный военачальник Смушкевич, добились своего. Генерал-лейтенант авиации Я. В. Смушкевич был арестован прямо в госпитале, в начале июня 1941 года. Вместе с группой военачальников (командующим ВВС Красной Армии Рычаговым, командующим ПВО страны Штерном и другими), осенью 1941 года он был вывезен в Куйбышев и расстрелян там 28 октября 1941 года. Геринг и Канарис могли торжествовать. То, чего не удалось сделать им, свершили Берия и Сталин…

smushkevich_monument В начале Великой Отечественной войны журнал «Люфтваффе» — официальный орган Военно-Воздушных сил гитлеровской Германии — писал о том, что во время военных действий в Испании (1936-1939 гг.) контрразведка «Третьего рейха» потратила много сил и средств, чтобы убрать «Генерала Дугласа». Рейхсмаршал авиации Герман Геринг посулил тогда награду в миллион марок лётчику, который его собьёт… «Обстоятельства сложились так благоприятно, — ликовал журнал, — что «Генерал Дуглас» не участвует в нынешней войне, и это равносильно, по крайней мере, разгрому 5-ти вражеских авиационных дивизий…»
«Авиационный Чапаев» — так называл Я. В. Смушкевича известный полярный лётчик, участник Великой Отечественной войны, Герой Советского Союза Михаил Водопьянов. Он писал: «Советские лётчики помнят и любят Смушкевича. Они знают, что в каждой воздушной победе, одержанной в годы Великой Отечественной войны, была доля и его неутомимого труда, его пытливой мысли и страстного сердца». Бывший нарком авиационной промышленности А. И. Шахурин говорил, что самый большой подвиг Смушкевич совершил в Великую Отечественную войну, хотя в ней и не участвовал. В том, что наша авиация предстала перед гитлеровцами грозной, есть заслуга и «крылатого комиссара», воспитавшего большую плеяду лётчиков-героев.

За время своей долгой службы, Яков Владимирович Смушкевич был награждён двумя орденами Ленина, монгольским орденом Красного Знамени. Депутат Верховного Совета СССР. Полностью реабилитирован в декабре 1954 года. На его родине в городе Рокишкисе в Литве установлен бронзовый бюст. Его именем назван океанский рефрижератор. О нём снят документальный фильм, написано несколько книг. Его имя носит одна из улиц Витебска.

Серов Анатолий Константинович

Комментариев нетPosted on 28 января 201430 августа 2015 by Ринат Валеев

Герой Советского Союза Серов Анатолий Константинович

Анатолий Серов родился 20 марта 1910 года в селе Воронцовка, ныне посёлок городского типа Краснотурьинского горсовета Свердловской области, в семье рабочего. С 1918 года жил в Богословске (ныне Карпинск). В 1925 году переехал в Надеждинск (ныне Серов). Работал учеником сталевара, затем сталеваром в мартеновском цехе металлургического завода. Окончил в 1929 году школы ФЗУ (ныне СПТУ №54 областного управления профтехобразования). По путёвке комсомола направлен в Вольскую военно-теоретическую авиационную школу, которую окончил 1 июня 1930 года.

29 июня того же года поступил в Оренбургскую военную школу лётчиков, которую окончил 17 декабря 1931 года. Сначала служил в 1-й отдельной Краснознамённой ИАЭ им. Ленина Ленинградского военного округа, а с августа 1933 года на Дальнем Востоке.

В 1935 году получил звание старшего лейтенанта. Учился в Военно-Воздушной академии. С мая 1936 года был лётчиком-испытателем, а затем командиром звена НИИ ВВС Московского военного округа.

С 14 июня 1937 года по 21 января 1938 года участвовал в национальной войне испанского народа. Был пилотом, командиром 1-й эскадрильи И-15 и командиром 26-й группы истребителей И-15. Имел псевдонимы «Анатолио» и «Родриго Матеу».

Совершил около 180 боевых вылетов, участвовал в 38 воздушных боях, сбил 8 самолётов лично и 7 в составе группы. Награждён двумя орденами Красного Знамени (31 Июля и 2 Октября 1937 года.)

2 марта 1938 года за мужество и воинскую доблесть, проявленные в боях с врагами, удостоен звания Героя Советского Союза.

После возвращения из Испании получил звание полковника и был назначен командиром авиаотряда, а в мае 1938 года назначен на должность начальника Главной лётной инспекции ВВС. В ноябре 1938 года учился на КУКС при Военной академии Генштаба. Награжден медалью «XX лет РККА» (23.02.1938). 9 февраля 1939 года ему было присвоено звание комбрига.

Погиб 11 мая 1939 года. В тот день утром он, вместе с Героем Советского Союза майором П. Д. Осипенко выполнял учебный полёт на самолёте УТИ-4. При выполнении фигур высшего пилотажа самолёт вошёл в штопор и, в 9 часов 10 минут разбился в районе деревни Высокое, в 20 километрах северо-западнее Рязани. Серов и Осипенко были похоронены у Кремлевской стены в Москве.

В конце 1930 годов Лубянский проезд в Москве переименовали в проезд имени Серова, а в Кремлёвскую стену была замурована урна с прахом и установлена на стене мемориальная доска с надписью: «Анатолий Константинович Серов».

Цветущим майским днём 1939 года прославленный советский лётчик Герой Советского Союза А. К. Серов погиб в авиационной катастрофе. И было ему тогда лишь 29 лет от роду. Он имел звание комбрига, что соответствует по нынешним временам званию генерал-майора. Это о нём писал дважды Герой Советского Союза командарм Я. И. Смушкевич:

«Его знали все военные лётчики, им гордились, его бесконечно любили, стремились подражать и учиться у него, желая стать таким же пилотом, каким был Серов… На войне в борьбе с врагами Серов показал классические образцы воздушных боёв. Он не знал поражений и из каждого воздушного боя выходил победителем».

В день похорон Серова в скорбном молчании стояли возле Мавзолея тысячи москвичей. Перед началом траурного митинга над Красной площадью пролетела группа самолётов-истребителей, бомбардировщиков, а за ней, как молния, пронеслась знаменитая серовская парадная группа истребителей, прощаясь со своим ведущим.

До обидного короткой была жизнь Анатолия Серова. Но как сумел он её украсить ярчайшими примерами трудолюбия, любви к избранной профессии, бесстрашия в бою, образцами войскового товарищества, бескорыстной дружбы, жизнелюбия, неугомонности!

Серов был ещё школьником, когда Гражданская война полыхала в стране. И уже тогда крепко усвоил, кто белые, кто красные, кто такие колчаковцы и почему его отец, горный мастер, на стороне красных. От него любознательный сын услышал немало увлекательных рассказов об Урале, его кладовых, о залежах золота, меди, сланца, угля, марганца, о всякой живности, населявшей горные леса. Тогда же, в раннем детстве, Толя Серов научился стрелять из лука, не бояться в лесу даже в темень, быть в нем хозяином.

Когда надо было решать вопрос о выборе профессии, он заявил дома, что его дорога — в фабзавуч при Надеждинском металлургическом заводе. «Фабзайчатами» ласково звали учеников заводского училища взрослые, а те совсем не походили на таковых. Воевали за право встать к доменной печи, спорили на комсомольских диспутах, самозабвенно играли в футбол, зимой ходили в походы на лыжах. И везде Толя Серов — заводила, ведущий. Позднее он напишет: «А спортом я так увлекался, что одно время держал по лыжам 2-е место по Уралу».

Наступил год 1929-й — год великого перелома. Страна шла по пути индустриализации и коллективизации. В личной судьбе Анатолия это был также год перелома. Комитет комсомола получил две путёвки в лётную школу. Одну из них вручили Анатолию Серову. Врачи признали рослого крепыша, спортсмена годным к лётной работе без ограничений. Экзамены он сдал уверенно и вскоре стал курсантом авиационной школы. Так началась его дорога в небо.

Авиационная жизнь Анатолия Серова началась не совсем удачно. Поступив в 1929 году в Оренбургскую авиашколу, он первые 3 месяца не летал, выполняя на аэродроме различные задания. Однажды он нёс стартовый наряд в качестве пожарника, обязанности которого были просты — стоять у самолёта и следить за запуском мотора, а в случае возникновения пожара незамедлительно применить огнетушитель. И он его «применил»…

Приняв голубые язычки выхлопов из патрубков мотора за начавшийсяя пожар, он проявил решительность — ударил головкой огнетушителя о землю и направил его струю на… исправный мотор. Только смачная оплеуха, полученная от техника самолёта, умерила усердие «пожарника». Этот случай он запомнил надолго.

Описанное событие отделяло от рокового 11 мая 1939 года всего 10 лет. За эти годы небо для Серова было разным: голубым и чёрным, просторным и тесным, добрым и злым.

Из школы Серов был выпущен 17 декабря 1931 года лётчиком — истребителем с отличной оценкой по технике пилотирования. В выпускной характеристике от 19 декабря 1931 года о нём сказано: «Инициативен, работоспособен, настойчив. Имеет большой интерес к лётной службе… Степень усвоения техники пилотирования — отличная».

Какой авиатор не хотел бы начать службу в знаменитой эскадрилье, в которой расправили орлиные крылья Пётр Нестеров, Валерий Чкалов и многие другие смелые воздушные витязи! Выпало такое счастье и на долю Анатолия Серова. Летая в частях на различных типах истребителей, Серов довольно быстро стал настоящим мастером высшего пилотажа, искусным воздушным бойцом. Вскоре его назначили командиром звена: «Учись сам, учи других. Верим в тебя, Анатолий Серов!» И он оправдал доверие командиров: звено Серова скоро стало одним из лучших в части.

Мастером высшего пилотажа, искусным воздушным бойцом сформировался Серов в последующие два года службы и учёбы на Дальнем Востоке (в 1934 году он был назначен командиром звена 26-й авиационной эскадрильи в Хабаровске). В то время обстановка там была сложной, угроза военных конфликтов со стороны империалистической Японии представлялась реальной. Лётчики всегда были в боевой готовности. Командир авиаотряда, а затем лётчик-испытатель Анатолий Серов ждал своего часа, готовился к нему.

Он поступает на заочное отделение Военно-Воздушной академии. После окончания первого курса, в 1936 году, за успехи в боевой и политической подготовке был награждён орденом Красного Знамени и направлен для дальнейшей службы в НИИ ВВС РККА на должность лётчика — испытателя.

Там, согласно неполным архивным данным, Анатолий Серов принял участие в контрольных испытаниях 4 типов истребителей и 2 специальных работах, связанных с боевым применением истребителя И-15, на котором ему позже пришлось воевать. В начале 1937 года командование НИИ ВВС направило его «в специальную командировку».

Анатолий снял привычную военную гимнастёрку с тремя кубиками в петлицах, надел тёмно — синий костюм, вместо синей пилотки надвинул на непокорную каштановую шевелюру широкополую шляпу и отправился добровольцем на защиту республиканской Испании.

Картахена — первый город, который увидел Анатолий на испанском берегу. Это было 26 мая 1937 года. Страшная картина предстала перед ним: полуразрушенный дымящийся город, бродящие среди развалин жители, в их числе старики и дети, лучше всяких слов говорили о том, что франкисты бомбили его нещадно. Первейшей задачей прибывших туда лётчиков-истребителей и было прикрытие города с воздуха.

Воевать Серов начал под псевдонимом Родриго Матео. На аэродроме группу добровольцев, которую возглавил без всяких приказов и мандатов Анатолий, встретили лётчики — добровольцы из Франции, Польши, Испании и, конечно, свои, советские. Дружеские объятия, знакомства, рассказы о родной всем Москве, информация о делах на фронтах. Потом — осмотр боевой техники, советских истребителей И-15 и И-16.

Самолёты были далеко не новые. Они уже побывали во многих воздушных схватках, их неоднократно латали. Вместе с механиками и лётчиками Серов детально осмотрел машину, а затем заявил:

— Лучших нет, значит, будем воевать на этих. Думаю, не подведут нас эти «старички». А мы их беречь будем вдвойне!

Быстро сформировали две интернациональные эскадрильи. В одной из них Серов возглавил звено. Летать эскадрилья стала на И-15 — «курносых» бипланах. И Серов сумел из этой машины выжать всё лучшее, к минимуму свести её слабинки, тактически грамотно строить воздушный бой одиночно и группой. Своё звено, а вскоре эскадрилью «курносых» он старался вводить в бой в тесном взаимодействии с эскадрильей «мошек» — так называли эскадрилью И-16.

Молодые пилоты-интернационалисты сразу же потянулись к Серову. Помимо его личного обаяния и неиссякаемого оптимизма их привлекала его беззаветная храбрость. Они были очевидцами того, как Анатолий, встретившись в воздухе с 9 вражескими истребителями, не только не дал себя сбить, но и сам, несмотря на неравенство сил, искуссно маневрируя, уничтожил 1 из самолётов противника.

Случилось, что Серов взмыл на своем «курносом» внезапно, один, хотя в небе обозначилась целая группа вражеских самолётов. Произошло так потому, что машины эскадрильи ещё заправлялись горючим и только И-15 Серова был снаряжён к боевому вылету. Не считая врагов, лётчик устремился в атаку.

— Камарада Серов — храбрец, — восхищённо сказал ему вслед механик Карлос. — Но как ему тяжко придётся в небе, ведь там целая вражья стая…

Да, действительно тяжко пришлось в первой схватке с врагом Серову. Но не взлететь навстречу врагу он не мог, не тот характер. Набрав высоту, он с боевого разворота первым атаковал ведущего и ударил по нему на встречных курсах сразу из всех 4-х пулемётов. Враг отвалил, и строй девятки рассыпался. Закрутилась, как потом говорили наземные свидетели того боя, настоящая «чёртова карусель». Маневрируя на своём И-15, Серов уходил из — под огненных трасс, а выбрав момент, сам наносил удары. Вскоре задымился и вышел из боя один из вражеских самолётов. Через 3 минуты Серов одержал свою первую победу — свалил на землю неприятельский самолёт. Озлоблённые неудачей враги решили, видимо, во что бы то ни стало расправиться со смельчаком. Но действовали они разобщёно, и Серов сумел продолжить воздушную карусель до тех пор, пока противник не покинул район схватки: горючего в баках оставалось в обрез, и фашисты направились на свой аэродром.

Серова встретили на земле восторженно. Карлос едва не прыгал от радости. Потом, немного остыв, осмотрел самолёт, подсчитал пробоины и ахнул.

— Больше 50… Решето, а не машина, — сокрушался механик. — И как только вы летали на ней, камарада Серов?

— Ничего, Карлос, я помогу тебе залатать самолёт, — успокоил механика Серов.

И к вечеру действительно пришёл к израненной машине. Вместе с механиком они принялись за ремонт. Для Карлоса это было неожиданностью. В его представлении лётчик — это «белая кость», и возиться с гайками, ключами, отвёртками, пачкать руки маслом ему не пристало. Таков статус лётчиков многих западных стран. Серов и другие советские лётчики-добровольцы показали, что они такие же труженики на земле, как и в воздухе, и при необходимости всегда готовы помочь техникам и механикам.

Летать пришлось много. По 4 — 5 боевых вылетов за день делали иногда лётчики, десятки воздушных схваток проводили с фашистами, прикрывая небо республиканской Испании. Уставали, но всегда были готовы взмыть навстречу врагу.

Десятки воздушных боёв провёл за первый месяц Анатолий Серов, сбил 7 самолётов. Он сумел многое сделать в отражении массированных налётов противника на аэродромы республиканцев. Серов организовал взаимодействие эскадрилий, своевременное обнаружение врага, оповещение о его приближении, а затем — взлёт и согласованный бой с противником. Это о нём, о Серове, сказал бывший комиссар авиации в Испании, позже маршал авиации Филипп Александрович Агальцов: «Не дать себя разбомбить за 4 массированных налёта — для этого понадобился блестящий тактический талант Анатолия Константиновича».

У Серова было замечательное, неоценимое для лётчика-истребителя, качество: он умел видеть почти всё, что происходило в воздушном бою. Получив в НИИ ВВС определённый опыт испытателя, он постоянно искал новые методы и приёмы борьбы с противником. Именно он бросил клич, облетевший все республиканские эскадрильи: смело принимать лобовые встречи с противником, самим идти в лобовые атаки и расстреливать врага только в упор, только наверняка!

Однажды, когда в конце 1937 года, когда группа Анатолия Серова в составе 12 самолётов сопровождала бомбардировщики, в воздухе появилось 36 вражеских истребителей. Решение Серова было мгновенным — внезапная и стремительная атака. В результате 8 подбитых самолётов противника и благополучный выход наших бомбардировщиков на цель…

Одним из первых, Серов стал с успехом применять вертикальный маневр, в сочетании с повсеместно установившимся горизонтальным. Чтобы обеспечить быстрый взлёт всей эскадрильи, он рассредотачивает самолёты по всему лётному полю с таким расчётом, чтобы взлетать с мест стоянок, не выруливая на центр аэродрома. При таком построении взлёт всей эскадрильи занимал не более 2-х минут и позволял взлетать отдельным самолётам даже в момент появления над аэродромом вражеских машин (эта новинка прочно вошло в арсенал боевых действий авиации во время Второй Мировой войны).

Серов стал одним из инициаторов ночных воздушных патрулей. Однако его идея не сразу была одобрена командованием, поскольку не каждый лётчик владел опытом ночных полётов, к тому же ночной поиск не освобождал от дневных боевых вылетов в составе эскадрильи. Кроме того, на аэродромах не было прожекторных посадочных установок и другого ночного оборудования. В конце — концов сторонники ночных полётов всё — же нашлись. Серова поддержало командование в лице Ф. А. Агальцова и Е. С. Птухина, а также командующего республиканскими ВВС Идальго Сиснероса.

Ночные полёты решено было вести с аэродрома Алкала, который подвергался ночным налётам особенно усиленно. С вечера установили две автомашины, чтобы они в нужный момент осветили фарами полосу для взлёта и посадки. Условились так: Якушин будет пилотировать на высоте 3000, а Серов — 2000 метров, искать врага.

Когда спустилась на землю ночная темнота, Серов и Якушин поднялись в небо. Долго ходили они на своих эшелонах высоты, карауля врага. Михаилу Якушину удалось обнаружить вражеский бомбардировщик Ju-52, подойти к нему и сразить меткими очередями. Почин сделан! Первый в истории отечественной авиации ночной бой был успешно проведён 26 июля 1937 года в зоне Мадрида.

В ночь с 26 на 27 июля 1937 года сбил такой же бомбардировщик и Анатолий Серов. Раненные немецкие лётчики Иоганнес Ремлинг, Рольф Пирнер, Вальтер Шелльхорн и Бруно Тилебайн были взяты в плен, и рассказали, как их сбил республиканский истребитель:

«Геринговские люди угрюмо молчали. Но не трудно прочесть их мысли.

— Расскажите, как вы попали в плен.

— Это случилось как-то внезапно. Мы получили приказ бомбардировать ночью Эскориал, деревни Торельодонес и Галапагер. Вылетели около третьего часа. Видимость, благодаря луне, была очень приличная. Но я почему-то напутал в курсе и когда по времени вышел на цель, цели не оказалось. Проблуждал ещё около 20 минут — Эскориала не вижу. Решил возвращаться в Саламанку, а бомбы сбросить боялся, ч тобы они случайно не попали на нашу территорию. Развернулся на 180 градусов и пошёл, но вдруг, вижу, с хвоста искры скачут в направлении носа самолёта. Не сразу поверил, что к нам подкрался сзади истребитель. Это показалось просто невероятным для ночного времени. Но зажигательные пули всё сыпались. Через минуту или две загорелся наш правый мотор. Я сделал вираж, чтобы сбить пламя ветром. В этот момент я увидел противника — небольшую машину незнакомой мне конструкции. Стреляя, она пикировала на нас. Я выровнял самолёт, — истребитель неотступно атаковал с хвоста. В это время правый мотор вспыхнул новым большим пламенем. Мне ничего не оставалось, как прыгать. Экипаж сделал это уже минутой раньше. В последний момент брызги бензина обожгли мне лицо…» ((Из газеты «Правда», 1 августа 1937 г.))

Почин был продолжен! Можно воевать с фашистами и ночью — это доказали на практике 2 отважных советских лётчика. За эти победы оба они были награждены орденами Красного Знамени. И с той поры не стало врагеским пилотам покоя ни днём, ни ночью. Почин эскадрильи Серова поддержали другие подразделения республиканских истребителей.

Звание Героя Советского Союза (Указ от 2 марта 1938 года) было присвоено Анатолию Серову за успешное проведение Гарапенильоской операции и проявленные при этом мужество и отвагу. Кроме того, за сбитый ночью самолёт, он был награждён республиканским правительством Испании золотыми часами и легковым автомобилем.

Местечко Гарапенильос расположено около Сарагоссы. На его окраине противник организовал хорошо замаскированный и прикрытый сильным зенитным заслоном аэродром, на котором базировалось большое количество итальянских самолётов, главным образом истребителей. Республиканское командование уже несколько раз пыталось нанести бомбовый удар по нему, но безуспешно. Бомбардировщикам никак не удавалось прорваться к цели. Даже разведчики не всегда могли проникнуть в этот район. Наконец, было решено использовать истребители в качестве штурмовиков. В операции приняли участие группа Анатолия Серова, состоящая из двух эскадрилий И-15, и пять эскадрилий прикрытия. На группу Серова возлагалась основная задача — уничтожить пулемётным огнём самолёты на земле, а также бензозаправщики и зенитные средства, прикрывающие аэродром.

Налёт был совершён на рассвете, при этом была достигнута полная внезапность. Великолепно задуманная и тщательно подготовленная операция прошла исключительно успешно. Штурмовка аэродрома продолжалась без проявления какого-либо сопротивления со стороны растерявшихся итальянцев до полного израсходования боеприпасов на штурмующих самолётах.

10 молниеносных атак произвёл Серов в том налёте на вражеский аэродром. В бой он повёл 50 лётчиков, привёл обратно столько же, не потеряв ни одного. А противник? Пленные потом показали, что на аэродроме было уничтожено более 30 самолётов (один из них — лично Серовым), нуждались в серьёзном ремонте.

Ярости фашистского командования не было предела: расследованием происшедшего занялся лично Муссолини. С этой целью по его приказу из Италии прибыла на сожжёный аэродром специальная комиссия. Нашлись и «виновники»: 2 итальянских офицера были расстреляны прямо перед строем.

Операция по налёту на Гарапенильос впоследствии изучалась не только в нашей стране, но и за рубежом. Правительство Испанской Республики наградило национального героя Испании, советского лётчика Анатолия Константиновича Серова именными золотыми часами, на крышке которых на испанском и русском языках была выгравирована надпись: «За отвагу и доблесть!».

Позже Анатолию Серову пришлось участвовать и в так называемой «Брунетской операции», где он впервые встретился с новейшим немецким истребителем Ме-109В. Известна и его победа 12 октября 1937 года над бомбардировщиком Ju-52, одержанная в группе с И. Финном и Е. Степановым.

В первых числах ноября приказом командующего ВВС республики генерала Сиснероса в целях улучшения управления, мобильности и удобства ведения воздушного боя в истребительной авиации были созданы 2 авиагруппы: бипланов И-15 и монопланов И-16. Командиром группы И-15 был назначен Анатолий Серов. Под его руководством наши лётчики сбили более 70 вражеских самолётов.

Сражаясь в качестве командира звена И-15, затем командира эскадрильи и командира авиагруппы ПВО Мадрида и мадридского фронта, Анатолий Серов совершил около 180 боевых вылетов (имел около 240 часов боевого налёта). Проведя 38 (по другим источникам — 48) воздушных боёв, сбил 15 самолётов противника, из них 8 — лично. Такова статистика, и она говорит о многом.

Крепкими январскими морозами встретила Москва Серова и его друзей. Через некоторое время в Кремле Михаил Иванович Калинин вручил ему боевые ордена и Золотую Звезду Героя.

После возвращения из Испании, Серова назначили на последнюю в его жизни должность — начальника Главной лётной инспекции ВВС. В 1939 году он поступил на Курсы усовершенствования командного состава при Военной академии Генерального штаба. Но проучился там недолго…

11 мая 1939 года Комбриг А. К. Серов погиб в авиакатастрофе вместе с известной лётчицей Полиной Осипенко. В то трагическое утро, несмотря на пасмурную погоду, лётчики Курсов приступили к маршрутным полётам на УТИ-4 — двухместном учебном варианте истребителя И-16. Эти полёты проводились «под колпаком», то есть в закрытой кабине, на одном из подмосковных аэродромов.

Анатолий Серов с Полиной Осипенко с маршрута не вернулись. Немедленно был организован их поиск.

Начальник Курсов первыми поднял в воздух наиболее опытных пилотов: Виктора Рахова, лётчика — испытателя НИИ ВВС и Ивана Лакеева, боевого соратника Анатолия Серова. Долго они летали по маршруту и каждый из них надеялся на лучшее. Там, где шоссейная дорога, рассекавшая поле, подходила к селу Высокому, Виктор Рахов увидел группу людей, собравшихся вокруг дымившигося тёмного пятна. Подъезжали туда и автомашины. В глаза бросилась их тревожная торопливость…

Наиболее вероятной причиной гибели экипажа явилась слабая устойчивость самолёта, приводящая к неожиданному затягиванию его в пикирование, из которого выйти было уже практически невозможно. Это свойство самолёта УТИ-4, кстати говоря, неоднократно отражалось в некоторых документах НИИ ВВС.

Анатолий Серов и Полина Осипенко похоронены в Москве у Кремлёвской стены. В момент похорон этого героического экипажа над Красной площадью пролетела «красная пятёрка» истребителей, ведомая прославленным воздушным бойцом, отличившимся в Испании, Героем Советского Союза Иваном Алексеевичем Лакеевым.

Именем отважного лётчика, награждённого орденами Ленина и Красного Знамени (трижды), назван город в Свердловской области, улицы в Карпинске, Минске, проезд в Москве. Его имя носит теплоход. В посёлке Воронцовка — открыт музей Героя, в Свердловске — установлен бюст.

Апрель 2024
Пн	Вт	Ср	Чт	Пт	Сб	Вс
1	2	3	4	5	6	7
8	9	10	11	12	13	14
15	16	17	18	19	20	21
22	23	24	25	26	27	28
29	30