Родился 27 июня 1920 года в городе Луганске (Украина). Окончил 7 классов средней школы. С 1937 года в рядах Красной Армии. В 1938 году окончил Ворошиловградскую военную авиационную школу пилотов.

С августа 1941 года на фронтах Великой Отечественной войны. Воевал в составе 420-го и 748-го (2-го Гвардейского) бомбардировочных авиационных полков.

К октябрю 1941 года заместитель командира эскадрильи 420-го бомбардировочного авиационного полка (3-я авиационная дивизия, ДБА) младший лейтенант А. И. Молодчий совершил 13 боевых вылетов, нанеся противнику большой урон, одним из первых продемонстрировал большие возможности бомбардировщика Ил-4.

22 октября 1941 года за мужество и воинскую доблесть, проявленные в боях с врагами, удостоен звания Героя Советского Союза.

К октябрю 1942 года заместитель командира эскадрильи 2-го Гвардейского бомбардировочного авиационного полка (3-я авиационная дивизия, АДД) Гвардии капитан А. И. Молодчий совершил 145 боевых вылетов.

31 декабря 1942 года награждён второй медалью «Золотая Звезда».

Всего совершил 311 боевых вылетов на самолётах Ер-2, Ил-4 и В-25 (в том числе 287 ночных). Участвовал во многих бомбардировках крупных военных объектов врага. При выполнении боевых заданий налетал в общей сложности 600 000 километров, в том числе около 190 000 километров — над территорией врага, сбросил свыше 200 тонн бомб на различные военные и промышленные объекты.

После войны окончил Академию Генерального штаба и служил на ответственных должностях в ВВС СССР. В 1962 году ему присвоено воинское звание «Генерал-лейтенант авиации». С 1965 года — в запасе, а затем в отставке. Жил в городе Чернигов (Украина). Умер 9 июня 2002 года.

Награждён орденами: Ленина (трижды), Красного Знамени (трижды), Александра Невского, Отечественной войны 1-й степени, Красной Звезды; медалями, иностранным орденом.

Имя А. А. Молодчего носит стратегический ракетоносец ТУ-160, поступивший на вооружение Российских ВВС в мае 2001 года. Бронзовый бюст дважды Героя Советского Союза А. А. Молодчего установлен в городе Луганске. В городе Чернигове его именем названа улица, на одном из домов и на доме где он жил установлены мемориальные доски.

*     *     *

Александр Игнатьевич Молодчий последние годы жил в Чернигове. Сейчас, из тех, кто помоложе, помнят его не все — такая уже у нас историческая память, а в годы Великой Отечественной войны, в недавние послевоенные десятилетия, его имя знала вся страна — он был одним из самых знаменитых боевых лётчиков!

Это ж сколько ему было в 1941 году, когда разразилась война? По нынешним понятиям — чуть ли не маменькино дитя. А он к тому времени был уже крепким мужиком, командиром звена дальних бомбардировщиков — в полном объёме владел боевым применением самолёта ДБ-3, освоил технику пилотирования вслепую и умел летать ночью! И не только сам, а и как инструктор.

Правда, война для Александра Молодчего началась странно: в первый день военной напасти, вместо того, что бы подниматься в бой, полк, раздав свои самолёты по другим частям, отправился … на переучивание. На заводском аэродроме в Воронеже скопились десятки новеньких, но ещё не доведённых до ума, дальних бомбардировщиков Ер-2. Их предстояло как можно скорее освоить и, по готовности, — на фронт. Эти машины во многом — в скорости, в дальности, в грузоподъёмности — превосходили ДБ-3, но были ещё изрядно недоиспытаны, и всякого рода технической «сырости» хранили в себе много. Даже подходящих моторов для них не нашлось, а смонтированные М-105 были слишком слабы для такой тяжёлой машины.

Но вот первая боевая задача — нанести удар по Берлину. Директиву Сталин подписал 9 августа и к исходу того же дня полк поднялся для перелёта на оперативный аэродром Пушкин, под Ленинградом. Третью эскадрилью вёл он, Молодчий — самый молодой лётчик, а те, что были постарше — и возрастом, и лётным стажем, — держались за ним плотно, чувствуя и уважая в своем лидере и лётное умение, и командирскую волю.

Под вечер 10 августа «Ермолаевы» начала взлёт на задание. Залитые по самые пробки бензином, с полными отсеками бомб — взлёт удавался не всем. Машины не то, что отрывали — буквально отдирали с кромки взлётной полосы. Потом они проседали и, случалось, снова ударяли колёсами о землю, подпрыгивали, зависали в воздухе и, пошатываясь с крыла на крыло, уходили в полёт. Но кто-то уже горел за аэродромом, кому-то «крупно повезло» — лежал в обломках.

Молодчий понимал, как труден и опасен будет отрыв, но больше всего боялся отбоя — вдруг прекратят выпуск и встреча с Берлином не состоится?

Нет, бог милостив — белый флажок ложится вдоль полосы и снимаются все сомнения. Полный газ, ноги с тормозов и машина пошла на разбег. Он тоже подорвал её, но она просела. Шасси, попав в дренажную канаву, там и остались, а самолёт прополз на брюхе и остановился. К Молодчему подкатил командующий ВВС генерал Жигарев, похвалил молодого пилота:

— Молодец, лейтенант, вовремя убрал шасси !

Взлёт остальных самолётов был прекращён, а те немногие, кто сумел взлететь, к целям пробились не все — Берлин отбомбили всего 6 экипажей.

Когда теперь будет он снова? Но было не до Берлина. Обстановка на фронтах жуткая. Господство в воздухе прочно удерживали немцы.

Вскоре Молодчий получил новый Ер-2 и начал с дневных боевых полётов — более простых по условиям навигации и поиска цели, чем ночные, но гораздо более опасных. Объекты удара, в общем-то, не дальние — в получасе, ну от силу в двух часах лёту от линии фронта: переправы, железнодорожные узлы, мосты, аэродромы… они стояли как крепости, ощетинившись огнём защитной артиллерии, а воздух кишел истребителями. На такие цели полагалось бы выходить крупными группами на больших высотах под плотным эскортом истребителей, но куда там — дальние бомбардировщики прорывались к целям мелкими группами, а то и одиночными самолётами без какого-либо прикрытия и боевого обеспечения.

Очередная задача — разведка и удар по скоплениям немецких войск под Новгородом — досталось Александру Молодчему, вроде бы, с некоторым «удобством»: на всем пути лежала предосенняя облачность, обещавшая спокойный выход на цель. Да так и случилось. Экипаж, маскируясь в ней, прошёл в назначенный район вполне благополучно. Но, чтоб провести разведку и нанести удар, пришлось выползать из облаков под их нижнюю кромку. И тут началось. Самолёт будто погрузился в «геенну огненную»: и фюзеляж и крылья на глаза экипажа густо усеивались пробоинами. В свою очередь воздушные стрелки лупили из бортового оружия по вражеским огневым точкам, но что их огонь, по сравнению с тем, что хлестало с земли?

Молодчий задачу выполнил — и ценнейшие сведения добыл и крепкий удар с двух заходов нанёс по чувствительным местам противника. Но домой шёл — снова нырнув в облака — еле удерживая на руках этот, отчаянно чихающий правым мотором, насквозь продырявленный летательный аппарат. Садился на пробитые камеры, чудом не поставив самолёт на нос, а на земле все ахнули — живого места не было: из баков тёк бензин, левый киль с рулём поворота был срезан начисто.

Как же её ремонтировать сердешную? Это же заводская работа! Несколько суток бились над нею бессонные техники, пока привели корабль в лётное состояние. В те дни на прикол для ремонта стало ещё несколько машин, а 3 экипажа не вернулись с боевого задания вообще.

Цели пошли крупные — Брянск, Смоленск, Орша, Витебск… Название русских городов звучали как боевые символы. У каждого свой нрав и Молодчий на этот счёт не заблуждался. Только грани суток чередовались — то днём, то ночью. Ну зачем днём, когда идут такие потери? Ночью — подсветил себе светящимися бомбами и прицеливайся спокойно. Относительно, конечно. Но время удара диктовалось оперативной необходимостью. А такие понятия как живучесть или, там, безопасность, решающей роли, в 1941 году, не играли.

Вот очередная задача — разбомбить железнодорожный узел Унеча. И выпала она Молодчему на ясный солнечный день. Лететь в одиночку — безумие. Собрали кое-как звено. Но один самолёт, из-за неисправности, остался на земле, второй возвратился вскоре после взлёта — задымил мотор. И идёт на бой с врагом лейтенант Александр Молодчий один-одинешенек в бескрайнем небе, всем напоказ.

За линией фронта его торопливо обстреляли, но не попали. А на подходе к цели взяли в клещи Ме-109 и, явно бравируя своим превосходством над одиноким скитальцем, пытались жестами рук и маневрам принудить его к посадке, но доигрались — не заметили как бомбардировщик постепенно приблизился к Унече, подвернул к точке прицеливания и, пока истребители, опомнившись стали занимать огневую позицию, — выложил бомбы по скоплению железнодорожных составов.

Тут же, освободившись от груза и почуяв свободу, Молодчий выжал из машины всё, что мог — запредельным креном, убрав газ, буквально провалился вниз, вывел у самой земли и на бреющем, огибая лесные кроны и пригорки, ушёл от потерявших его «Мессеров». От такого маневра у штурмана и стрелков-радистов появились синяки и ушибы, но зато все были целы.

Полк таял на глаза. Количество экипажей кое-как поддерживалось за счёт остатков тех полков, что уже утратили свою боеспособность и были расформированы, а самолётов становилось всё меньше и меньше.

Молодчий пока держался. Но и он однажды — это было в октябре — не дотянул до своего аэродрома. После ряда ночных рейдов он снова получил дневную задачу и, как всегда, аккуратно справился с нею, но над целью попал под мощный зенитный огонь и изрядно нахватал осколков, а при отходе был схвачен истребителями, и те повредили ему левый мотор. В той драке стрелки, всё же, сбили одного «Мессера», и трудно сказать, чем бы дело кончилось, но тут подоспела наша территория и остальные повернули обратно: как и все истребители, немецкие на любили драться за линией фронта.

Второй мотор тянул на полной мощности, но не выдержал — заклинил и загорелся. Молодчий выбросил экипаж, умудрился приткнуться на фюзеляж у берега подвернувшейся речки и успел отползти от уже горевшей машины. Он потерял создание, видимо удар при приземлении был крепок. Но вскоре очнулся. Экипаж был цел и это было самое главным. Да, не всем и не всегда удавалось вернуться из боевого вылета на свой аэродром. И Молодчий не был исключением. Но не было случая, чтобы он не пробился к цели и не нанёс ей поражения.

Уже в то время он был одним из самых храбрых и умелых фронтовых лётчиков — воевал с каким-то увлекающим азартом и в боевых делах среди лётного состава стал признанным лидером.

Главной угрозой для дальних бомбардировщиков, часто выполнявших не свойственные им боевые задачи днём, оказались немецкие истребители. Вот как описывает один из своих вылетов А. И. Молодчий — единственный из пилотов Ер-2, удостоенный звания Героя Советского Союза в 1941 году:

«Мы летим плотным строем. Наш бомбардировщик зажат в тиски двумя фашистскими истребителями с крестами на крыльях и фюзеляже. Ме-109 подошли так близко, что, казалось, даже зазоров между крыльями нашего самолёта и их почти не было.

— Летящий справа что-то показывает, — докладывает воздушный стрелок Васильев.

— Покажи и ты ему, — вмешивается Панфилов.

Я вначале сделал вид, что не понимаю смысла этих жестов. Немецкий лётчик повторил свои жесты. Стрелять, мол, не будет, потому что нам и так капут. Саша Панфилов не удержался и показал ему в ответ внушительную фигу.

И тут доклад штурмана:

— Впереди цель, что будем делать ?

— Бомбить. — отвечаю утвердительно. — Бомбить будем, Серёжа!»

— Тогда доверни вправо на три градуса.

Я довернул. К нашему удивлению, истребители сделали то же самое. Ещё несколько неописуемо длинных секунд, и наши бомбы полетели в цель. И тут вражеские истребители поняли свой промах. Но для открытия огня им нужно занять исходное положение. А тут ещё и зенитная артиллерия заработала. Им-то что — свои или чужие в воздухе. Ведь бомбы-то сыплются…

Воспользовавшись этим, я резко убрал газ, заложил крутое, недопустимое для бомбардировщика скольжение и камнем полетел к земле. Это произошло неожиданно не только для фашистских лётчиков, но и для экипажа. И главная цель была достигнута. Истребители потеряли нас. А мы перешли на бреющий полёт. И вот теперь-то, «облизывая» каждый овражек, каждый кустик, мы летели, едва не цепляя воздушными винтами землю. Благополучно прошли линию фронта, экипаж ликовал. Ещё одна наша победа! Ни одна из сброшенных нами 14 бомб не вышла за пределы железнодорожного узла».

Однако, далеко не всегда встреча с «Мессерами» заканчивалась для лётчиков Ер-2 столь удачно. 3 октября для нанесения ударов по железнодорожным узлам Новозыбков, Пироговка, Бахмач и Гомель вылетели 16 самолётов Ер-2. Бомбометание осуществлялось в светлое время суток с высоты 500 — 800 метров. Бомбардировщик лейтенанта Володина из 420-го БАП стал жертвой немецких истребителей, а Ер-2 лейтенанта Максименкова из 421-го БАП не вернулся с боевого задания.

22 октября 1941 года наиболее отличившиеся экипажи ВВС Красной Армии, в том числе пилоты и штурманы 420-го и 421-го авиаполков (имевших на вооружении самолёты Ер-2), получили боевые ордена. В числе лучших, удостоенных орденов Ленина, были названы капитан И. Ф. Галинский, лейтенанты А. А. Баленко, Н. А. Мирошников и Н. П. Тыклин. Одновременно, первую «Золотую Звезду» (№ 546) Героя Советского Союза получил заместитель командира эскадрильи младший лейтенант А. И. Молодчий, а комполка Н. И. Новодранов был награждён орденом Красного Знамени.

Он стал Героем в 21 год! Впрочем, опыт и профессиональное мастерство — это, ведь, категории качественные, а не количественные.

Ну, а полк на пороге осени совсем поредел: осталось всего 3 самолёта, из которых только один можно было «привести в чувство»! Пришлось отправляться в заволжскую даль — снова формироваться и переучиваться: на этот раз осваивать Ил-4.

Опытные лётчики, летавшие в прошлом на ДБ-3 (в том числе и Молодчий) овладели машиной быстро и помогли в том трудном деле новичкам, главным образом пришельцам из аэрофлота. В общем, к декабрю полк с комплектом боевых машин вернулся под Москву, на базовый аэродром.

Как и прежде, дальнебомбардировочную авиацию рвали на части. Командующие войсками фронтов требовали применения дальних бомбардировщиков именно в светлое время суток, с малых высот, назначая множество целей для мелких групп и одиночных самолётов. И отбиться и речи не шло — истребители тоже занимались штурмовкой. Зато немецкие истребители нападали на наши самолёты даже в темноте. Один из них подкараулил в февральскую тьму самолёт Молодчего. Вроде бы и атака была скоротечной, а дыр, гад, наделал немало. Тот «Мессер» затеял было и второй заход, да подставился и стрелки свой шанс не упустили — срезали его. Но радости было мало — потёк бензин, а до линии фронта ещё полчаса. На резервной группе баков Молодчий к своим, всё же, дотянул и, пока не заглохли моторы, перешёл на снижение, ещё не зная где сядет. Экипажу дал команду покинуть самолёт, но те уговорили командира оставить их на своих местах: раз командир остается в машине значит и с ними всё будет в порядке — верили ему абсолютно.

Лесная белая поляна была так мала, что посадка на ней представлялась просто немыслимой, но ничего лучшего вблизи не предвиделось. Как уже там Молодчий манипулировал закрылками и газом — объяснить невозможно, но он сели, и машину сумел сохранить.

Когда через неделю экипаж появился на аэродроме, полк встретил его бурно, но от командира за такую рискованную посадку, как и за ту, предыдущую, досталось крепко: «Почему в безнадежной и гибельной ситуации Молодчий отказывается от применения парашюта? Побаивается, что ли ? Да нет, он не раз прыгал до войны, напрыгался и после её окончания, будучи уже командиром полка. Но в боевой обстановке он хотел, чтоб его фронтовой экипаж был твёрдо уверен, что их командир, без крайних обстоятельств, машину не покинет и никого из них под смертельную опасность никогда не подставит.

Конечно, командирское внушение штука запоминающаяся, но нечто подобное той зимней внеаэродромной посадки, в том же исполнении, произошло почти год спустя в чёрную весеннюю ночь, когда, снова, не выбросив экипажа, Молодчий сел с остановившимися моторами на «что бог послал», и только утром разглядел — да это ж …деревенский аэродром. В общем — Молодчий был верен себе.

Уже шёл март 1942 года. К тому времени потери дальнебомбардировочной авиации вышли за грань катастрофы: из более чем 1000 боевых самолётов и экипажей — в строю оставалась едва ли одна треть, половина из которых уже не могла подняться в воздух. При такой децентрализации управления иного исхода быть не могло. Назревали перемены. Вскоре ДБА была преобразована в авиацию Дальнего действия и подчинена непосредственно Ставке Верховного Главнокомандования. Командующим АДД был назначен генерал Голованов (в ближайшем будущем — главный маршал авиации).

С той поры в принципах применения дальних бомбардировщиков стало многое видоизменяться: боевые действия обрели характер, в основном, ночных сосредоточенных и массированных действий по наиболее важным объектам противника, увеличилась глубина ударов, возникли новые боевые порядки. Нельзя было не заметить, как резко сократились потери боевого состава и значительно повысилась эффективность выполнения оперативных задач Ставки.

Молодчий воспринял суть этих перемен как дело давно ожидаемое (особенно по части перевода боевых действий на ночное время) и по-прежнему никому не уступил лидерства по количеству успешно выполненных боевых заданий.

Но дело не в счёте. Куда важнее был другой критерий — мера нанесённого врагу урона, в чем огромная роль, конечно же, принадлежала великолепному штурману Сергею Куликову. Умница, скромняга, человек благородной храбрости — он водил машину по ниточке, бомбы свои укладывал в цель аккуратно и всегда уходил от объекта удара с видимым результатом своего бомбардирского искусства.

Куликов был заметно старше Молодчего, да и званием повыше, но с первого дня их боевого знакомства понял — командир достался ему как в награду. Не чаял души в своем «дорогом Серёге» и Молодчий — берёг его и гордился им безмерно. К слову — прекрасны были и стрелки-радисты Панфилов и Васильев: 5 сбытых Ме-109 — это редкий счёт для экипажа бомбардировщика, на зависть многим истребителям.

Вот такой это был экипаж — слаженный, инициативный. Однажды Молодчий вызвался разбомбить мост, через который шли немецкие эшелоны в сторону Ленинграда, к базе снабжения. И мост, и рядом лежащую станцию уже не раз подвергали бомбёжке, но немцы их быстро восстанавливали и всё начиналось сначала.

И вот теперь Молодчий с Куликовым решили разделаться с мостом в одиночку.

— Да вас же моментально слижут, — парировал их энтузиазм командир полка. — И близко к мосту не подпустят. Представляете, какая там оборона ?

— Представляю, — отвечал Молодчий, — но я знаю как разрушить мост.

И настоял на своём. В мрачную ночь, с нависшими над землей облаками и моросящим дождем, Молодчий взял курс на цель, а когда чуть рассвело, он шёл уже на предельно малой высоте над самой нитью железной дороги прямо на мост. Ничтожная видимость и быстро перемещающаяся цель затрудняли немецким пушкарям ведение прицельного огня, но огневую кутерьму они устроили знатную. Куликов глаз не сводил с линии пути, а когда появился мост — растянул плотную серию по полотну между фермами. В ту же минуту, с уходом последней бомбы, Молодчий вошёл в облака и был таков.

Это были специальные бомбы, с мощными крючьями для ухвата за мостовые переплёты и с замедлением взрыва на 27 секунд. Когда теперь узнаешь о результате удара? Но агентурная информация не задержалась: левая ферма упала в воду, мост надолго вышел из строя, несколько пробоин в фюзеляже — не в счёт.

Но к лету 1942 года такие цели стали уже редкостью, преобладали более ближние — опорные пункты, переправы, плацдармы и нечто им подобное. В ночь вылетали по 2-3 раза с полной боевой выкладкой.

На предполётной подготовке к очередному вылету Молодчий неожиданно сказал:

— Нужно увеличить максимальную бомбовую нагрузку ещё на полтонны.

Сказал утвердительно, как о деле решённом. Куда же её увеличивать — закипятились оппоненты, — если она и так превзошла нормальный вес в 2 раза? Да самолёт и не взлетит! Но Молодчий в успехе своего замысла не сомневался и в очередной боевой полёт вышел с сумасшедшим весом. За ним, спустя время, пошли и другие. Не все, правда.

Однако ж, не каждое новшество даётся даром: от дополнительной 500-кг бомбы центровка самолёта поехала назад и хвост на взлёте стал подниматься медленно, с большими усилиями на штурвале. Это изрядно удлиняло длину разбега и Молодчий, поразмыслив, придумал какую-то механику для облегчения подъёма хвоста, но не решился её внедрять — нужна была поддержка главного конструктора.

Приехал сам С. В. Ильюшин. Посмотрел на всё это вольнодумство и, молча, уехал — мол, делайте, что хотите. Он вообще неодобрительно относился к супертяжёлой бомбовой нагрузке, а тут ещё какие-то приспособления. Но Молодчий и без него решил занимавшую его проблему. Супервес вошёл в норму.

И вдруг, среди горячки боевых полётов — командировка.

— Отправляйся на завод, — было сказано — там тебя ждут: проведёшь испытания бензосистемы с подвесными баками.

«К чему они, баки? — недоумевал Молодчий. — Радиуса полёта и так хватает на все наши цели». Однако испытания провёл успешно и через неделю первый экземпляр доработанной машины пригнал в полк. Принялись и за другие самолёты — прямо в строю. Доработки оказались несложными и уже в июле, в разгар Сталинградской оборонительной операции, командующий АДД направил более 200 отборных экипажей на бомбардировку военных объектов Восточной Пруссии — Данцига, Кёнигсберга…

Что, там, противовоздушная оборона этих городов! Грозовые фронты, стоявшие поперёк дороги к ним, — вот это «оборона»! Не все смогли проникнуть к целями, а немало было и тех, кто в грозах увяз навечно. Но экипаж Молодчего бомбил и Данциг и Кёнигсберг. А когда в августе, сквозь жуткий разгул стихии и зенитный кошмар, пробился с немногими другими к центру Берлина — душа его запела: видно это цель была для него самой заветной и от избытка чувств, несмотря на строгий режим радиомолчания и и ничтожный шанс выбраться отсюда живым — отклепал под своим индексом: «Москва. Кремль. Товарищу Сталину. Находимся над Берлином. Задание выполнили!».

Получение радиограммы земля подтвердила. Но дошла ли она до адресата? И вдруг, прямым текстом — на борт: «Всё понятно. Благодарим. Желаем благополучного возвращения». Сомнений не было: это был Он, сам «Адресат»!

В те же дни, купаясь в волнах карпатских циклонов, Молодчий бомбил и Будапешт, и Бухарест. И снова Сталинград: войска, аэродромы, железнодорожные узлы… По 2 вылета в ночь — то с базового аэродрома, то с прифронтовых.

На самом исходе 1942 года капитан А. И. Молодчий получил вторую «Золотую Звезду» Героя Советского Союза. Он один из первых в АДД стал Героем — первым дважды! В 22 года!

Такой успех не каждому по волевой устойчивости, но Александр не колебнулся — спокойно воевал до конца войны и большую часть из своих 311 боевых вылетов, произвёл уже после награждения второй «Золотой Звездой».

Правда, командование забеспокоилось — решило, всё же, «подстраховать» судьбу дважды Героя и ближе к осени предложило Молодчему учёбу в академии, но он решительно отверг такую перспективу — командир эскадрильи, в составе которой 6 (!) Героев Советского Союза (в том числе и штурман эскадрильи Сергей Куликов) — ну как он бросит в разгар войны своих ребят па поле боя?!

И всё же его легонько «подтормаживали» — то отпуск небольшой дали с родителями повидаться, то стали отвлекать на какие-то малозначительные полёты. В середине 1944 года (это уже после битвы на Курской дуге и воздушной операции по выводу из войны Финляндии) командир дивизии, не спрашивая согласия, назначил Молодчего инспектором дивизии по технике пилотирования. Ему хоть и не удалось отбиться от этой получиновничьей должности, но он, всё же, настоял, чтоб за ним был закреплён и экипаж и самолёт. На нём инспектор и летал, не столько по инспекторским обязанностям, сколько… на боевые задания. (Войну лётчики 2-го Гвардейского БАП заканчивали летая уже на американских самолётах В-25. Известно, что самолёт Молодчего имел в носовой части фюзеляжа, за штурманской кабиной надпись «Олег Кошевой».)

Но не лежала душа у него к новой службе. Потом привык — научился отрабатывать документы, графики. Позже стал инспектором корпуса. Забот прибавилось, но от боевых полётов не отошёл — участвовал и в Кёнигсбергской и в Берлинской воздушных операциях.

А закончилась война — назначили командиром полка. Тут бы и в Академию, но ему дали дивизию. Ещё долго пришлось долётывать самолёты военного времени, пока не пришли им на смену четырёхмоторные дальние бомбардировщики Ту-4. За ними последовал бурный «приход» тяжёлых реактивных самолётов. Появилась и атомная бомба. И всё это в спрессованное время. Напряжение лётной жизни в те годы было невероятным.

Но вот, Андрей Николаевич Туполев выкатил новый корабль — межконтинентальный стратегический бомбардировщик Ту-95. Это — аж до Америки и обратно!

Государственное руководство приняло решение сформировать авиадивизию. Стал вопрос и о её командире. Случай тут особый — выдвижением не обойтись, если по штату даже командиры полков — генералы. Среди множества прекрасных и опытных командиров дивизий предпочли Александра Молодчего — умелого, инициативного, самого молодого и талантливого генерала.

Ему одновременно пришлось и огромный, сверхклассный аэродром доводить до ума и принимать первые корабли — носители ядерного оружия. Полёты вокруг аэродрома и на коротких маршрутах длились недолго. Вскоре, сколотив вокруг себя группу наиболее крепких экипажей, комдив повёл их к Северному полюсу, за полюс, в Атлантику, где лежали ближайшие пути к вероятному противнику. Потом подросли другие экипажи. Дивизия наливалась крепкой боевой силой, формировала новые эскадрильи и полки, стала на ядерное дежурство.

Но вот пришло время и высоким наукам. В 1959 году, после окончания Академии Генерального штаба, Александр Иванович был назначен командиром дальневосточного корпуса Дальней авиации. Корпус крупный, рассредоточенный на половине России — 2 дивизии стратегических бомбардировщиков, одна дивизия — дальних и несколько отдельных полков. На огромных оперативных просторах есть где развернуться. Молодчий тренирует свои полки на океанских и заполярных маршрутах, на незнакомых полигонах, отрабатывает дозаправку топливом в полёте. Да и сам, меняя типы машин, вдруг устремляется, во главе боевых групп, то к дальним рубежам Тихого океана, то к северным широтам, а по завершении тех рейдов нередко садится на береговых или островных тундровых аэродромах — Чекуровка, мыса Шмидта, острова Врангеля…

Крепкий был корпус у Молодчего — собранный, слётанный — ни погода, ни время суток ему не помеха. Комкор неутомим, работает много — ищет новые пути повышения боеготовности. Он инициативен и настойчив, но не во всех своих начинаниях находит поддержку у нового Командующего Дальней авиации. В споре с ним постепенно возникает острейший конфликт, в котором, как показало время, прав оказался Молодчий. И трудно сказать, чем ещё он мог завершиться, если бы не вмешалось случайное обстоятельство — Молодчий приболел, прихватило сердце. Отлежаться бы — и дело с концом. Но командующий этот случай не упустил — направил на Восток целую бригаду врачей со строгим предписанием — списать «мятежника». И те не ослушались.

А «мятежнику» всего 45 лет! Он и в 70 был крепок как орешек и только позже, потеряв Александру Дмитриевну, — с юности свою супругу, которую всю жизнь любил нежно и преданно, — немного сдал. Но недуги не укротили его нравственную силу.

Несмотря на свою «географическую» оторванность, он не только хорошо сведущ в авиационных событиях, но и, как прежде, строг в своих взглядах на явления общественной жизни и непримирим в суждениях о человеческих поступках. Написал несколько книг воспоминаний о своей фронтовой деятельности. Его хорошо знают и высоко чтут в авиационной среде, в лётном братстве. А недавно поднялся в небо новенький сверхзвуковой стратегический бомбардировщик Ту-160 «АЛЕКСАНДР МОЛОДЧИЙ»…

Генерал-полковник авиации Василий Решетников